От звуков этого голоса в мою душу вползает холодный, липкий, обволакивающий любые мысли страх. Я больше не ощущаю присутствия Талисмана, хотя отчетливо вижу блики заходящего солнца на его гранях.
– Вставай, Дана, – ксальтоун протягивает мне руку, помогая подняться. – Должно быть, ты не слишком хорошо себя чувствуешь? Это пройдет. Видишь ли, я не могу позволить, чтобы ты опять улизнула или уничтожила кого-нибудь из моих людей… Что ты хочешь спросить? Как я тебя нашел? С моего откровенного попустительства ты и твой друг столь романтично и стремительно сбежали из Бельверуса. Следом за вами устремился Ораст. Оставалось набраться терпения и ждать, пока некая упрямая и настойчивая парочка отыщет исчезнувший Каримэнон. Говоря откровенно, я не сомневался, что вы своего добьетесь, хотя порой Орасту приходилось наставлять вас на путь истинный. Вас препроводили до Врат Кезанкии, после чего мой верный ученик сообщил, что вы скрылись в подгорном царстве и неизвестно, когда вернетесь.
Менхотеп совершенно отеческим жестом приобнял меня за плечи и повлек за собой – туда, где несколько человек окружили неподвижного Эллара – продолжая невозмутимо рассказывать:
– Дабы лично присутствовать при завершении долгой и славной охоты, я покинул Бельверус и, использовав кое-какие простейшие заклинания перемещения в пространстве, прибыл сюда. Нет-нет, я не собираюсь насильно отнимать твое сокровище. И убивать дорогих тебе людей тоже. Ты ведь не хочешь, чтобы они умерли? Знаешь, я предпочитаю учиться, добывая знания у других. Ваша предприимчивая троица даст мне ответы на кое-какие вопросы, а потом… Потом посмотрим. Только не надо делать такие яростные глаза. К сожалению, дорогая Дана Эрде, сейчас ты бессильна, хотя твой драгоценный Камешек болтается у тебя на шее. Объяснить, почему? Пришлось перерыть кучу пыльных фолиантов, прежде чем я создал подходящее заклинание, удерживающее в плену твою неугомонную душу и довольно симпатичное тело. Камень не беспокоится, полагая, что ты спишь. Кстати, твои друзья тоже мирно дремлют, – ксальтоун вытащил из складок хламиды полосатый, точно оса, короткий дротик и показал мне. – Немного черного лотоса, немного ароматных вендийских травок, немного магии и совершенно никакого шума.
– Скоро закончим, господин, – с почтительным поклоном уведомил ксальтоуна тип, распоряжавшийся хлопотами вокруг начавшего приходить в себя Рабирийца. – Остался только шлем, и порядок. Желаете взглянуть?
– Смотри-ка, твой друг оказался крепче, чем я предполагал, – с легким изумлением заметил Менхотеп и доверительно наклонился ко мне: – Я знаю, что он сделал в Демсварте, и догадался, кто он такой, но в подобное верится с трудом… Тебе-то, как ученице и заодно любовнице, наверняка известна правда? Скажи, он на самом деле Темный Всадник?
Я посмотрела на Эллара. Его усадили, прислонив спиной к валуну. Черная потрепанная куртка с серебряными нашлепками, которую он обычно носил, лежала неподалеку, в нее тщательно завернули длинный меч моего приятеля. Двое слуг Менхотепа возились с болтами странного вида оков, застегнутых на лодыжках и запястьях мага из Рабиров – браслеты серого с красными искорками металла шириной в три пальца, соединенные длинными цепочками.
– Лайворт, редчайшая вещь, – пояснил ксальтоун. – Поглощает магические волны без остатка, намного лучше холодного железа и серебра. Трудно сказать, подействует ли на воплощенное божество, но, если верить древним летописям, раньше помогало… Дана, отчего ты молчишь? Мне крайне любопытно услышать, кого я одолел. Итак, он – Всадник?
– Да, – беззвучным шепотом проговорила я.
– Забавно, – Менхотеп покачал головой, его серебряные серьги мотнулись туда-сюда. – Ты даже не представляешь, до чего забавно…
Из обычного холщового мешка на свет явился упомянутый шлем, также откованный из пепельного лайворта – гладкий, блестящий морион, лишенный привычных глазных прорезей и с забранным мелкой сеткой отверстием для дыхания.
– Не надо… – безумным усилием я смогла протолкнуть слова наружу. Ксальтоун сочувственно похлопал меня по плечу:
– Извини, придется. Кто знает, на что способен твой приятель? Я вынужден позаботиться о себе, да и об окружающих тоже.
Может быть, Эллар расслышал наши голоса? Я увидела, как его живой глаз распахнулся, сразу выхватив самое главное – ксальтоуна и меня. Зрачок в сером ореоле чуть расширился, пристально следя за моим лицом, пока ровный край опускавшегося мориона не скрыл его.
ГЛАВА ВОСЬМАЯИз дневника Халька Юсдаля – III«Единым росчерком пера»
Тарантия, Аквилония.
25 день Третьей весенней луны.
