Инженер Тихий только молча взглянул на него.
— Что вы сделали с моей женой?
Они смотрели на него, делая вид, что не смотрят.
— С Кейт ничего не случилось, — сказала Татьяна.
Уже стояла рядом, он не заметил, когда она сошла.
— Ничего не случилось.
— И ничего не случится, — добавила она. Тон холодный и точный, как разрез скальпелем. Нисколько не подходил к тому, что она говорила.
— Давайте поторопимся, — пробормотал Тихий.
Рич вытер глаза рукавом рубашки и хлюпнул носом.
Он присмотрелся к татуировке. Не отвечал. Не было сил на ответ или что-то другое. И так едва стоял.
Он стиснул веки. Миг темноты, щипавшей глаза. Он сбежал из этого мира. Хорошо бы — навсегда.
Открыв глаза, он вернулся в подвал.
Машины тихонько пикали. SLEM окружал его. Пребывал в нервном, электромеханическом ожидании.
— Здесь, — сказал Тихий.
Показал на техника, стоявшего возле устройства, что выглядело так, будто вместе соединили радио, магнитофон и машинный двигатель. Щель впереди выплевывала витки бумажкой ленты, заполненной кириллицей.
Техник подал Ричу наушники.
Те едва налезли ему на голову.
Пиканье прекратилось.
— Я ничего не слышу.
Молодой техник переключил какой-то тумблер.
Рич вскрикнул.
Тот голос. Это был тот голос.
<…можешь перепилить запястье полотном…>
Голос из Ночного Кухонного Приключения.
Рич сорвал наушники с головы.
— Imenno, — молодой техник кивнул, глядя на строки цифр, которые высветились на мониторе рядом.
SLEM затрясся и стал распечатывать по-русски, явственно возбужденный.
А на Рича бесшумно обрушилась Великая Тень.
Из темной пустоты он попал в полутьму, свет едва сочился из-под пропыленного абажура.
Они сидели друг напротив друга, среди теней зала. Рич в большом, вонючем кресле. Агенты ФБР на тахте. На низком столике между ними стояли три стакана с водой. За агентами — уже только стена.
Агент Слаттери задумчиво поглядывал на него своим кондоровым взглядом. Агент Хамм сосредоточился на пледе. Легонько улыбался, а его брови изгибались дугой, годами тренированная разновидность скучающего, но доброжелательного недоверия.
— О, господа, — начал Рич. — Как я рад вас видеть.
Агент Слаттери просиял и энергично закивал, будто услышал похвалу, которой отчаянно гордился.
— Мне снилось, что меня украл КГБ. И привез сюда. Ерунда, верно?
Доброжелательное недоверие агента Хамма словно возросло.
— А весь подвал у меня нахерачен советскими технологиями. У одного из техников была татуировка на лбу. Словно у какого ублюдка.
— Хорошо, что вы уже проснулись, — произнес со своим странным акцентом Кароль Тихий, появляясь рядом с креслом.
— Ох, — вздохнул Рич. — Без обид.
— Пустое, — ответил Тихий. — Когда-то я был антропологом. Приятного аппетита.
Подал Ричу два стакана. В первом было с десяток разноцветных таблеток. Во втором — молочный коктейль.
Рич взглянул на агентов. Слаттери кивнул.
— Вы на их стороне, — сказал он агентам больше с удивлением, чем с обидой.
— Более-менее, — ответил Хамм.
Он все еще улыбался, но Рич заметил, что Хамм бледный и уставший. Напоминал лицо трупа в кухонном окне.
— Тебе бы поспать, — сказал он агенту. — Выглядишь как привидение. Небось пугаешь детей на улицах.
Хамм странно скривился, словно его укусили в нёбо. Инженер Тихий послал агентам вопросительный взгляд. Слаттери кивнул и склонился в сторону Рича, готовясь к разговору.
Рич сообразил, что все знают о его блефе, что он лишь изображает бесстрашного. На самом деле, ему было то холодно, то жарко. И ужасно хотелось на толчок.
— Господин Ричард, — начал Слаттери серьезно. — Мы этих людей не любим. А они не любят нас.
Глянул куда-то вглубь зала. Рич и сам развернулся.
Они стояли на несколько метров позади. Дмитрий в дешевом блестящем костюме, с руками, сложенными на груди. Татьяна была в той же юбке с цветами, а блузку спрятала под шерстяным свитером.
— Мы не должны любить друг друга, — продолжал Слаттери. — Но мы должны сотрудничать.
— Тогда объясните мне.
— Конечно, — согласился Слаттери, немного презрительно.
— Какое-то время назад мы приняли сигнал, — сказал Хамм и посмотрел на потолок. — Из космоса.
Кресло Рича словно сделалось глубже.
— Большое Ухо на Грин-Банк… — начал Хамм.
Слаттери кашлянул.
— Сперва мы думали, что он идет с орбиты, — продолжал Хамм. — Но, пожалуй, нет. И мы не можем указать даже приблизительное направление передачи. Сигнал обрывался. Потом мы стали повсюду зондировать тему и поняли, что сигнал не обрывается. Мы просто его теряем, потому что меняется направление, с которого он идет. И что этих направлений много. Слишком много. Будто Землю окружает сфера, передающая сигнал из множества точек.
Пол под ногами Рича сделался мягким.
