Как и в Южной Америке, у папуасов и меланезийцев активными участниками праздников воплощения предков обычно были только мужчины. Такого рода обряды подробно исследованы ленинградским этнографом Б. Н. Путиловым, которому довелось побывать на Новой Гвинее. Как и у индейцев, ритуальное неравноправие женщин коренилось в системе половозрастного разделения труда, в характере брачных отношений. Путилов пишет, что «церемонии как бы утверждали значимость оппозиции мужского и женского мира и господствующую роль мужского начала в определенных, очень важных жизненных сферах. Отсюда — активная и последовательная настойчивость мужчин строго осуществлять дифференциацию, соблюдать правила табуирования, поддерживать статус преимущественной стороны и всячески стимулировать систему представлений об иной природе женщин, исключающей их из ритуального цикла, как и из ряда других жизненных сфер, обозначенных как мужские… Ритуальная оппозиция мужского и женского мира была продолжением оппозиции бытовой, получавшей выражение в дислокальности брачной жизни, дифференциации хозяйственных обязанностей, принижении женщины в известных обстоятельствах и др.»
Поразительно сходен у папуасов и амазонских индейцев набор священных музыкальных инструментов. Здесь и там он включал гуделку, гонг из полого ствола дерева, а также деревянные и бамбуковые флейты или трубы до нескольких метров длиной. Форма и назначение больших духовых инструментов, связанные с ними поверья и мифы в Америке и на Новой Гвинее на редкость похожи. У папуасов, например, флейты мыслились чудовищными птицами. Часто они составляли пары. Инструменты «кормили», втирая в них жир или кладя в отверстия кусочки свинины. Женщины ни при каких обстоятельствах не должны были видеть флейты. Их участие в соответствующих церемониях в лучшем случае заключалось в том, что, сидя в хижинах, они должны были высовывать наружу палочки с насаженными на конце кусочками мяса. Считалось, будто эту пищу поедают духи флейт. Очень похожие обряды описаны этнографами у многих южноамериканских племен.
Зато маски, культовые статуи и прочие предметы изобразительного искусства папуасов и меланезийцев лишены специфического сходства с индейскими образцами. Здесь допустимо говорить лишь об общности основных верований, о близости самой структуры ритуала. В дни праздника поминовения умерших, сопровождавшегося инициацией мальчиков, обитатели севера Новой Ирландии изготовляли деревянные и плетеные фигуры малангган с человеческим черепом в центре. Они изображали солнце. После завершения ритуалов фигуры сжигали, и вселявшиеся в них предки якобы возвращались в свой мир.
В Меланезии и на Новой Гвинее, как и в Южной Америке, широко распространены мифы о том, что тайной священных инструментов и масок первоначально владели женщины. Иногда (подобно тому как это было в мифах гвианских карибов) женщина служит посредником между мужчинами и духами. Так, о происхождении малангган рассказывается, будто душа спящей женщины попала в дом карликов, которые как раз делали священные диски. Проснувшись, она обо всем рассказала мужчинам. Те чрезвычайно обрадовались, узнав секрет ритуалов, но женщину тем не менее убили.
Миф прибрежных папуасов нгаинг напоминает традицию мундуруку: в нем подчеркивается, что женщины первоначально владели не только священными горнами, но и самим мужским домом. Однако они вместе с детьми довели это место до такого состояния, что мужчины выгнали их и больше туда не пускали. Оказалось, что и горны стали звучать у них лучше.
У племени арапеш (бассейн реки Сепик) популярны известные в нескольких южноамериканских мифологиях мотивы происхождения священных предметов из воды. Один человек услышал доносившиеся из озера чудесные звуки. Он спустился в нижний мир, где женщина-предок дала ему священные флейты, попросив не играть на них два месяца. Запрет, конечно, был нарушен, поэтому духи унесли инструменты назад, но мужчины сделали такие же из бамбука.
У многих племен Северо-Западной Амазонии происхождение горнов и флейт объясняет такое предание: мифический персонаж пожирает мальчиков и за это брошен в костер; из его праха вырастает пальма, давшая материал для изготовления священных музыкальных инструментов, согласно ряду версий попавших первоначально в руки женщин. Этот миф имеет точные соответствия на Новой Гвинее. Так, по словам папуасов одного из племен индонезийской части острова, на могиле убитого людоеда вырос бамбук. Сделанные из него флейты вначале оказались у женщин, но мужчины убили женщин и забрали инструменты себе. Не менее интересно предание папуасов элема. Те рассказывают, будто какой-то мужчина обладал голосом, который ныне издают гуделки. Он жил в мужском доме, куда в то время еще имели право заходить женщины. Одну из них этот мифический персонаж по какой-то причине убил и съел. Муж женщины сжег людоеда вместе с домом, но дух того переселился в дерево, из которого ныне изготовляют гуделки.
