Аня медленно вышла из такси. Она будто с каждым шагом погружалась на дно синевшего неподалёку горного озера; не задыхалась, окружённая воздушным пузырём, но всё-таки тонула. Неприятное чувство.
– Час десять, – промолвил Максим.
В городе ощутимо пахло скотом – молочный и сейчас отзывавшийся тошнотой запах. А ещё пахло перепревшими травами, будто где-то совсем рядом пряталась гигантская яма компоста. И конечно же, пахло туалетной водой Артуро. Он что, успел опрокинуть на себя ещё полфлакона?
Все вместе направились к дверям гостиницы. Не знали, есть ли там свободные номера, да и не интересовались этим, потому что перед лестницей Аня остановилась. Предложила для начала зайти куда-нибудь перекусить. Сказала, что не успела толком позавтракать. Испугалась, что Артуро откажется. Он приехал с чемоданом. Аня поспешно добавила, что до берега идти не больше десяти минут – на самом деле ровно пятнадцать, они с Димой высчитали ещё позавчера; там непременно найдётся ресторанчик или кафе – на самом деле кафе, расположение которого они выяснили тогда же.
К счастью, Артуро не возражал. Кажется, только обрадовался возможности прогуляться. От нетерпения пританцовывал и с задором катил чемодан, перебрасывал его через выбоины в асфальте. Шагал бодро, то и дело обгонял всех, показывал, с каким наслаждением вдыхает мягкий, едва ощутимый горный воздух. Смеялся над собственными шутками и был доволен, жизнерадостен, словно, едва прибыв в Пуно, успел разом разгадать все загадки Шустова-старшего и заодно выяснить судьбу Дельгадо.
– Монашеские ордены не просто просвещали индейцев! – говорил он на ходу. – Они приобщали перуанцев к европейской культуре, открывали им её богатство во всех проявлениях: чувственных, декоративных, музыкальных. В Перу пришло настоящее искусство! И теперь оно было доступно не только инкам по крови, а всем – даже самый никудышный крестьянин мог насладиться чудесами архитектуры и живописи. Да, мы забрали у индейцев золото и серебро, которые они всё равно не ценили, но взамен!.. Взамен мы привезли сокровищницу зрительных и звуковых символов, способных истинно возвысить человека. Я уж не говорю о науке и возможности познавать окружающий мир без всех этих нелепых суеверий, вроде страха перед духами гор и озёр.
Путь до кафе на улице Вирхен-де-ла-Канделария занял больше времени, чем рассчитывал Дима. Всё из-за Ани. Она не могла быстро идти и одновременно переводить рассуждения Артуро. То и дело замедлялась, с притворным интересом осматривая квартал, через который они шли, а в действительности толком не различая ни его домов, ни уличного убранства и думая лишь о том, чтобы выровнять дыхание.
– Час тридцать пять, – сказал Максим, когда они вошли в затемнённую прихожую кафе.
Расставленные тут по углам метровые керамические боги отдалённо напоминали утерянную, точнее украденную, статуэтку Инти-Виракочи.
– И вот проходят годы, – не успокаивался Артуро. Его пылу позавидовали бы первые из прибывших сюда почти пять веков назад миссионеров. – И Маркос Сапата пишет для собора в Куско прекрасную «Тайную вечерю», где на столе перед Иисусом и его апостолами лежат папайя и другие местные фрукты, а главным блюдом изображена… шиншилла! О да, поджаренная дикая шиншилла, горная вискача. Как тебе такое, а? Я уж молчу, что в том же соборе стоит распятие с чернокожим Иисусом! А ты говоришь о нетерпимости и насильственном насаждении христианства!
Кафе было именно таким, как его описывали пользователи «Трипэдвайзера»: жарким и душным из-за стоявшей в конце зала открытой печи. «То что надо», – заявил Дима, прочитав позавчера несколько отрицательных отзывов от европейских туристов. Аня испугалась, что Максим поведёт их чуть ли не к са́мому дальнему из столиков, расположенному в каких-то пяти метрах от пышущих углей, однако он выбрал уединённое местечко за колонной. И на том спасибо.
– Тебе ещё мало? – продолжал Артуро, когда все сели за столик и без интереса склонились над двухсторонним листком меню. – Тогда вспомни перуанскую пятиоктавную оперную диву, дававшую концерты по всему миру, в лучших залах Старого Света. Не могу сказать, что она пела так уж прекрасно. Но… да, я бы… Просто вдумайся в это. Индейцы начали петь оперным голосом классические партии из Верди и…
– А кто сказал, что им это вообще было нужно? – перебил его Дима. – Кто сказал, что европейские зрительные и звуковые символы – такое великое счастье?
– То есть как? – опешил Артуро.
Подошедшему официанту он вальяжно сказал, что будет суп из киноа с тыквой и картошкой. Рекомендовал его и остальным, чем облегчил напрасные сомнения в выборе блюда, которое они всё равно не собирались есть.
– То есть как? – повторил Артуро.
Теперь он произносил слова не столь быстро и бодро. Словно вдруг усомнился в собственной правоте.
Дима нашёл на телефоне нужный фрагмент конспектов. Помедлив, озвучил его. Это были слова бразильского этнографа Курта Нимуендажу, в начале двадцатого века изучавшего дикие племена Амазонии и тогда же записавшего:
– «Они счастливы в своей бедности. До сегодняшнего дня они не проявили особого интереса к преимуществам цивилизации, и, за исключением ряда инструментов, в их быте нет почти никаких признаков постоянного контакта с цивилизованными людьми».