«Пергаментная война» между Аквилонией и Немедией тянулась почти четыре седмицы. Должно быть, немало лошадей потеряло подковы, скача по Дороге Королей от Тарантии к Бельверусу и обратно, и немало гонцов слало проклятия жестким седлам и правителям, желающим, чтобы их драгоценные депеши как можно скорее доставили по назначению. Конан относился к обмену высокопарными посланиями с равными долями скуки и истинно варварского презрения, предпочитая слову – дело, принц Ольтен Эльсдорф и его приспешники – с негодованием, Пуантенский Леопард и ваш покорный слуга, добровольно взявшие на себя обязанность сочинять ответы, искренне развлекались. Вдобавок я вовсю злоупотреблял возможностью подбрасывать в сумки королевских гонцов свои личные письма, отправлявшиеся в Бельверус на имя молодой баронессы Целлиг. Время от времени Цинтии выпадал счастливый случай переслать ответ, но какой толк от десятка торопливо набросанных строчек, не дающих никакого представления о том, чем занята и какие планы строит моя взбалмошная дама…
Для выяснения истины требовалась сущая малость: бросить все, отправиться в Немедию и поговорить с Цинтией. Я уже всерьез начал задумываться о подходящем предлоге, когда в Тарантийский дворец доставили послание, резко отличавшееся по тону и характеру от своих предшественников.
Выглядело оно, как и другие. Плотный пакет коричневого пергамента, зеленые и красные сургучные печати личной канцелярии владельца Трона Дракона, под центральную вложено орлиное перо, означающее крайнюю спешность. Первым с его содержанием ознакомился Просперо, немедля разославший слуг по всем уголкам дворца в поисках лиц, коим следовало узнать о последних новостях из Бельверуса.
Вестник застал меня на положенном месте, то есть в комнатах на третьем этаже дворца, примыкающих к обширным помещениям Королевского архива. Господин библиотекарь маялся двойственностью собственного разума, одна половина которого корпела над переложением хроники времен королевы Алиенор со староаквилонского на нынешнее наречие, а другая изощрялась в сложении очередного куртуазного письма, предназначенного Цинтии Целлиг. На пергаментном листе в самых невероятных сочетаниях перемешались отрывки, посвященные описанию героического похода аквилонской армии к границам Офира, и строки, которые иначе как «сугубо личными», не назовешь. Пришлось брать нож и старательно соскабливать всю писанину.
Краем уха я прислушивался к доносившимся из-за распахнутых двухстворчатых дверей голосам: в библиотеке находились посетители, блуждавшие между огромных шкафов и стеллажей в поисках необходимых фолиантов, и перекликавшиеся между собой. Мера вынужденная, но оправданная – вопреки скудно отпускаемым из казны средствам за последние шесть лет книжное собрание Тарантийского замка приобрело достойный вид и изрядно расширилось. Конечно, до Бельверусского архива нам еще далеко, однако большое начинается с малого, не правда ли?
В данный момент по библиотеке странствовали трое – магистр гильдии строителей, он же главный королевский архитектор месьор Бланд, изыскивавший сохранившиеся чертежи грозившей скоро рухнуть Старой ратуши в полуденной части города, а также Монброн-старший и его рабирийская подружка. Именно ее серебристый голосок позволял мне без труда следить за перемещениями визитеров по библиотечным залам. Вот что-то с шелестом свалилось на пол, кто-то громко расчихался, звонко щелкнули расстегиваемые бронзовые зажимы на очередной книге…
Если месьор Бланд, как всегда, явился сюда с определенной целью и ради полезного дела, то Райан, по-моему, просто обожал шататься по книгохранилищу в надежде обнаружить какой-нибудь старинный раритет. Порой ему удавалось натыкаться на забытые всеми рукописи, засунутые в глубины шкафов. С сожалением вынужден признать, что составление общего каталога библиотеки, на создание коего уже который год уходят силы старого Озимандии, мои и десятка наших помощников, пока равно далеко и от завершения, и от совершенства.
Кстати, о Райане Монброне. С некоторых пор в поведении танасульского мага начали появляться определенные перемены, и перемены эти – хвала всем богам! – вроде бы к лучшему. Он стал меньше язвить и выказывать свое пресловутое презрение к миру, хотя в отношении вызывающе ярких нарядов его вкус заметных изменений не претерпел. Полагаю, мы должны сказать «спасибо» благотворному влиянию госпожи Фриерра. Может, характер Монброна-старшего испортился оттого, что он не мог подыскать себе подходящей спутницы? Я по-прежнему считаю подобный выбор несколько шокирующим, однако если волшебника устраивает общество женщины-гуля – их дело. Меланталь Фриерра отчасти похожа на Рингу Эрде, но, если так можно выразиться, более возвышенна, мечтательна и склонна к созерцательному образу жизни. Как есть Дева Лесов из старинного предания, тогда как герцогиня Ринга и ее наследница – парочка крайне предприимчивых, неугомонных и решительных особ.
И я весьма затрудняюсь представить изысканную Меланталь в ее прирожденном образе вампира. Как она выкручивается, если ей жизненно необходимо хотя бы раз в три дня пить кровь живого существа? Надо полагать, специально ради нее на дворцовых кухнях содержат десяток-другой куриц или поросят, и она достаточно умела, чтобы никому не попадаться на глаза во время своих трапез. Слухов о жутковатых пристрастиях госпожи Фриерра, во всяком случае, пока не ходит. Правду о ней во всем замке знают лишь пяток человек, и эти люди – не из болтливых. Что же до обычных сплетен, то, полагаю, Танасулец и его подруга сообразят не обращать на них особого внимания…