Голос Незримого. Том 1 — страница 43 из 72

Пастухи лишь, сросшиеся с мхами,

Не играющие в рог.

Так и я умолкну постепенно…

Спотыкнется конь, весь в пене мыльной…

И тогда-то – знаю! – под горой

Сладостною позовет сиреной

Настигающий сорокасильный

Вороной его Ролль-ройс!

Ослепит, как молнья, яркий никель,

Запьянит бензин густой волною, —

И вернут меня к себе назад

Так сияющие в милом лике

Лоб ученого и Антиноя

Неразгаданнейший взгляд.

Ах, любовь настигнет, как ни кройся…

Втянет город – Рим наш современный —

В дым пушистый свой, в искристый газ…

Вороному мощному Ролль-ройсу

Сам пошел же ввстречу мой надменный,

Голубой мой конь – Пегас!

3

Вечереющий город

Разноцветнейшим маревом вспыхнул,

И чернеющий ворот

Возле цементных строек затихнул.

В гущу лиц обычайных

И в жужжанье ползуче-златых

Скарабеев трамвайных

Мы бежим – два лица, столь иных.

Небо, дочерна смугло,

Как бы в бусах блестит негритянских.

Немо, мерно, как куклы,

Входим в дансинг… О, нет, не для танцев!

Там всё так же, всё молча,

Пьем вино, пряча взгляды свои,

Скрытой полные желчи

И великой таимой любви.

А кругом, – нас затронув,

Серпантинная радуга виснет,

Соловьи саксофонов

Ноют томно о трепетах жизни…

Блещут женские спины

Под цепями жемчужин голо,

И бесстыдно и чинно

Их наемные гнут жиголо.

Ах, когда б пожелала

Я хотя б на один только вечер

Этих юношей вялых

С телом змей и улыбкой овечьей…

Ах, когда б я хотела

Хоть кого-нибудь, кроме тебя,

Чьи – и чувство, и тело —

Зарней, тверже, прямее копья!

Взгляды встретились наши, —

Общий жгучейший помысл в них вспыхнул!

В поцелуе две чаши

Вдруг слились… И шофера ты кликнул.

А потом мы поплыли

В шорхе шинном и млечном огне

Электрических лилий, —

Так счастливы, как дети во сне…

4. ТАНГО

Летят, оранжевейше-палево-медовы,

Листок дубовый,

Листок кленовый…

Их золотистый вихрь искрит веселья сад,

Где курят, пьют,

В танго скользят…

Коктейль рубиновый сосут, лучась, соломки,

И стон негромкий,

Ритмично-ломкий

Из горл изогнутых своих струит нам джаз,

Маня всех жить,

Как лист, кружась…

Что ж! Пусть и нас с ним танец чувственнейший зыбит…

Бокал мой выпит,

Клинок мой выбит…

Я в этот миг – увы! – младенчески слаба

Пред тем, с кем вьет

Меня судьба.

А он столь чопорнейше-траурно одетый —

И полный света!

И столь воспетый! —

Он, что единственной любовию любим,

Он, как всегда, —

Непостижим.

Танцуя, движется, как будто приневолен,

Лик хладен, холен,

А локон смолен,

Лишь руки узкие, обвившиеся вкруг,

Жгут всё сильней…

О, власть тех рук!

Я ими согнута, закинута, простерта…

О, друг мой гордый!

Как быстро стер ты

Преграды, что взвели и я сама, и рок…

Иль их огонь

Осенний сжег?

Не всё ль равно мне, коль запелось, замечталось

И жить осталось

Такая малость?..

И в прошлом столько уж крушений и горей,

Чужих земель,

Чужих морей…

Летим мы ночью этой черно-бирюзовой, —

Листок кленовый,

Листок дубовый, —

Две тени любящих, чей жребий на земле —

Стремяся в рай,

Скользить во зле…

5. ЕЩЕ ТАНГО

Душистый пламень

Овил мой белый дом.

Плюща орнамент

Зарделся над окном,

На стенах – перца

Алеющий фрагмент…

Горит и сердце

Внутри оживших стен.

Так виноградом

Искрится светлый вход!

Дымки… жара там…

И граммофон поет…

Мы все танцуем,

Мотив – летуче-тих,

Подобно струям

Фонтанов полевых

У Барселоны

Иль средь валенских рощ,

Где с небосклона —

Индиго синий дождь,

Плоды – шафранны,

Горяч гитар рывок,

Где – страсть обманна

И метко-мстящ клинок…

А мы все – дети

Совсем иных земель,

Где в дни вот эти

Зеленый зреет хмель,

И так жемчужен

От облак – неба свод…

Гнев – безоружен,

И лишь печаль поет…

О, милый, милый!

