Когда, издав последнюю пронзительную ноту, старик понес священный инструмент назад в лес, женщины вернулись и начался танец. Он продолжался недолго. Послышались отчаянные вопли, и Бёльдеке увидел, как на площадке появился тот же старик, который с помощью двух молодых людей вел сопротивлявшуюся девушку. Было понятно, что, по мнению кауабери, она увидела священную флейту. Женщины снова скрылись, девушку затащили в хижину и там умертвили, а труп, по обычаю, сожгли. На следующий день ее кости растолкли в специально предназначенной для этого колоде, залили кашири и все мужчины пили этот напиток. Затем напряжение стало спадать, женщины оказались вместе с мужчинами, и праздник завершился всеобщим весельем. Бёльдеке с женой и дочкой воспользовались тем, что от выпитого кашири и ночного бдения индейцев сморил сон, и покинули селение.
Эта история может показаться выдуманной, так как ничем не подтверждается, кроме слов самого автора. Однако в целом описание праздника правдоподобно. Если все виденное Бёльдеке действительно имело место, можно не сомневаться, что убитая, сожженная и выпитая с кашири девушка — не случайная свидетельница, а заранее намеченная жертва. Ритуально-мифологический смысл действий индейцев понятен. В останках убитой, с их точки зрения, сосредоточена некая жизненная сила, присущая предкам и вообще мертвым, которую якобы и приобрели после совершения обряда мужчины. Однако нас в данном случае больше интересует социальное значение виденного Бёльдеке происшествия. Оно состоит прежде всего в том, что мужчины, и особенно старейшины, добивались таким путем подчинения от женщин племени, отлично сознававших, что следующей жертвой «флейты дьявола» скорее всего станет та из них, которая чем-то не угодит организаторам обряда.
Не приходится удивляться и тому, что на долю женщин в первобытных индейских обществах, как правило, выпадает значительно больше тяжелой и неприятной работы, чем на долю мужчин. В частности, при переселениях и походах мужчина обычно несет лишь собственное оружие, тогда как его жена — весь остальной скарб весом в несколько десятков килограммов.
Первенствующее положение мужчин, равно как и их численное преобладание над женщинами, у большинства индейцев определили отношение обоих полов к «моде» на украшения. Хорошо известны роскошные головные уборы, браслеты и гирлянды из перьев, которые изготовляли коренные обитатели континента. Особенно непревзойденного мастерства достигли в этом искусстве индейцы тупи. Из рук древних ювелиров Панамы, Колумбии и Коста-Рики вышли золотые подвески и ожерелья, обладанием которыми гордятся крупнейшие музеи мира. Практически все эти украшения, как металлические, так и сделанные из перьев, когда-то носили мужчины — шаманы и воины. На изображениях древнеперуанской культуры мочика мужчины в роскошных нарядах резко контрастируют с женщинами, одетыми в рубашки-балахоны и почти лишенными украшений. При изготовлении сосудов в виде голов людей, гончары мочика добились удивительной точности в передаче индивидуальных особенностей человеческих лиц. Мужские лица отличаются одухотворенностью, благородством и властностью, изредка попадающиеся женщины — унылым равнодушием, свидетельствующим об отсутствии малейшего интереса художника к изображаемому объекту.
Карибы
Не следует, однако, думать, что в первобытном обществе женщины составляли своего рода эксплуатируемый класс. Отношения между полами в индейской общине характеризуются не только известным неравноправием, но и сотрудничеством. Возможно, что доля, которую вносят в общий котел мужчины, порой достается им легче, чем женщинам, однако они не могут произвольно менять ее и вносить меньше общепринятой нормы.
Существование первобытной общины немыслимо без постоянного обмена людьми (при заключении браков), а также продуктами и услугами. Тот, кто что-нибудь добывает или производит, не пользуется, как правило, продуктами своего труда, а передает другим. В свою очередь он уверен, что получит от родственников и соседей то, в чем нуждается сам.
Средствами мифа и ритуала община постоянно напоминает об этом своим членам, особо подчеркивая долг мужчин снабжать мясом женщин. У венесуэльских макиритаре, например, во время «праздника кокеритовой пальмы», который приурочивают к возвращению мужчин из дальней охотничьей экспедиции, женщины набрасываются на мужей с кулаками, а охотники, делая вид, что побеждены, передают им добытое мясо. Это единственный день в году, когда женщинам разрешается проникнуть в центральное помещение большого общинного жилища, выполняющего роль мужского дома. Собравшись там, они устраивают пир.
У боливийских такана в начале 50-х годов нашего столетия был записан миф, представляющий собой перевернутый сюжет о свержении власти женщин. В нем говорится, будто раньше мужчины прятали мясо убитых животных, отдавая оставшимся дома членам семьи только кости. Но один юноша как-то принес добычу матери (по другой версии, жена проследила за мужем). Узнав, что их обманывают, женщины отравили мужчин, оставив в живых только мальчиков. Когда те выросли, они уже хорошо знали, кому следует отдавать добычу. Согласно еще одному информатору, мужчины, узнав, что их тайна раскрыта, полезли на небо по бамбуковым жердям, но упали и разбились.
