– «Но писар лас плантас», – Дима, усмехнувшись, прочитал очередную надпись. – Это то, о чём я думаю?
Понимая, какое слово тут развеселило брата, Аня разочаровала его переводом:
– «Не наступайте на растения».
Следом показались таблички «Не ломать молодой тростник», «Не вставать в одном месте группой больше восьми человек».
Артуро говорил правду. Люди урос зарабатывали на туристах. И всё равно избегали большой земли – с рождения до старости успевали отправить на дно не меньше двух обжитых островов. В таком неизбежном обновлении крылось своё очарование. При других обстоятельствах Дима постарался бы найти здесь самый дикий уголок каких-нибудь местных пуритан, разговаривавших исключительно на аймара и не подпускавших чужаков, однако сейчас его интересовал конкретный остров – небольшой, метров пятнадцать в ширину, обозначенный двухметровой тростниковой рыбой с красными глиняными глазами. Именно таким был ориентир, который Аня получила по телефону, когда договаривались о ночёвке.
Максим указал вперёд. Они были близко. Не сразу разобрался, как выключить двигатель. В итоге хорошенько стукнулся о кромку острова. По плану они уже должны были прятаться в хижине, а им ещё предстояло отправить лодку на дно.
Как только Аня с Димой перебрались на остров, Максим, не снимая с плеча сумку, ухватился за двигатель. Постарался сбросить его с кормы. Не смог. Двигатель был закреплён. Какое-то время пытался найти крепежи. Вроде бы нашёл, но всё равно не совладал с ними. Лодка, раскачавшись, отплыла чуть в сторону. Пришлось подгребать обратно единственным, лежавшим на дне веслом. В итоге, не придумав ничего лучше, Макс вцепился руками в деревянные бортики носа и, наваливаясь на него всем весом, стал отчаянными рывками зачерпывать ледяную воду.
– Просто переверни! – крикнул Дима.
– Брось мне сумку! – одновременно с ним крикнула Аня.
Максим их не слушал. Не остановился, даже обнаружив, что за ними наблюдает мужчина-индеец, судя по всему, назначенный встретить их и приютить.
Дима надеялся, что от лодки они избавятся быстро и неприметно, а Максим превратил её затопление в спектакль, за которым могли наблюдать и соседние острова. Если он продолжит в том же духе, к вечеру о его безумстве узнают все урос. Будут за вечерним чаем или что они тут пьют – мате в калебасе? – обсуждать ненормальных гринго. Подобная известность могла им навредить. Впрочем, индеец, поздоровавшийся с ними кивком, следил за происходящим с невозмутимостью. Это был кряжистый мужчина с тёмно-бордовым, почти квадратным лицом, одетый сразу в несколько самых обычных ветровок. Национальной его одежду точно нельзя было назвать. Разве что выделялась пёстрая шерстяная шапочка с короткими ушами, поверх которой он носил тростниковую широкополую шляпу.
Посчитав лодку достаточно притопленной, Максим наконец взялся её перевернуть. Навалился на борт. Кажется, хотел в последнее мгновение перепрыгнуть на берег – многослойный, по краю щетинившийся сломками тростника. Когда же вода полноправно хлынула в лодку, Макс просто не успел оттолкнуться и вместе с сумкой повалился в озеро.
Аня вскрикнула, однако, лишённая сил, продолжала сидеть возле Димы. Чуть вытянула шею, словно из обычного любопытства наблюдая за тем, утонет её друг или всё-таки выберется. Когда же Макс выкарабкался и, весь мокрый, рухнул у них в ногах, Дима больше не мог сдерживаться – рассмеялся. До боли в груди, до дрожи.
Максим и Аня смеялись вместе с ним.
Потому что они прятались на каком-то захудалом островке Титикаки, заброшенные на высоту четырёх тысяч метров. Потому что встречавший их индеец оставался невозмутимым и по-прежнему стоял как истукан. Потому что сегодня они черепашьим шагом убегали из ресторана с лежавшим без чувств Артуро. И потому что лодка, на которой столько времени выплясывал Максим, так и не затонула. Перевернулась деревянным брюхом вверх, кормой с мотором опустилась под воду, но всё ещё высовывалась наружу протёртой линией киля и чуть покачивалась, будто поплавок гигантской удочки.
– А ты мастер!
– И та-ак сойдёт. – Максим стянул с шеи тяжёлую вымокшую сумку.
Он выглядел счастливым. Продрог после ледяной воды, устал. Разница высот не могла не сказаться и на нём. Однако улыбался, был доволен своим приключением. Не утерпел – поднялся на ноги, несколько раз подпрыгнул на месте, удивляясь прочности и непоколебимости тростникового острова.
– Я сейчас. – Аня подошла к индейцу, который по-прежнему наблюдал за ними со стороны. Как выяснилось, он неплохо говорил по-испански и действительно был отправлен встречать гостей.
Максим, запыхавшись, взялся вываливать содержимое сумки. Надеялся, что часть одежды осталась сухой. Напрасно. Промокло всё насквозь. Даже кошелёк с деньгами. Однако Диму заинтересовали не размякшие блокноты Максима и уж конечно не его бельё. В сумке, завёрнутая в две футболки, лежала статуэтка. Та самая. Базальтовая статуэтка Инти-Виракочи.
– Откуда?
