При взгляде на проблему с такого ракурса выбор именно Голстейна на роль доверенного лица Божественных Братьев выглядел абсолютно логичным и закономерным. Их личный опекун, давний друг и соратник их отца, покойного Императора, верный служака до мозга костей, да еще и имеющий столь специфическую репутацию, что многие только от одного упоминания имени генерала могли обмочить штаны – лучшей кандидатуры и не сыщешь!
– Как выяснилось, вести солдат в бой, даже рискуя собственной жизнью, но когда ты точно знаешь, кто твой враг, было намного проще. Сражаться с банальным бардаком, который завелся в твоем же собственном лагере – совсем другая история, – Голстейн с легким сожалением отставил пустой бокал в сторону. – Божественные Братья весьма обеспокоены наблюдаемыми тенденциями, и я полностью разделяю их тревогу. Терпеть такое положение дел более невозможно, поскольку это становится уже просто опасным.
– Мне кажется, вы изрядно сгущаете краски, – Моккейли нервно хихикнул. – Не скрою, я иногда несколько… приукрашивал данные в отчетах, но я не думаю, что столь незначительные огрехи способны как-то угрожать Империи и Их Божественным Величествам. Налоги мы собираем исправно и регулярно отправляем полагающиеся суммы в Кверенс. Разумеется, всем нам хочется большего, но должно пройти некоторое время…
– Главная проблема не в деньгах! – Инспектор оборвал его раздраженным взмахом руки.
– Но… в чем же?!
– В портрете Братьев, который висит над входом в ратушу.
Губернатор замешкался, лихорадочно соображая, о чем идет речь. Похоже, он уже несколько месяцев не покидал этих стен, и происходящее за ними воспринималось Моккейли как вести из другой вселенной.
– Эм-м-м, – озадаченно протянул он, – а что с ним?
– Кто-то довольно метко запустил в него помидором. Причем, насколько я могу судить, случилось это уже достаточно давно. И всем наплевать! – кулак Голстейна резко ударил по подлокотнику, заставив губернатора подпрыгнуть в кресле. – В том числе и вам!
– Но… но я… – только и смог промямлить Моккейли, вновь покрывшись липким потом страха.
– Подобное святотатство преступно, и должно караться со всей возможной строгостью! Равно как и потакание ему!
– Но я не знал!..
– В том-то все и дело! – длинный палец генерала нацелился на побледневшего толстячка. – Вы, по большому счету, понятия не имеете, что творится на вверенной вам территории. Даже того, что находится прямо у вас перед носом, не замечаете. Вы когда, вообще, в последний раз в город-то выходили?
– Я… я… не помню. Как-то… надобности не возникало.
– «Надобности»! – фыркнул Голстейн. – Это ваша прямая обязанность – быть в курсе творящихся вокруг дел! А сидя здесь, за зашторенными окнами, вы ничего и никогда толком знать о происходящем не будете. И Жизнь будет постоянно подбрасывать вам неприятные сюрпризы.
– Вы предлагаете мне разгуливать по городу, приставая к его жителям с расспросами?! – в глазах губернатора идея выглядела настолько нелепой, что он слегка опешил. – Такого рода прогулки могут оказаться откровенно небезопасными!
– Ну надо же! Какая неожиданность! – хохотнул Инспектор. – Выходит, кое о чем вы все же осведомлены, да? Но вместо того, чтобы попытаться хоть как-то это изменить, вы просто заперлись в четырех стенах и носу наружу не кажете. И мне приходится тащиться из самого Кверенса, дабы рассказать вам, какое непотребство висит у вас на фасаде. Просто чудесно!
– Я немедленно распоряжусь, чтобы портрет отмыли!
Моккейли вскочил на ноги, собираясь куда-то бежать, но Инспектор взмахом руки усадил его обратно.
– Суетиться раньше надо было, – проворчал он, чем вызвал у губернатора очередной приступ тихой паники. – Ну отмоете вы его, а назавтра все повторится. И что? И как быть с остальными изображениями Братьев на улицах Цигбела? Практически все они либо изгажены, либо порваны, либо еще как-то осквернены! С ними что делать?
Моккейли только молча сглотнул. Ответа у него так и не нашлось.
– Подобные проявления непочтения к действующей власти опасны и категорически недопустимы!
– Вы… – где-то заплутавшая мысль наконец добралась до мозга губернатора, заставив его глаза потрясенно распахнуться, – вы что, один, без охраны, так запросто расхаживали по улицам города?!
– Именно так! – Голстейн поморщился. – И вы, если принюхаетесь, наверняка различите исходящий от моих сапог специфический «аромат».
– Вас там могли запросто убить! Пырнули бы ножом в подворотне, обчистили и скинули в ближайшую канаву! Делов-то!
– Но я, как видите, все еще жив и чертовски зол. С того дня, как я с войсками более десяти лет назад вошел в этот город, здесь ровным счетом ничего не изменилось. Все перемены, связанные с правлением Божественных Братьев просто прошли мимо Цигбела! – Инспектор ткнул большим пальцем себе за спину. – В то же время над очень многими дверями я встречал приколоченные Пастырские обереги. Вам следовало уже давно искоренить эту опасную ересь, но и тут все остается по-прежнему.
