— Бетон, — раздался ответ.
— Бетон?
— С примесью, главным образом, углерода и тантала, в пропорциях, соответственно, один к ста тридцати, плюс-минус шесть процентов, и один к семидесяти, плюс-минус десять процентов к минеральной спайке.
— А возраст? Можешь его отсюда прикинуть?
— Семьдесят шесть тысяч стандартных лет, плюс-минус один запятая сорок семь процентов.
— Великие небеса! — вырвалось у кого-то.
Все раскрыли рты, кроме капитана, который не казался удивленным. Карлссон посмотрел на него из-под прищуренных век.
— Ты знал…
— Что здесь что-то есть? АХАВ пытался сказать мне еще вчера, но я только час как взялся за просмотр записей с «Корифея». Западное полушарие… Никто из нас туда не смотрел, потому что, когда мы приземлились, там стояла ночь. А дальше — понятно.
— Слева, слева! — возбужденно крикнул Рамани.
— Что слева?
— Не узнаешь?
Раковины. Угол падения солнечных лучей, песчаный цвет, дистанция и высота — микроскопическая в сравнении с масштабом шестирукой статуи — все это привело к тому, что сперва они не обратили на них внимания. Они лежали на боку, уложенные в узор, являвшийся точным отражением их спиральной архитектуры. Сотни и тысячи, разбегаясь концентрическим ковром улиткоподобных окаменелостей от массивных ног огромной статуи — до самого горизонта.
— Садимся? — почти умоляя, спросил инженер.
Капитан отрицательно качнул головою.
— Андрей, подумай!
— Я подумал, — спокойно ответил Мирский. — И пришел к выводу, что здесь нам искать нечего. Их тут уже нет.
Согласно бритве Оккама простейшее объяснение — обычно самое лучшее. А для этой планеты простейшим казалось то, что цивилизация никогда не являлась здесь родным явлением — была импортированным извне. Причем эпизодом наверняка очень кратковременным, судя по количеству и расположению сохранившихся следов.
Интерпретация Мирского необязательно могла оказаться единственно возможной, но все же была принята всеми, как наиболее подходящая к фактам. Но еще — а может, и прежде всего — потому, что возвращала их в мир, который можно измерить инструментами и понять чувствами.
— Теперь ты понимаешь, откуда кислород? — улыбнулся Карлссону физик. — Они пытались терраморфировать мертвую планету.
— То глубинное эхо…
— Хм… — подтвердил ван Хофф. — Я уверен, что боты нашли генератор. Все еще работающий, но бесконтрольно.
— А я вот прикидываю, что пошло не так, — громко произнес капитан. — Может, они просто перебрали? Хотели слишком много и быстро?
— Однако в размахе им не откажешь, — заявил Бринцев. — И в технологическом умении. Я бы все отдал, чтобы поглядеть на одну из их машин. Почти восемьдесят тысяч лет и еще на ходу!
— В размахе и гигантомании — тоже, — добавил геолог.
— Ты о памятнике?
— А о чем же?
— Знаешь, нам бы это тоже могли поставить в упрек. Такие пирамиды, например.
— Десять минут до активизации щели, — проинформировал их приятным голосом корабль. — Координаты цели?
— Омикрон HL три ноль шесть один один, — капитан повел взглядом по лицам. — Да?
— Если по расчетам АХАВа это ближайшая система, из которой они могли прибыть… — Карлссон развел руками.
— А если их там уже нет? — забеспокоился инженер.
— Где-то они наверняка есть, — ответил с глубокой убежденностью Мирский. — «Корифей», подтверждение.
— Омикрон HL три ноль шесть один один, подтверждаю. Девять минут и двадцать секунд до активизации щели. Раскрываю рефрактор.
— Понял, — ответил капитан. — Ну, господа, пора в кроватки.
Они улетели, оставив за собой полосу ионизированного газа и, лишь потому, что это предписывал устав, — несколько геостационарных микроспутников. Через день после того, как «Корифей» покинул систему Рейеф-К700205, те отметили возникновение нескольких десятков весьма активных барристических точек в северном полушарии, а вскоре — и в южном. Точки соединились в два параллельных фронта, которые усиливались и бежали друг к другу, чтобы столкнуться над экватором. А когда глобальная буря стихла, почти через пару дней, на поверхности планеты уже ничего не было, как раньше. Исчезло плоскогорье и шестирукая скульптура вместе со всем своим окружением. На месте же базальтовых колонн выросла новая статуя, тоже гигантских размеров, которая изображала чуть сгорбленного человека, одетого в синее, с выдающимся носом.
Человек глядел вперед, на равнину, полную каменных парусов с оранжевыми лампионами у верхушек; те ритмично пульсировали: тик-тик-тик. Тик. Тик. Тик. Тик-тик-тик. Должно быть, человека это раздражало, поскольку он щурился.
Анджей МищакПОРЫВ(пер. Сергея Легезы)
— Командор Ларсен.
Он летел над солнечным океаном, свекольно-зеленым от истово трудящихся водорослей, чьей задачей было насытить атмосферу кислородом. Еще минуту назад он шел над континентом, покрытым ковром зачаточной растительности, летел прямо к маленькому желтому солнцу новооткрытого класса GVII. Солнцу нестабильному, а возможно, и с неустойчивым излучением. Солнцу, что делает невозможной колонизацию.