Максим усмехнулся. Положил статуэтку на тростник и принялся отжимать футболки.
– Я же сам видел, как её украли! – не успокаивался Дима. – Там, в Трухильо… Они всё забрали!
– Ты видел, как они украли другую статуэтку.
– Не понимаю…
– Пауку достался солдат чиму. Помнишь? В юбке и двугорбой шапке с завязочками.
– Которого ты купил для мамы?
– Именно. Нашего Инти-Виракочу я тогда оставил в гостинице.
– Как же так… – Дима не сводил взгляда со статуэтки, окончательно потемневшей от влаги.
– Когда доктор Мельгар закатил нам в Чавине истерику, я понял, что совершил ошибку. Нельзя было показывать ему нашего Инти-Виракочу. Но раз уж показал, оставалось позаботиться о его безопасности.
– Думаешь…
– Скорее всего, – кивнул Максим. – Мельгар позвонил Пауку. Ну или напрямик Скоробогатову, бог его знает, с кем он там общается.
– Вот почему они решились нас обворовать, – прошептал Дима. – А когда увидели у тебя замотанного в хадак солдата чиму, подумали, что достали как раз то, что нужно… Стой! Они же наш номер в гостинице тоже обыскали!
– Ну да, обыскали.
– Хижина готова! – вернулась Аня.
Она успела познакомиться со всеми жителями острова. Это была одна семья, пять человек, из которых по-испански могли объясниться мальчишка лет десяти и его отец – тот самый индеец, который встречал их и который, как выяснилось, подрабатывал развозя туристов на лодке-бальсе.
– Так где ты спрятал статуэтку? – Дима проигнорировал сестру.
– На первом этаже, – Максим отбросил отжатые футболки и взялся за сменное бельё. – На одной из полок с другими поделками. Помнишь? Их там было много. Моче, Сикан, Чимор…
– Но это безумие! – воскликнул Дима, словно их трёхсотлетний Инти-Виракоча до сих пор стоял среди дешёвых керамических реплик.
– Спрятал в самом надёжном месте. На виду у всех. Там Паук точно не догадался бы…
Максим поднял статуэтку да так и замер с ней в руках. Перестал дрожать. Рассматривал её с таким вниманием, будто увидел впервые.
– Ты чего? – удивился Дима.
– Какие же мы с тобой дураки, – вздохнул Максим. В его голосе отчётливо прозвучала усталость. – Дураки…
– О чём ты?
– Всё как всегда. Видели, слышали, ходили вокруг, а толку?
– Да что там?! – Дима, прихрамывая, подошёл поближе.
С сомнением уставился на мокрую спину Инти-Виракочи. Первое время не понимал, что именно впечатлило Максима, а когда понял, только и смог сказать:
– Вот чёрт.
Выругавшись, одновременно выразил недовольство собственной близорукостью и восхищение тем, как легко решалась ещё одна из головоломок Шустова-старшего.
– Вместо крови прольётся вода, – кивнул Максим.
Им удалось воспользоваться последней подсказкой Сергея Владимировича, правда, особой радости это не принесло. Отчасти сказалось утомление, но прежде всего Диму, как и Максима, угнетала случайность сделанного открытия. Она лишь подчеркнула их подлинную беспомощность.
– Значит, теперь мы обменяем Инти-Виракочу на Екатерину Васильевну? – спросил Дима. – Статуэтка Шустова, конечно, не дневник Затрапезного, но…
– Нет, Дим. Это значит, что нам нужно скорее в Икитос. Других вариантов нет.
Глава семнадцатая. Пoследняя зацепка
– Конечная эволюционная цель всего человечества и каждого человека в отдельности – познание…
Аня пересказала брату слова Артуро.
– Неудивительно, что они с отцом нашли общий язык, – усмехнулся Максим. – От таких рассуждений – один шаг до одержимости mysterium tremendum.
– Великая тайна. Тайна, внушающая благоговение, – задумчиво прошептал Дима. – А вообще, в этом что-то есть.
– И ты туда же?
– Просто… Слушай, я как-то читал об одной теории некоего Брода, кембриджского профессора. Он утверждал, что наш мозг на самом деле играет роль… ну, как бы это лучше сказать… редуцирующего клапана.
– И что же он редуцирует? – с притворным интересом спросил Максим.
– Заложенные в нас знания. В общем, Брод считал, что в человеке изначально таится Весь Разум. Это как у чавин, помнишь? Они ведь тоже говорили, что каждый из нас обладает божественным всеведением.
– И его можно высвободить, лишив человека жизни и заставив его кровь, пока она не остыла, говорить.
– Ну да. Так вот Брод утверждал, что на самом деле мы уже знаем ответы на главные вопросы жизни, вселенной и всего такого, понимаешь, о чём я? И если Весь Разум – это что-то вроде раскалённого шара…
– Раскалённого шара? – кажется, Максим не воспринимал Диму всерьёз.
– …то наш мозг – это титановый колпак, не позволяющий свету Всего Разума вырваться наружу. Точнее, колпак с крохотными прорезями, в которые едва просачиваются тоненькие ручейки Великого знания. И это вынужденная мера. Снять колпак – всё равно что…
– Поднять таинственный покров карающей богини?
– Именно! Взгляд Изиды нас испепелит. Мы тут же умрём. Не потому, что не выносим мы богини чудной вида