И все же в условиях, когда боевым и охотничьим оружием монопольно распоряжаются мужчины, порой возникают аномальные общества, в которых представители разных полов являют собой как бы два разных, враждебных народа. Примером служат карибы Малых Антильских островов, где мужчины считались потомками завоевателей с материка, а женщины — истребленных теми араваков, живших в прошлом на островах. Обе половины племени говорили на разных языках. В действительности, конечно, в жилах тех и других текла равная смесь карибской и аравакской крови, и даже свой язык мужчины восприняли от уничтоженного населения. Подобно женскому языку он принадлежал к аравакской семье, только карибских заимствований в нем было больше. Разделение племени поддерживалось искусственно, ибо если в семье рождался мальчик, его воспитывали как будущего повелителя, если же девочка — как рабыню.
Вряд ли случайно то, что среди южноамериканских индейцев карибы Малых Антильских островов и побережья Гвианы отличались особой воинственностью. К моменту открытия Америки они неуклонно теснили все соседние племена, а в XVI–XVIII веках наносили большой урон испанцам на Ориноко. По крайней мере до Колумба карибы не выделялись среди других индейцев ни лучшим вооружением, ни превосходящей численностью. Их отличали агрессивность, мужество и жестокость. Подобно тупинамба карибы поедали пленников, но в отличие от бразильских индейцев старались сделать их смерть по возможности нелегкой. Впрочем, выдержка, проявленная жертвой, оценивалась по достоинству.
Ояна
Как уже говорилось, подростков во время инициаций чаще всего заставляли переносить более или менее сильные физические страдания. От мальчиков в этих случаях требовалось показать стойкость и силу воли.
Аналогичным испытаниям нередко подвергались и взрослые мужчины, соревновавшиеся в том, кто из них сможет продемонстрировать наибольшее мужество. В результате подобной закалки воины становились менее чувствительны к собственной и чужой боли, безжалостны к врагу.
Как и в других случаях, когда те или иные действия являлись объективно полезными для общества, но их последствия бывали столь отдаленны, что осознавались индейцами с трудом, жестокие способы посвятительных испытаний находили оправдание и объяснение в религии. Считалось, что обряды установил бог — покровитель племени, заветы которого нельзя не исполнить, а физические страдания связывались с жаром, энергией, исходящей от предков.
В Южной Америке, к северу от Амазонки, а также в Андах, во время праздников воплощения духов было почти повсеместно распространено ритуальное бичевание. Часто ему подвергались все члены племени, но мужчины и мальчики-подростки в большей степени, чем женщины и дети.
Другим распространенным методом проверки мужества у южноамериканских индейцев являлось испытание муравьями. В начале XVIII века претендент на должность вождя у одного из племен на Ориноко должен был пройти тройное испытание: бичевание, укусы муравьев и, наконец, поджаривание на огне. Если после всего этого он оставался жив, глава общины приобретал полное моральное право на применение самых крутых мер к своим врагам, а кроме того, получал такой «заряд энергии», которого должно было надолго хватить и ему самому, и его родичам.
Виртуозного искусства в применении муравьев в качестве средства, укрепляющего мужество мальчиков и наделяющего их силой предков, достигли карибы ояна во французской Гвиане. Это небольшое сейчас племя, вскользь упомянутое на предыдущих страницах, заслуживает более близкого знакомства.
Начать с того, что от названия «ояна», вероятно, происходит и «Гвиана». Все, кому за последние сто лет удавалось побывать в селениях племени ояна, восхищались тем, как они украшают свои мужские дома — паколо. В самом центре, под куполом, крепится деревянный диск диаметром более метра. В прошлом вырезать его с помощью каменных орудий было нелегким делом. Поверхность диска тщательно полировали, а затем кисточкой из человеческого волоса наносили красочные изображения. Мы видим здесь фигуры людей, животных и птиц, однако основное место занимают двуглавые чудовища мараке, или духи-анаконды, которых почитает большинство карибов Гвианы. Их изображения встречаются также на камнях у реки. По-видимому, роспись на деревянном диске под куполом паколо передает символическую картину мира, хотя еще ни одному из этнографов не удалось ее детально расшифровать.
История племени ояна, как и большинства других коренных обитателей южноамериканских лесов и саванн, это перечень нескончаемых войн с соседями. Традиционными противниками карибов французской Гвианы являлись оямпи — одно из племен тупи, несколько веков назад переселившееся к северу от Амазонки. Однако потом появился новый, куда более страшный враг — «лесные негры». Вплоть до середины XIX века европейцы ввозили в Южную Америку африканских рабов. Те тысячами бежали в сельву. Потомки рабов стали говорить на европейских языках, но восприняли образ жизни и тип хозяйства индейцев. Между прежними хозяевами лесов и пришельцами разгорелась вражда. Карибы уподобляли негров самым страшным демонам и боялись чрезвычайно. Одно из племен лесных негров, бони, взяло под свой контроль внутренние районы французской Гвианы и обрушилось на ояна. В былое время индейцы, возможно, отразили бы натиск, однако в XX веке они страдали от эпидемий, тогда как бони давно привыкли к европейским болезням.