Мы – из страны одной,

Где, искрясь, стыло

Кольцо кудрей… вино…

Плоды – в соломе

И даже в жилах кровь, —

Всё, всё, но… кроме

Тех, кто познал любовь!

И чужестранца

Не полюбила б я, —

В тоске и танце

Мне ближе нет тебя…

Как лен наш – знаешь? —

Ты ненаглядно-прост,

И вдруг пылаешь,

Как таррагонский грозд!

6

О, город! Есть в нем прелесть,

Когда так разгорелись

И осень, и закаты,

И чувство, нас старей…

Гляди! – По нитям улиц

Снизались-протянулись

Бессчетные караты

Брильянтов-фонарей…

Гляди! – Струят витрины

Сатены, креп-де-шины,

Измеренные метры

Зеленых, алых рек,

Иль тонут в тонных шляпах —

Цветах, не льющих запах,

Как ненюфар из фетра…

В мехах – как мох, как снег…

И женщины из воска

В их грации чуть жесткой,

Как сонм красавиц спящих,

Застыв, манят в окно.

Их бубикопфов бронза

Льнет к горностаю, сконсу,

А зовы рук сквозящих

К тебе, друг!.. А кино!

И там, рядясь, лукавясь,

Рой неживых красавиц

С утонченнейшей бровью

И темным, четким ртом

Улыбки бредовые

Тебе шлет… А живые! —

С их алчнейшей любовью

Мы с Музой бой ведем.

И ты… ты странно верен!

Блестящий грот Венерин —

Он, город современный,

Тобой без зла пройден.

Коль любишь – город этот

Чудесен, как в рассветы,

Тогда, когда священный

Несет он к небу звон!

7

Любить так счастли́во!

И всё же несчастно так…

Вкруг – вина и сливы,

И угольный крыш зигзаг.

На странно-зеленой

И плоской одной из них,

Где бар утаенный

Средь уличных волн возник,

Как остров отрады,

Манящий на свет, цветок, —

Сидим мы с ним рядом,

Но он далек!

Как будто не видит,

Что сух мой стакан до дна…

Что скоро уж выйдет

Харона ладья – луна,

И города демон

В эфире, что стал лилов,

Уж вьет хризантемы

Неждущих горящих слов.

Как будто не слышит,

Как в рупор печаль поет,

Как бархат мой дышит,

Что шепчет рот…

Ах, жить так нет силы!

И силы расстаться – нет.

И что мне в нем мило?!

Будь это – герой, поэт,

Иль дух осиянный,

Что реял моей стезей…

Он только желанный.

Но как это много! Всё.

И то же ему я.

Любовь, что всех уз сильней,

Слила в поцелуе

Нас с юных дней.

И он, верно, помнит

Январь тот… июль… апрель…

Рай парка и комнат,

Мехов или мхов постель…

И пурги, и зори

Там – в лучшей из всех отчизн!

Восторг наш… и горе —

Не месяцы, – годы! жизнь!

Как скорбный денница,

Сейчас на закат глядя,

Не тем же ль томится

Он, чем и я?

Любить так безмерно…

И всё ж беззаконно так!..

Мой вечный, мой верный!

Ведь Бог несказанно благ…

А если Он, Грозный,

Укажет нам ада тьму, —

Знай – грех наш нерозный

Я весь на себя приму.

Ты вздрогнул?.. Да, поздно…

Течет холодка струя.

Цветы все замерзнут.

Погибну я.

8

Фрукты

Умирают в серебряной чаше с крюшоном,

Розы

Умирают во влаге кристальнейших ваз.

Друг, ты

Нынче смотришь таким, о, таким огорченным!

Слезы

Уж готовы политься из солнечных глаз.

Что ты?

Просто я от любви нашей жаркой устала…

Больше:

От нее, жизнь мою пепелящей, – больна.

Годы

Близ тебя я вот так бы счастливой лежала!

Боль же

Только в сердце, что тлеет куделькою льна…

Небо

За окном, словно луг заливной в незабудках!

Помнишь?

Есть в России такие. И будут… в раю.

Мне бы

В эту ширь, что шумит нам из радио чутких…

Дом наш

Вожделенный не в здешнем же, чуждом краю.

Там я

Всё найду, по чему тосковала так долго:

Души

Дорогих мне умерших и сад свой родной,

Пламя

Негреховной любви и… тебя потом… Только —

Слушай! —

Как умру, не целуй на земле ни одной.

Звуки

Вдруг прорвавшихся слез… Их – что ягодок в

грозде.

Глупый!

Иль забыл ты, Кем тварь вся – и я с ней – жива?

Руки

Преблагие Его не сломают и трости,

Губы

Не угасят и льна, что курится едва…

Раньше,

Чем захочет Он, – верь мне – и я не угасну…

В персях —

Уж не стук больной, – музыка радио-струй…

Встань же,

Улыбнись же и дай мне скорей, мой прекрасный,