Такси остановилось метрах в пятидесяти от квартиры Дельгадо. Максим сам указал это место. Едва Дима, вышедший из машины последним, захлопнул за собой дверь, таксист развернулся и заторопился назад, к центру города.
Несколько минут протянулись в неприятном ожидании. Аня не спрашивала, чего Максим ждёт. Покорно вслушивалась в тишину и жалела, что не может глубже натянуть капюшон новенького худи. С тех пор как они улетели из Москвы, ей приходилось чуть ли не каждую неделю полностью обновлять гардероб. Это было не так уж и плохо. Покупая батистовую кофту, Аня уже не задумывалась, где будет её стирать. Забавляло и то, что сейчас Аня порой не знала производителей купленной одежды. То есть, конечно, знала некоторых, однако не без основания сомневалась в их подлинности.
– Идём, – глухо скомандовал Максим.
Уверенно провёл их по тротуару. Старался держаться дальше от фонарных столбов. Тут и не знаешь, где безопаснее: в тени или под фонарём, выставляющим тебя на обозрение всем ближайшим домам.
– Давай, – Максим указал Диме на дверь.
Аня в темноте не сразу признала её шипованные филёнки и растительные узоры на фрамуге. Двери тут были красивые. Их состаренная, будто нарочно искажённая кракелюром помпезность на удивление хорошо сочеталась с общим обветшанием.
– Подсвети.
Максим включил на телефоне фонарик. Дима принялся ковырять замок отмычками.
Послышался сухой щелчок. Дверь, скрипнув, отворилась. Максим придержал вторую створку и жестом велел Ане с Димой скорее проскочить внутрь.
В прихожей было темно, пахло затхлостью. В отблесках фонарика вешалка и трюмо вставали чёрными уродцами, и всё же Аня с облегчением почувствовала, как с неё разом схлынул страх. Ему взамен пришла такая бодрость, что не удавалось спокойно стоять на месте. Аня прогулялась по коридору. С задором щёлкнула пальцами по висевшей на вешалке пыльной шляпе. Увидев недовольный взгляд Димы, усмехнулась.
– Если это шляпа Дельгадо, она тут лет пять болтается, – прошептала Аня. Хотелось немедленно о чём-нибудь поговорить.
– Тише! – бросил ей Максим и тут же скрылся в гостиной. Увлёк за собой Диму.
Они шли в кабинет. Хотели проведать Ямараджу. Как он там, родненький? Опасались, что Ямараджа исчез. Воспоминания о том, как Корноухов увёл у Максима первую маску – разломал и сжёг, – не давали ему покоя.
Аня, как и было запланировано, встала у запертой входной двери. Приготовилась слушать улицу. Да, Максим выразился именно так. Сказал, что в случае опасности они выберутся из квартиры через окно на кухне. Правда, в нарушение собственного плана забыл в первую очередь открыть там ставни и решётку, если они вообще открывались.
Неподвижно простояв несколько минут, Аня вдруг поняла, что скорее прислушивается не к улице, а к тому, что происходит в кабинете. Оттуда доносились тихие голоса и едва различимые шорохи.
Одёрнув себя, постаралась сосредоточиться на звуках за дверью.
Ничего. Ни шагов, ни шелеста шин. Только ветер.
Чего они там возятся? Думают, приятно стоять тут одной, зная, что где-то совсем рядом – безумная женщина с жутковатыми ногтями? А если ей вздумается именно сейчас отправиться в туалет? Аня была уверена, что, столкнувшись с ней в темноте, потеряет сознание от испуга. Ну или сама закричит так, что Исабель ещё позавидует её крику. Бедняжка… Нельзя так о ней думать. Артуро молодец, что заботится о тёте. Аня знала, каково это – ухаживать за старым человеком с деменцией. В десятом классе, на каникулах, целую неделю сидела с двоюродной бабушкой – ту парализовало после…
– Иди. – Дима вышел из гостиной.
По плану брат должен был заменить её в прихожей.
– Ну как, Ямараджа на месте? – прошептала Аня.
– На месте, на месте.
– Поняли, что с ним делать?
– Иди уже!
Аня поторопилась в гостиную, на ходу доставая из рюкзака косметичку. Максим уже сидел на подлокотнике дивана, ждал. Торшеров или бра здесь не было, поэтому работать пришлось при свете фонарика. Куцую люстру из пластиковых, имитировавших хрусталь подвесок зажигать не стали. Опасались привлечь внимание соседей. Не беда, Аня знала, что и так справится.
– Вот. – Максим протянул сложенную фотографию Шустова-старшего – одну из тех, что стояли на его письменном столе в Хундере.
Аня хорошо помнила, как маленькая Киран сидела перед ними, скрестив ноги и нахмурив подведённые сурьмой глаза. Как там Рашмани? Удалось ли ей избежать встречи с людьми Скоробогатова и…
– Ты в порядке? – Максим вырвал Аню из задумчивости.
– Прости.
Максим ещё днём сказал, что жена Дельгадо не так уж безумна. Она узнала Максима. Точнее, решила, что перед ней Сергей Владимирович. И явно попыталась с ним заговорить. Исабель наверняка многое знала. О своём муже, о самом Шустове. Возможно, о дневнике Затрапезного. Воспоминания лежали под тяжестью необъяснимого недуга, заставившего женщину постареть столь стремительно. Если был шанс извлечь из её больного ума хоть несколько осознанных мыслей, Максим намеревался им воспользоваться.