Хамм сглотнул и продолжил:
— Мы почти уверены, что сигнал — своего рода сообщение. И что сообщение это мастерски сконструировали. Оно наполнено многочисленными, многослойными повторениями в сложных, неполных петлях. Ни одна полностью не повторяется. Возможно, это проблема потери сигнала, но, вероятно, нет. В любом случае, конструкция решительно неслучайная. И ее невозможно расшифровать. Нам. Это заставляет нас предпринимать все более решительные попытки его понять. Но, во-первых, мы не можем проиграть сообщение. Вернее — можем, но во время прослушивания оно перестает быть… сообщением. Оно превращается в случайный шум. Будто исчезают повторы, кодирующие смысл. Поэтому мы слушаем вживую. Стараемся слушать.
— Ага, — сказал Рич. — А во-вторых?
— Конструкция сигнала вызывает… странные побочные эффекты. Люди, которые интенсивно с ним работали, чувствуют себя нелучшим образом.
Хамм задумался, сказать ли больше.
— И техника, — добавил он. — Серьезные попытки анализа сигнала, его дешифровка — не удались. У нас уже трижды перегорали главные системы на суперкомпьютерах.
— Два года, — сказал Слаттери.
— Мы принимаем сообщение уже два года, подтвердил Хамм. — Нон-стоп.
Рич увидел, как инженер Тихий кивает с улыбкой, полной понимания.
— Вот сука, — сказал Рич, отчасти для советского техника, отчасти для себя. — Это ваша работа. Гребаная советская технология.
Тихий приподнял брови, и татуированные клыки шевельнулись.
— LEM придумал сигнал, — говорил Рич, — уничтожающий логические схемы, которые пытаются его раскусить. Человеческие и электронные.
— SLEM, — инстинктивно поправил его откуда-то из-за спины Дмитрий.
— Гениально, — продолжал Рич. — Хотя однажды я почти это понял. То, что вы хотите прикончить нас теми проклятущими книгами. Что-то там было не так. Прочитав «Солярис», я почти неделю блевал.
Агент Слаттери поднял брови и вопросительно взглянул на советского инженера.
— Может, вы немного правы насчет этих книг, — признался Тихий. — Но не мы передаем сигнал. Мы его тоже принимаем.
— Вы его тоже принимаете.
Рич пытался заставить себя думать быстрее.
— Да. И попытки декодировать сообщение закончились тем же. В определенном смысле.
— В каком?
— Разве это важно?
Рич потянулся за водой. Ему все меньше нравилось направление, в каком шел разговор.
— Вот только мы, — просиял инженер Тихий, — сразу исключили возможность, что сигнал идет из Соединенных Штатов Америки.
Слаттери слегка улыбнулся, Хамм и глазом не моргнул. Утратил свою вежливую улыбку.
— Неплохо, — сказал Рич.
— Правда?
Установилась тишина. Рич взял в руки стакан, но никто не пошевелился. Рич представил себе машинерию, которая вертится у него в подвале, в нескольких метрах под ними. Soviet Linguistic Emulation Module. Пикает, высвечивает, печатает. Регистрирует космическое сообщение, которое передается отовсюду. То, что нарушает работу мозга и компьютеров.
SLEM. Превращает информацию. Коммуницирует. Думает по-своему, как ему и приказали.
По-своему.
— Единственная системность, которую мы открыли, имеет отношение к силе сигнала, — продолжил Хамм, двигаясь на тахте. — Порой он нарастает, пока не достигнет определенного, постоянного, кульминационного пункта, длящегося несколько минут. Затем начинает слабеть, перед тем как меняется направление передачи.
— Словно мыльные пузыри, — сказал Рич.
— Прошу прощения?
— Словно мыльные пузыри на поверхности той сферы, — объяснил Рич. — Дуются и увеличивают силу передачи сигнала. А потом лопаются.
— Не лопаются, — поправил его Тихий. — Скорее, всасываются. Но все более-менее так.
— Господин Ричард, — когда Хамм посмотрел ему в глаза, Ричу показалось, что он заглянул в колодец, — на рассвете наступает время очередного такого пика.
— В котором часу? — тихо спросил Рич. У него слегка кружилась голова.
— Уже время, — ответила из-за спины Татьяна. Ее голос был ниже, чем несколько часов назад, на пляже.
— И вы хотите…
— …мы хотим попытаться вслушаться в то, что кто-то нам говорит, — закончил Хамм. — Если он говорит.
— Я.
— Вы. Лучше всего — во время очередного пика, — Хамм кивал. — Там, внизу. Что вы услышали? Когда надели наушники?
«Хороший вопрос», — подумалось Ричу. Понял, что все тело его покрылось гусиной кожей.
— Вы не из ФБР, правда? — спросил он Хамма, который лишь пожал плечами.
Услышал шаги за спиной: к креслу подошла Татьяна и дала ему бутылку пива. Та была приятно прохладной.
Хамм вскинул брови, Тихий кивнул.
Рич пил долго.
— Хотите, чтобы я попытался… договориться с ним.
— Выслушать. Понять, — сказал Тихий. — Его. Или их.
Эта комнатка была такой махонькой. Микроскопическим кубом, размещенным на бесконечно большом и темном складе.
— Странные побочные эффекты, да? — пробормотал Рич и медленно встал с кресла. Хамм и Слаттери тоже встали.