— Когда потребуется, я потрогаю, — осаждает кровососку доктор Триген.
Все-таки в работе с крысами есть весомое преимущество — они не разговаривают.
— Ты слишком самонадеян, — тварь вновь меняет тон с внезапностью казни египетской. — Если я разозлюсь, ни одного человечка в вашем Институте в живых не останется. И тебя тоже, хотя с тобой я все-таки поиграюсь. Думаете, что поймали вампира? Все эти ваши железки и стекла, — вывернув кисть, она стучит длинными ногтями по браслету, — ерунда. Я здесь, только потому что мне нужны кое-какие ответы на кое-какие вопросы.
Говорит, словно яд выплевывает. По-человечески раздувает ноздри, порывается взмахнуть руками и бьется локтями о механические руки бокса. Тварь очень зла. И ее злость доктору Тригену интереснее состава забранной крови.
— Ты здесь, потому что еще молодая, — говорит он, подойдя к изголовью бокса. Вблизи видно, что глаза у твари — двуцветные, на каждой радужке круг карий заключен в круг серый. — Не умеешь прятаться, не умеешь выслеживать и заметать следы. Если вы живете стаями, тебя из стаи выгнали, иначе помогай бы. Тебя никто не ищет, за тобой никто не придет. Тебя никто не выпустит. И никакие вампирские ужимки сбежать тебе не помогут. Силенок не хватит. Ты уже мертва. Вопрос во времени.
— Размечтался!
Нажатие кнопки оживляет механические руки. Для выполнения простейшей процедуры доктору Тригену даже не требуется прикасаться к джойстику. Машина сама выпускает лезвия посеребренных скальпелей и берет образцы кожи: один с предплечья, второй с бедра.
Хорошо, что на минус первом этаже отличная звукоизоляция.
***
— Что мы имеем? — задумчиво бормочет Пехов. У современных ноутбуков клавиатура слишком маленькая для его лап, как и тачпад. Сидя, Антон нависает над столом не грубо стесанной скалой — вековым деревом. Огромный раскидистым и столь же бесполезным. — Вирус исключен, инфекция тоже. Остаются бактерии… какие-то они незаметные, эти бактерии.
— Мутация, — отстранение произносит доктор Триген, глядя на песочные часы. До оборота осталось секунд десять. — Внешнее воздействие, перестроившее клеточную структуру.
— И перестройка не заметна? Нет, не подходит, они ведь размножаются заражением.
— Не доказано.
— Михаил пока жив, но кто их знает, может, укуса недостаточно? Может, необходимо смешать кровь или выпить ее. Мало ли? С серебром же легенды не соврали, клетки на аrgentum реагируют, как на соляную кислоту. Может, и с инфицированием — не пальцем в небо? Тут только наглядная демонстрация доказать поможет.
— Вот именно.
Последняя песчинка давно упала, но переворачивать сфинксов доктор Триген не торопится. В углу монитора электронные часы меняют последнюю цифру и выстраивают красивое значение «22: 22». Считается, что ученые, тем более — биохимики, не верят в приметы. Чушь. Если есть же¬лание, почему бы его не загадать?
— Доктор Триген, ты меня пугаешь. Это, по меньшей мере, глупо!
Кресло мягко выезжает из-за стола на середину комнаты.
— Как говорил пророк Карвен: «Самая большая глупость — никогда не совершать глупостей».
Между порогом комнаты отдыха и порогом лаборатории четыре шага. Доктор Триген успевает обдумать четыре мысли:
…раз есть возможность довести превращение до финала, ею надо воспользоваться…
…парню уже все равно, поэтому эксперимент приоритетнее…
…тварь опасна, но не заразна и ведет себя смирно…
…значит, ее не обязательно упаковывать в бокс.
Доктор Триген отпирает кодовый замок двери, делает пятый шаг, и звериный рык растворяет только что принятое решение.
Тварь беснуется. Мечется в боксе, выгибаясь, дергаясь, как эпилептик. От аритмичных ударов гремят механические руки-инструменты, до которых она умудряется дотягиваться.
— Ненавижу! — рычит тварь так, что закладывает уши. А ведь снаружи ничего не слышно. Звукоизоляция на минус первом этаже действительно превосходная.
— Не эффективно, — замечает доктор Триген. И тварь бьется в тисках еще яростнее. — Предлагаю сотрудничество.
— Ты? Мне? — Кроваво-розовый плевок размазывается по стенке бокса и лениво сползает, пока система очистки раздумывает, включаться или нет.
— Нужно сделать вампиром парня, которого ты покусала. В обмен обещаю больше не причинять боль.
— Кого сделать вампиром? — Тварь приподнимает голову и с хохотом откидывает назад, бьется затылком о дно бокса. — Придурки. Думаешь, вампиром стать легко? Думаешь, этот дар можно запросто получить в какой-нибудь подворотне? Эй, чувак, кусни меня на вечную жизнь! Не-е-е-е, дорогой. Херушки. — Тварь скалится, впервые демонстрируя острые клыки. Они всего на пару миллиметров длиннее нормы, но красные прожилки на эмали внушают трепет.
— Нужна кровь вампира? Я могу тебя выцедить. И спасти парню жизнь, — замечает доктор Триген, доставая блокнот.
Оранжевые ногти скребут дно бокса, двуцветные глаза щурятся.
— Нужно хотеть. Хотеть настолько, чтобы не бояться боли, когда тебя кусают. Боль все портит. И страх тоже.