Аня положила телефон с включённым фонариком на диван. Убедилась, что света достаточно, и взяла чистый спонж. Разглядывая новенькие упаковки тёмной пудры и тонального крема, помедлила в сомнениях. Считала, что жестоко, цепляясь за ничем не оправданную надежду, мучить и без того больную женщину – никто не знал, какие воспоминания у неё связаны с Сергеем Владимировичем и как она отреагирует на его появление, если задуманный Максимом маскарад в самом деле пройдёт успешно. Однако времени для обсуждений не осталось.
Собственно, от Ани требовалось немного. Она лишь подчеркнула Максиму скулы, сделала чуть более выраженным подбородок – у Шустова-старшего по форме он был таким же, но смотрелся по-взрослому внушительно. Затем постаралась как следует расчесать каштановые волосы Максима и, смазав их матовым воском, уложить в более опрятную, как на фотографии Сергея Владимировича, причёску. Последний штрих был самым сложным – стежок старого шрама на правой щеке. Его Аня нарисовала карандашом для губ. Воспроизвести рубец с точностью она бы в любом случае не смогла. Оставалось надеяться, что для Исабель будет достаточно и такой коричневатой полосы.
Максим уверенно встал с подлокотника. Аня заметила у него круглую позолоченную «Ракету» семидесятого года. Часы с чёрным кожаным ремешком когда-то принадлежали Шустову-старшему. Сергей Владимирович оставил их второй жене, Рашмани, а та в свою очередь передала их Максиму. Он надел их впервые.
– Пора. – Максим вышел из гостиной. Кратко переговорил с Димой о подозрительных звуках за дверью. Сам прислушался к ним. Затем, дёрнув плечами, сбегал на кухню. Подготовил возможное отступление. К счастью, оконную решётку на месте удерживали две стальные задвижки – никаких замков.
Максим опасался застать Исабель в постели, поэтому в спальню вошёл по возможности тихо. Подсветил кровать. Убедился, что она, подготовленная ко сну, пустует. Артуро вчера упомянул, что его тётя многие ночи проводит в смежной комнате – в своём кресле. «Не может уснуть лёжа. Только ворочается и стонет».
Убедившись, что в спальне никого нет, Максим сложил на кровать сумку и оба рюкзака. Затем пошёл к двери, за которой скрывались и больная женщина, и сейф, и развешанные по стенам карты.
– Не отходи ни на шаг, – лишний раз напомнил Максим. – И выбирай самые простые слова. Никаких сложных конструкций.
По его задумке, Ане предстояло вновь выступить переводчиком – шептать ему на ухо нужные слова, чтобы Максим мог их самостоятельно воспроизвести и так усилить правдоподобность своего лицедейства.
– А если она закричит? – Аня предпочла бы остаться в коридоре с братом.
Максим не ответил. Толкнул дверь и сразу шагнул вперёд, в темноту душного помещения. Без промедления протянул руку к выключателю и, не давая глазам времени привыкнуть к яркому свету, ринулся к Исабель.
Женщина сидела в кресле. Откинулась на подголовник, чуть приоткрыла рот и по всему казалась мёртвой, будто и не дышала. Длинные белые пальцы с грубыми жёлтыми ногтями покоились на коленях. Закрытые глаза и бледные щёки выглядели запавшими.
А ведь она была красивой. Артуро показывал фотографии. Не верилось, что…
– Исабэль, эстой де вуэльта. – Максим опустился перед женщиной на колени.
Взял её за правую руку своей левой – той, на которую надел отцовскую «Ракету», – и вновь повторил заранее заученную фразу «Исабель, я вернулся».
Аня очнулась от оцепенения. По-прежнему стояла в спальне. Сжала кулаки. Заставила себя подойти к Максиму. Затаилась за его спиной.
– Исабэль, эстой де вуэльта.
Что, если она в самом деле умерла? Соблазнительная мысль. Значит, не нужно продолжать маскарад. Значит, прекратились страдания несчастной женщины. Что это за жизнь – плутать среди обломков обезображенного сознания? Ане хорошо запомнилось, как её двоюродная бабушка…
– ¿Sergio? – Исабель очнулась. – ¿Tu has regresado?
Голос был резкий, горклый, но в нём угадывалась вполне человеческая растерянность, будто женщина, едва вырвавшись из ночных видений, смогла проснуться по-настоящему.
– Донде ас эстадо тодо эстэ тьемпо? Тэ эстаба бускандо. – Ещё одна заученная фраза от Максима. «Где ты была всё это время? Я тебя искал».
– ¿Y dо́nde estа́ Gaspar? ¿Por qué no vino contigo? – Исабель улыбнулась.
На безжизненном лице улыбка смотрелась пугающе, ещё больше подчёркивала поразившее Ису и ни на толику не отступившее безумие.
– Аня! – шёпотом выдавил Максим.
– Прости. Спрашивает, почему ты пришёл без Гаспара.
Максим не успел придумать ответ. Дыхание Исабель участилось. Левая рука напряглась, и ногти упёрлись в борозды на подлокотнике. Правую руку по-прежнему удерживал Максим.
– Тебе удалось сбежать? У тебя получилось. О Серхио, я молилась, так молилась!
Аня старалась переводить всё, что только могла разобрать из слов Исабель. В возбуждении та начинала говорить быстрее, однако главного Максим добился – его приняли за Сергея Владимировича.