Аня говорила едва справляясь с дурнотой. Чувствовала под ногами озёрный ил. Окружавший её спасительный пузырь воздуха скукожился. По его стенкам расходилась ощутимая рябь. Сказывалась духота жаркого помещения. Ещё чуть-чуть, и пузырь лопнет. Вода хлынет внутрь, Аня захлебнётся.
– Какая глупость… – пробормотал Артуро.
Прежняя горячность окончательно покинула его. Племянник Дельгадо двигался и говорил всё медленнее. Снимал очки, принимался тереть глаза, моргал. Наконец чиркнул зажигалкой, словно в кафе и без того было мало огней, поставил её перед собой. Уставился на загоревшийся фитиль и продолжил, обращаясь больше к Максиму, сидевшему сбоку, чем к Диме, сидевшему напротив:
– Разве не очевидно, что у всех людей по всему нашему крохотному миру одна общая эволюционная цель? Ведь все мы в конечном счёте развиваемся в одном направлении, будь ты дикарь, набивающий соломой черепа своих врагов, или физик, расщепляющий атомное ядро. Это же очевидно…
Аня не переводила. Сосредоточилась на дыхании. И на том, как холод мягко покалывает кончики пальцев. Покалывает макушку и шею. Жар печных углей не мог его побороть, а только усиливал. Словно внутри, в теле, шёл сквозняк из окошка, за которым стыла настоящая зима. А в зале кафе кто-то разговаривал. Кажется, играла музыка. И официанты ходили. И потолок был тёмный, низкий. И Артуро продолжал говорить, не замечая, что никто не переводит его слов.
– Многое кажется нам совпадением… Все эти одинаковые пирамиды в разных, никак не связанных частях древнего света и схожие ритуалы, заставляющие всяких фантазёров говорить об Атлантиде, об инопланетянах и… Нет, нет… Да, о чём это я? Так вот… Ведь очевидно, что это не совпадения, а лишь естественный ход, логичный и неизбежный для всех людей как для одного вида. Мы все от природы выбираем наиболее оптимальные пути развития. Поэтому везде, с оговорками на топографию, проходим по одним и тем же вехам. А конечная цель одна. Конечная эволюционная цель всего человечества и каждого человека в отдельности – познание. Так говорил Серхио. Да и дядя Гаспар так говорил. Разве они были неправы? Разве это не счастье, когда мы принесли и сюда этим безграмотным полудиким индейцам свет своих знаний? Да, цена оказалась пугающей. Индейцы заплатили кровью и золотом. Но разве нам… разве мы не заплатили ещё больше? Разве наши собственные познания не записаны кровью наших предков, да и отчасти нашей собственной?..
– Два часа пять минут, – отозвался Максим.
Его спокойный голос придал Ане сил. Она постаралась выпрямиться на стуле. Увидела, как вяло улыбался Артуро. Увидела, каким бледным он казался над жёлтым огоньком зажигалки. Да нет, не казался. Был. Ни капли крови в его лице.
– Что-то мне дурно, – протяжно усмехнулся Артуро.
Вжал голову в плечи, напряг шею в подступавшем зевке, но так и не зевнул.
– Пойду, что ли, освежусь.
Посмотрел на Аню мутным, невидящим взором.
– Не знаешь, где тут туалет?
Едва скривил губы в улыбке.
– Надо, что ли, лицо ополоснуть.
Сказав это, прикрыл глаза. Сложил перед собой руки – задел зажигалку, и она упала, не погасла, – а потом медленно опустил на руки голову. Словно хотел шутливо показать, до чего устал. Огонёк «зиппо», лазурный вокруг фитиля и грязно-жёлтый на кончике, стал щекотать верхушку его лба, подпаливать короткие волосы.
Долгое мгновение тишины и неподвижности. Жуткий, выворачивающий запах палёных волос.
Артуро по-прежнему лежал на столе. Просто решил вздремнуть.
Максим перехватил зажигалку. Захлопнул её и отбросил в сторону. Она грохнула обо что-то каменное и твёрдое.
Артуро не пошевелился. Он был в обмороке.
Все, затаившись, ждали.
Аня старалась не дышать.
– Пожалуйста, на улицу. Я сейчас тоже… – прошептала она.
И тут Артуро, так и не очнувшись, взвился на месте – глубокая судорога распрямила его тело: от ступней до головы. Артуро откинуло на спинку стула. Ноги, вытянувшись стрелой, угодили прямиком в ножку стола, отчего тот двинулся на Диму с Аней. Опрокинулись и салфетница, и принесённый официантом графин с водой. Вода полилась по хлопчатобумажной скатерти, заструилась на пол.
Ещё один удар судороги, и Артуро боком повалился на пол. Упав, не согнулся, не размяк, а продолжил лежать неестественно вытянутый, напряжённый во всех мышцах разом.
– Готов, – выдавил Дима.
В следующее мгновение Максим уже помогал Ане встать. Она не заметила, как он оказался у неё за спиной. Не заметила и того, как к лежавшему без чувств Артуро подбежали официант и кто-то из посетителей. Они говорили по-испански, однако Аня не понимала их слов. Кто-то из них задел стол, и опрокинутый ку