Знакомы папуасы и с амазонками, а также с историей «женского бунта». Однажды мужчины племени маринд-аним ушли добывать мясо для праздника. Однако женщины убили возвращавшихся мужей, надели их украшения и сами стали петь и плясать. Двое мужчин спаслись на дереве, и их женщины решили сохранить для себя. Эта история похожа на целый ряд южноамериканских мифов. Конец ее имеет два варианта. Согласно одному, герои наказали женщин. По другому, те, видимо, спаслись и превратились в амазонок. Во всяком случае, маринд-аним верили в племя женщин, которые носят оружие и охотятся за головами.
Аналогии между мифами и ритуалами южноамериканских индейцев и народов Новой Гвинеи и Меланезии были бы менее впечатляющими, если бы те же самые культурные явления прослеживались в равной мере у австралийцев. Однако аборигенам этого континента знакомы лишь идея гуделки как чудовища, пожирающего подростков, и культ прародительниц, стоявших у основания священной традиции, перешедшей позже к мужчинам. Более точных параллелей ритуалам и верованиям индейцев в Австралии нет. В частности, здесь неизвестны мифы о женщинах-воительницах, о борьбе мужчин с женщинами и свержении власти последних, а значение духовых музыкальных инструментов в культе несравненно меньше, чем гуделок. Некоторые видные этнографы полагают, что даже представления о прародительницах, совершавших ныне запретные для женщин ритуалы, были распространены главным образом на северо-востоке Австралии, то есть там, где ощущалось влияние папуасов и меланезийцев.
Если бы формы праздников воплощения духов и связанные с ними сюжеты мифов, зафиксированные в Южной Америке и на Новой Гвинее, неизбежно возникали в любом первобытном обществе, то почему в Австралии они получили меньшее распространение, чем у папуасов? Быть может, причина в том, что австралийцы к моменту появления европейцев оставались бродячими охотниками-собирателями, в то время как основу хозяйства у индейцев Амазонии и Меланезии — Новой Гвинеи в равной мере составляло земледелие?
Если говорить только о сходстве мифов, то это, безусловно, неверное объяснение. В Южной Америке предания о переходе священной ритуальной традиции от женщин к мужчинам имели наибольшее значение как раз у огнеземельцев, стоявших примерно на той же ступени общественно-экономического развития, что и австралийцы. Аналогии между мифами, записанными на крайнем юге и северо-западе Южной Америки, позволяют относить распространение соответствующих сюжетов к IX–VII тысячелетиям до н. э. и связывать с культурной общностью охотничьих племен, живших в то время вдоль всего западного края континента. Сходные мифологические сюжеты могли возникать независимо друг от друга в разных районах мира, но, прежде чем ссылаться на это, необходимо проверить, не идет ли здесь речь о миграции сюжета, о его заимствовании от племени к племени.
С гораздо большим основанием можно предполагать зависимость между формами хозяйства и распространением определенных типов музыкальных инструментов. Многометровые горны и флейты и тем более гонги-колоды трудно носить с собой, ведя бродячий образ жизни, свойственный охотникам-собирателям. Как на Новой Гвинее, так и в Южной Америке подобные крупные инструменты скорее всего действительно появились лишь после распространения земледелия.
Таким образом, сходство мифологических сюжетов — более серьезный аргумент в пользу древних культурных связей между обитателями удаленных друг от друга областей, чем аналогии, касающиеся употребления тех или иных культовых предметов. Однако и здесь надо заметить, что как индейские, так и папуасские большие трубы и флейты могли с появлением оседлости развиться из небольших музыкальных инструментов — дудочек, рожков, свистков. Но уверенности в том, что все первобытные племена употребляли подобные инструменты в равной мере, нет. Не исключено, что первоначально подобная традиция получила особое распространение на территории Азии, откуда проникла как в Меланезию, так и в Америку. Предки индейцев и папуасов не были родственны между собой, однако они могли принадлежать к очень большому кругу азиатских племен, обладавших сходной культурой. С точки зрения археологов и антропологов, заселение Новой Гвинеи племенами, первоначально жившими на азиатском материке, такой же несомненный факт, как и азиатское происхождение американских аборигенов.
Проблема, однако, предстает в ином свете, если учесть, что помимо Южной Америки и Меланезии, большие ритуальные трубы известны также в Центральной Африке. Хотя отдельные особенности данного культа знакомы живущим в Заире неграм, он характерен прежде всего для пигмеев, первобытных охотников великого леса Итури. В отличие от индейцев, папуасов и аборигенов Австралии, у пигмеев женщины занимают достаточно равноправное положение с мужчинами. Тем не менее присутствовать при обрядах с трубами им строго запрещено. Инструменты, как и сам ритуал, носят название молимо. Это имя лесного духа — то ли леопарда, то ли слона. Церемонии совершаются по случаю похорон, но несмотря на это, вызывают у членов общины не только торжественное, но и радостное