«…условия для мутация: атрофированные болевые рецепторы? Опровергает реакция, но серебро. Скорее — повышенный порог? Проверить миндалевидное тело…»
— Знаешь, сколько неудачников померло от одной капли вампирской крови? Тысячи. И ты думаешь, твой парнишка выживет? Нужно хотеть настолько, чтобы заставить себя измениться.
«…сознание способствует мутации клеток (теории о магнитных волнах, телекинезе, телепатии), врожденная предрасположенность — гипофиз(?)…»
— Вампирами становятся самые сильные, самые стойкие, только такие достойны. Мы — верх пищевой цепи, венец эволюции. Поэтому иди ты со своим сотрудничеством, я лучше сдохну! И вообще, кто ты такой, чтобы покупать меня? Кто ты, мать твою, такой, чтобы ставить на мне опыты?
Доктор Триген молчит. Убирает в карман блокнот и ручку — теорий на сегодня достаточно, пора переходить к практике. Тварь не смолкает ни на миг, сыплет ругательствами и угрозами. Когда с мягким гулом оживают механические руки, ее гневный полухрип взвивается до визга.
— Самоутвердиться решил? Да? По-другому никак? Ботаник недобитый, импотент гребаный. Отыгрываешься за то, что тебя в школе пинали? Или родители в подвале запирали на ночь? Думаешь, я таких не видела? Да такие, как ты, даже кондомов в кармане не носят, потому что случайно никогда не перепадает. Блядь, убери от меня эту херню!
— Это называется биопсия, — просвещает доктор Триген. — Я беру кусочки органов и тканей на обследование элементного состава. Обычно биопсию делают под наркозом, но раз ты не боишься боли, сэкономлю лекарства. Начнем со спинного мозга.
Перевернуть тварь на живот в боксе невозможно, поэтому длинная игла прошивает грудную клетку. Под напором кости хрустят, как печеный хворост на зубах. И когда посеребренное острие входит в позвоночник, тварь не может даже кричать. Только хватает ртом воздух.
Вампиры дышат. Легенды врут, называя их тела мертвыми. Они всего лишь иные.
* * *
Михаил мертв.
Смерть зафиксирована в 03:48, хотя последнюю четверть часа, за которую ослабленный организм напичкали химикатами до смены состава крови, сложно назвать жизнью. Если начистоту, пару последних суток — тоже. Парню четыре раза переливали кровь и дважды вскрывали череп. Его облучали, превысив предельно допустимую дозу. Пока не сдалось сердце.
— Сволочи. — Пехов с размаху долбит по столу кулаком, и пластик обивки жалобно скрипит, трескаясь. Его ведет, дверь перед глазами размазывается темной кляксой, но спирта в бутылке осталось гораздо больше, чем хотелось бы. Жаль, что начальник отказался пить, Пехову же на трезвую голову сейчас слишком муторно.
— Их было несколько? — удивляется доктор Триген.
— Кого?
— Вампиров, которые укусили Михаила.
— Да я не про них. — Пехов в очередной раз тянется к стопке, но мысли забегают далеко вперед, и рука застывает на полдороги. — Я про госбезопасность. Триген, они нам мозги пудрят. Вот смотри. Все это время твоей тварью сколько раз в день интересовались? А? Да от тебя рапорты чуть ли не каждые полчаса требуют. А про мальчишку забыли. Про него никто, блять, не спрашивал! — Огромная ладонь проносится у лица, едва не саданув по носу. Подавшись вперед, Пехов дышит перегаром и уже не говорит — свистит сквозь сжатые зубы. — На фига он им? Не интересует. И их не интересует природа твоей сучки. Они хотят знать… как ее приручить… чтобы на нашу «госбезопасность» работала! А еще лучше, как из работающих на госбезопасность сделать таких же сучек. Ты понимаешь, доктор Триген, или?.. Блядь, ни хера ты не понимаешь. Понимал бы — давно бы включил «Абсолютный очиститель». Зря что ль глаза мозолит?
Развивать Антонову теорию заговора доктор Триген не собирается. У Пехова не так часто умирали пациенты, чтобы привыкнуть, ему — простительно. Но хуже пьяной исповеди может быть только пьяная паранойя.
Последняя песчинка часов очень вовремя скользнула в перешеек.
— Мне пора.
Пехов, наконец, доносит руку до стопки, но не опрокидывает в себя — протягивает.
— Выпей, доктор Триген. Может, мозги прочистятся. От одной стопки ничего ведь не случится.
— Не случится, — соглашается биохимик и обжигает спиртом горло.
На этот раз тварь не выпендривается. Лежит тихо, позволяя механическим пальцам обследовать тело, ощетиниваться иглами и выпускать резцы. Раны на ней затягиваются быстро, а техника работает так точно, что от вчерашних порезов остались лишь несколько шрамов, да и те — из-за сопротивления.
— Что ты теперь ищешь в моей тушке?
Сегодня в голосе твари нет ни елейного мурлыкания, как при первой встрече, ни вчерашней ярости. Только сосредоточенность и расчетливость, деловой интерес, от которого мурашки ползут вдоль предплечий.
— Механизм размножения, — отвечает доктор Триген, не оборачиваясь. Джойстик пульта замер, подвесив механические руки над прикованным телом.
— Я и сама рассказать могу, — усмехается тварь. По голосу слышно, что усмехается. — В обмен на свободу.