– Люди крайне неохотно отказываются от старых привычек, – вздохнул Моккейли. – Вера в Пастырей все еще сильна, и заставить людей изменить свои религиозные воззрения в приказном порядке вряд ли возможно. Думаю, будет лучше, если мы позволим им жить как прежде и молиться старым привычным богам.
– Вы, похоже, невнимательно меня слушали, – Голстейн рассеянно смахнул с рукава какую-то пылинку. – Проявление неуважения к Божественным Братьям недопустимо! А почитание вместо них старых фальшивых божеств именно таким неуважением и является! А из него в дальнейшем неизбежно произрастает неподчинение, а то и саботаж. И что тогда? Опять войска присылать?
– Люди и так не питают к Империи особо теплых чувств, а если мы начнем давить на них слишком сильно, то можем спровоцировать открытый протест, – ситуация, когда Цигбел и его жители сами по себе, а он просто не лезет в их дела, губернатора полностью устраивала. Необходимость выдирать свои изнеженные телеса из уютной норки и переходить к каким-то решительным действиям пугала его до колик.
– Империя не нуждается в пылкой любви своих граждан. Но вот проявлять к ней должное уважение необходимо! Мы, в конце концов, проделали огромную работу по установлению на новых присоединенных территориях минимально необходимого законопорядка и обеспечению безопасности, – Инспектор снова наставил свой обличающий палец на несчастного Моккейли. – И тот факт, что люди не признают в том нашей заслуги, полагая, что все перемены происходят как бы сами собой – еще одно ваше упущение. Вам следовало активней разъяснять им, какую роль сыграла Империя, к примеру, в практически полном прекращении грабежей на окрестных дорогах. А также в исчезновении степных кочевников, то и дело терроризировавших караваны еще несколько лет назад. Глядишь – и меньше бы помидорами по портретам бросались.
– Я понимаю, – губернатор окончательно поник. – Но что теперь делать-то?
– Работать, что же еще! – Голстейн поднялся. – Проблема еще и в определенной однобокости вашего прежнего подхода. Империя по факту подарила жителям Цигбела немало пряников, но от них мало проку, если в другой руке они не видят карающего кнута. Так уважения не заработать, в фундаменте авторитета всегда должна присутствовать толика страха. Так что я намерен им этот кнут продемонстрировать.
Глава 8
Вальхем проснулся словно от толчка и некоторое время лежал, распахнув глаза и таращась в густую ночную темноту. Вот, опять!
Дом содрогнулся, и с кухни донесся звон стоящей в шкафах посуды. С потолка посыпалась мелкая пыль, тут же набившаяся в глаза и нос. Вальхем чихнул и спрыгнул с кровати, нашаривая ботинки.
Над его головой загрохотали и заскрипели доски – вскочивший Торп также забегал по дому.
– Мать, просыпайся! – послышался его голос. – Нас снова трясет! Давай, вставай уже!
Накинув на плечи куртку, Вальхем выскочил из своей каморки. Дом сотряс еще один толчок, и мальчишка, потеряв равновесие, с разбегу врезался головой в бревенчатую стену. Перед глазами вспыхнули яркие сполохи, от которых, правда, светлей не стало. Ощупывая руками стену, он добрался до входной двери и, откинув щеколду, выскочил на улицу.
Следом за ним на крыльце показался и Торп, подталкивавший перед собой сонно щурящуюся Хелему в ночной рубашке и накинутом на плечи пестром шерстяном одеяле. Почти толкнув мать в объятия сына, он помчался в кузницу, чтобы проверить, как там дела. К счастью, на сей раз все обошлось благополучно.
– Печь цела, – доложил Торп, вернувшись. – Я уж боялся, что она опять треснет, как в прошлый раз.
– Ну ты сравнил! – фыркнула Хелема, зябко переступая босыми ногами. – Тогда, помнится, так тряхнуло, что у нас платяной шкаф упал, и вся посуда из буфета высыпалась.
И то было сущей правдой. Вальхем хорошо помнил, как вся их семья потом несколько дней вынуждено ела суп прямо из кастрюли, поскольку все тарелки разбились. Но прошлый случай представлялся скорее исключением, нежели правилом.
В окрестностях Цигбела землетрясения являлись вполне привычным делом. Примерно раз в месяц землю слегка лихорадило, что заставляло жителей выбегать из домов на улицы. Нельзя сказать, что подобные эпизодические встряски их сильно пугали, они к ним уже давно привыкли. Происходящее воспринималось ими с определенной долей юмора, как внеочередная возможность пообщаться с соседями, точно так же мающимися по другую сторону забора в ожидании окончания толчков.
Дом Торпа, правда, располагался несколько на отшибе (кузница, как-никак), а потому он, убедившись, что его домашние и кузня в безопасности, побежал проведать других жителей поселка. В той стороне виднелись мельтешащие огни и слышались испуганные возгласы, а потому стоило выяснить, не требуется людям какая-нибудь помощь.
– Вечно одно и то же! – недовольно проворчала Хелема. – Как караван – так обязательно трясучка случается.
– Ты думаешь, между ними есть какая-то связь? – Вальхему никогда не приходило в голову, что суетливая возня людишек способна стронуть с места земные недра. Эта мысль казалась ему совершенно нелепой.