— Командор Ларсен, вы нужны нам в рубке управления.
Голос Валлаверди прыгал внутри черепа Ларсена как шарик для пинг-понга. Мигающие над койкой огоньки отпечатались в распахнувшихся глазах. В наносекунду он вспомнил, кто он и где находится. С большим сожалением распрощался с планетой со сложным и непоэтическим названием Йота/116/47, о которой он читал в последнем номере «Космологического альманаха»: там были отчеты об исследовании — планеты и ее солнца.
— Иду, — пробормотал он сонными губами. Слова еще не были на них желанными гостями.
Влажной салфеткой он отер лицо. Нежная материя прорвалась, соприкоснувшись с жесткой щетиной. Он кинул в рот мятный леденец и вышел из каюты.
Они шли на высокой тяге; ускорение выросло сравнительно с тем, при котором он ложился спать несколько часов назад. Поэтому он уверенно шагал по слегка затемненной палубе, окутанной туманным отсветом висящих каждый десяток метров ламп дневного света. Лини невесомости, тянувшиеся вдоль стен и покрытые самосветящейся краской, тоже давали матовые отблески. Он мог отдать приказ зажечь главное освещение, но не хотел нарушать упорядоченности бортовой ночи на «Порыве». Быстрым шагом добрался до лестницы и взбежал наверх, лишь единожды прикоснувшись к холодным поручням.
«Вход только для звездного персонала», — прочел он надпись на табличке и не сдержал улыбки. Знал, что табличка должна производить впечатление на пассажиров «Порыва», которые — едва он и его люди обкатают корабль — наполнят здешние каюты, апартаменты и коридоры. Звездный персонал — это должно производить впечатление на детей и дамочек, бродящих закоулками палуб, приди они сюда.
Двери раздвинулись, едва он перед ними встал: даже не успел вынуть ключ. Спинки трех из семи кресел венчали головы. Там сидели Саннэ, Омут и Бланко; Валлаверди стоял перед оптическим экраном. Трое отстегнули рукава мундиров «Трансгалактики», и в глаза бросался карибский загар. Только Валлаверди оставил длинные рукава. Ну и он, Ларсен. Его заместитель кивнул и махнул в сторону кабины радиосвязи, прилегавшей к рубке. Там они застали Янссена, склонившегося над Марвайком, вернее, над его спиной. Тот же, с наушниками на голове, что-то писал на карточках. Кто-то передавал кодом Морзе? Ларсен взглянул на Валлаверди.
— «Альбатрос» просит о помощи. Мы достаточно близко…
— Понимаю.
Ларсен посмотрел на листок, заполненный аккуратным почерком Марвайка. Тот писал быстро, но разборчиво, что и требовалось от радиотелеграфиста. Рядом с его локтем лежал разноцветный журнал, раскрытый на статье о «Копернике» — первом фотоннике, достроенном на орбите Луны. «Его конструкторы стали героями массмедиа, инженеры — почти героями, а будущий экипаж наверняка получит статус богов», — с уколом зависти подумал Ларсен.
— Когда они отозвались?
— Пять минут назад, — ответил Валлаверди. — Указали свое место и передали SOS, потом замолчали. Мы пытаемся с ними связаться.
— «Луна Главная»?
— В курсе. Будут все координировать. Расчищают коридоры в секторе. Поблизости несколько кораблей.
Заскрипела авторучка Марвайка, и листок снова покрылся частоколом букв.
«„Альбатрос-четыре“ ко всем. Столкнулся с камнем. Целостность под угрозой. Авария реактора. Жду рапорта ремонтных автоматов. Может быть опасно. SOS».
— Получил метеоритом? — Валлаверди даже причмокнул.
Такое происходило очень редко: со времен несчастного случая с Райманом на «Неру» прошли годы. Ларсен подошел к стене и взял с полки толстую книгу. Долго листать не пришлось.
«„Альбатрос“, двадцать три тысячи тонн. „Западная компания“. Командир — Игорь Макадзе. На службе с…» Он закрыл «Реестр Ллойда», сперва взглянув на схему корабля.
— Тут «Титан Арестерра», меняем курс. Буду ждать развития событии, — услышали из динамиков.
«Титан» тоже здесь? Ларсен, не пойми отчего, обрадовался, что старший брат «Порыва» с несколькими полетами между Марсом и Землей на счету находится поблизости.
Пока ставил книгу обратно на полку, Ларсену показалось, будто что-то не в порядке. Том оттягивал руки, словно в нем внезапно прибавилось страниц. И значительно. Он бросил быстрый взгляд на своего заместителя, но Валлаверди, склоненный над радиотелеграфистом, казалось, ничего не заметил. Только через миг их взгляды встретились. Двигатели заработали сильнее. Янссен прошел мимо них двоих и вернулся на мостик.
— Поворот по большой оси, — пробормотал немало удивленный Второй. — Ты отдал приказ?
— Что?.. — прошептал Ларсен, покачав головой на вопрос заместителя.
Двинулся вслед за Янссеном. Преодолеть эту дистанцию не составляло труда, однако он чувствовал, что каждый следующий шаг дается сложнее.
Войдя в рубку, он заглянул прямо в черный зрачок парализатора. Саннэ крепко стоял на ногах и равнодушно смотрел на капитана. Точно так же бесстрастно мимо прошел Янссен, наверняка возвращаясь ко Второму и радиотелеграфисту.