Голос Незримого. Том 1 — страница 28 из 72

Парят белые березы.

Девью душу слезы моют,

Душу странствия покоят.

Мы в устах улыбки носим,

Христа ради рая просим.

Вы послушайте, подружки! —

Манят скитские макушки

Золотым вечерним билом

Повидаться с вечным Милым.

Под старинными стенами,

Над святыми воротами

Чудный лик на полотенце —

Лик не старца, не младенца —

Молодых приветит нас:

То – Жених наш светлый Спас!

<1915>

ЗЕРНО

Жала поле я ржаное,

Урожайное,

Заревое, моревое

Да бескрайное!

Убирала я, свозила

Женской силою.

Пела – песнею грозила

Неунылою:

«Ой, лихие чуженины,

Злые вороги!

Мы вам дали мужа, сына —

Тех, кто дороги…

А осталось всё ж довольно,

Не обидьтеся! —

Люд румяный, рослый, вольный,

Все – как витязи!

Отдадим, коль будет нужно,

И заветное…

Как земля, рожали дружно:

Не бездетные!

Нас что зерен в этом поле,

В море – жемчуга.

Быть ли русскому в неволе —

В воле немчика?!

Так всходи ж, зерно златое,

Однолетнее!

В бой иди, дитя родное

И последнее!»

<1915>

ГАДАНИЕ В СТАРИНУ

Снег сберите, девки сенные,

И в ковше несите мне!

Счастье, горе сокровенные,

Тайны, тайности бесценные, —

Всё узнаю в тишине!

Снег лежит синее бисера…

Ох, тоска в груди моей!

Рынду рослого возвысила,

Гридню русого приблизила —

Только сталося скушней…

Полюбился мне сокольничий,

Гордый взором и душой,

Как в церквах ни богомольничай,

В терему ни своевольничай,

А не сладить, знать, с собой!

Снег лежит белее жемчуга…

Ах, полюбит ли меня!?

Слух идет – я переменчива,

От любезных переметчива

И люблю не доле дня…

Толк ли слушать речи вздорные?

Не пригожа разве я?

Косы бархатные, черные,

Очи серые, упорные,

Не по-бабьи, вся – своя!

Снег лежит алее яхонта…

Ин! К чему еще гадать?

Двери милому распахнуты,

Руки белые уж взмахнуты —

Шею гордую обнять!

<1915>

СВЯТКИ

Подойдет-придет счастливая пора,

Серебрёная, ядреная да зимняя…

Оживу я в заревые вечера,

Как Снегурочка нарядная, спесивая.

Закрасуются на тоненьких руках

Шерстью пестрой узороченные варишки.

Замохнатятся на легоньких ногах

Мехом пышным отороченные валенки.

Я пойду к подружкам ласковым своим,

Чтоб послушать их затейливые россказни.

Улыбнуся я дружкам их дорогим,

Чтоб с любым вскочить в раскатистые розвальни…

И зачнем тогда кружиться да писать

В белом снеге голубые загогулины,

Песни жуткие лесные распевать

На дремотной деревенской нашей улице…

Я шепну ему, чужому, на ушко:

«Ты меня люби… Я – злая да хорошая…

Обниму тебя, как вихорь, широко!

Словно вихорь, обожгу и заморожу я…

Хочешь щек, захолодалых на ветру?

Хочешь губ моих чуть розовых? Так вот тебе!

Поцелуешь – и умрешь, как я умру

В предвесеннюю лазоревую оттепель…»

Ты приди, пора любимая, приди —

Время святочное, сказочное, зимнее!

Оживу я, вся под мехом, вся в шерсти —

Нежить нежная, жестокая, красивая!

<1915>

СУДЬБЕ

Сегодня, как всегда! Пускай мой челн,

Как встарь, далек забот, свой правя ровный бег,

Всему смеясь, среди житейских волн,

И в бурю, и в покой заветный ищет брег!..

О, милый Кормчий! Старый, вещий друг!

Куда ты поведешь, не знаю никогда…

С тобой иду, чуть слышу: тук, тук, тук…

С тобой всегда вперед! Сегодня, как всегда.

26 августа 1915

МОЛЕЯ

Плат мой – белый, роспуском повязанный,

Черный и посконный – сарафан.

Господу обещана, обязана,

Я молюсь за мир, что кровью пьян.

Твердо я творю начал положенный,

Истово метание творю, —

С лестовкой узорчатою кожаной

Предстою Небесному Царю:

«Спасе! Много пленено и ранено…

Защити нас, правых христиан!

От царя земного – басурманина

Поукрой в метели да в буран…»

Полыхают небеса багровые

За окном в пушистом волокне,

И гудят, гудят леса кедровые,

Зиму лютую суля стране…

Снег падет серебряной коростою —

Где-то будет ворогу пройти?

Пробежит лисица златохвостая —

Заметет последние пути…

Думаю я думы те суровые,

На молитве целый день стоя,

А за мной стоят леса кондовые —

Вся старосвятая Русь моя!

В образнице – Спас, лазорем писанный,

На меди чеканный Деисус.

Слёзами убелена, унизана,

Я за мiр и мир его молюсь.

<1915–1916>

«ОХ, ПОМНЮ И КРЕПКО И ТОЧНО Я…»

Ох, помню и крепко и точно я

Все сказки во дни колыбельные

Про царство, где реки – молочные,

Поля и болота – кисельные,

На ветках – медовые пряники,

Каменья – в цветах – самоцветные…

Туда бы, как Божие странники,

Теперь побрела беззаветно я!

Гляжу – а в стекольце оконное

Белеются дали покатые…

Ой, родина, снежная, сонная,

Не царство ли ты тридевятое?

Земля вся – в серебряном сахаре,

Вода – в леденцах рассусаленных,

Цветистые ронжи и вяхири

Порхают в еловых прогалинах.

Над избами – осыпь жемчужная

Да беличья опушь богатая…

Ой, родина, дремная, вьюжная,

Не ты ль – государство заклятое?

Сыны твои борются – трудятся,

Печалятся – плачутся дочери…

Беда эта скоро ль избудется?

Удачу узнаешь ли в очередь?

Но верю и свято и сильно я:

Ты будешь – то царство раздольное,

Где жатва и жизнь – изобильные,

Где реки и речи – привольные!

<1915–1916>

В ПОЛОН!

Месяц, месяц – тур золоторогий!

Знаешь-ведаешь ты все дороги

В вражие края…

Подвези меня!

Поднизью своей тебя взнуздаю,

Епанчой своею оседлаю.

Медом напою.

Быть бы в том краю!

Понесемся мы над чахлой степью…

Кто бредет – звенит тяжелой цепью?

То – не мой ли князь

Гонит скот, томясь?

Понесемся мы над полем нищим?

Кто бредет – молчит под кнутовищем?

То – не князь ли мой

Тащит плуг собой?

А помчимся над лихим становьем,

Я закличу плачем тонким вдовьим:

Вон – мой любый князь

Спит, упавши в грязь!

Кровь пятнает корзно голубое,

Черный сор – на розовом подбое,

Кудер сбит златой,

Лик испит младой…

Сядем рядышком на спину турью

И назад воротимся лазурью —

Месяц, я да он…

Ой, прощай, полон!

<1916>

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

В инейном роскошном серебренье

Ныне север наш прекрасней юга!

Молодого, дорогого друга

Нынче жду я у себя, в именье…

Чертятся на радужные стекла

Минареты, страусы и пальмы.

Я ж сижу под бабушкиной тальмой,

Мягкой, теплой, пестрою и блеклой.

Словно рог, трубит в камине ветер,

Мышь скребется, шелестят макарты…

И гадаю я, раскинув карты,

Как атласистый, цветистый веер.

А напротив, с темного портрета,

В бархатах пунцовых и гранатах

На плечах открытых и покатых,

Бабка смотрит на гаданье это.

Бабушка! Чего ты мне желаешь?

Я – с такими ж косами, плечами,

Серыми, широкими очами

И, как ты, мудреная такая ж!

Мне всегда выходят только червы,

Юные и верные валеты…

Мне не нужны нежные советы:

Ах! в любви всегда я буду первой…

Весь свой век, прикрыв улыбкой скуку,

Ты любила строгого супруга,

Но когда я поцелую друга,

Бабушка! ужель осудишь внуку?

<1916>

В ДЕРЕВНЕ

Какие дни здесь безмятежные!

Какие мирные потемки!

В окошке – глуби, зыби снежные

В серебряной пурге, поземке…

Сугробы, как медведи белые,

Лежат на сучьях ели старой,

С макушки ж – хлопья поседелые

Летят, как пышные гагары.

Здесь – кресло дедово покойное

И шаль уютнейшая бабки.

В углу – моя борзая стройная,

На печке кот мой, черный, зябкий…