[91]. Столица активно включается в культурную жизнь русской диаспоры. В 1921–1922 гг. она совершает турне по Болгарии с чтением лекций на литературные и общественные темы. Несмотря на удаленность от крупных издательских центров русской эмиграции, в 1920-е гг. она активно публикуется. Ее стихи печатаются в «Перезвонах» (Рига), «Возрождении», «Русской мысли», «России», «России и Славянстве» (Париж), в «Голосе», «Голосе труда» и «Руси» (София), включаются в альманахи и сборники Русского Зарубежья.
Обзор пореволюционного периода творчества Столицы трудно разделить на российский и зарубежный, настолько внутренне неразделимым и неизменным оставался ее внутренний мир. В этом отношении очень показателен сборник «Лазоревый остров», работа над которым началась в 1915 г., а продолжалась среди скитаний и ужасов гражданской войны. Как и первые три книги, этот сборник посвящен одной, тщательно и подробно разработанной теме, а именно – теме любви. Однако это не столько дневник лирической героини, сколько попытка воспеть любовь, используя изобразительные средства античности (Алкей, Сафо), Востока, европейского Средневековья. Действие происходит в Крыму, который кажется героине Эдемом, а вернее островом Наксос, где состоялась встреча Диониса с его женой Ариадной. В каком-то смысле этот сборник стал реквиемом собственной любви. Открывается он посвящением-акростихом Михаилу Столице, а цикл «Тринадцатая весна» посвящен годовщине брака с Романом Столицей. Такого водопада откровенного, но высокохудожественного эротизма больше в творчестве поэтессы не будет. В совершенно иной манере будет создан ею цикл любовной лирики «Осенний огонь» в 1930 г.
Последний, болгарский период творчества Столицы, длившийся двенадцать лет, был не менее интенсивным. В 1922 г. она пишет поэму «Лазорь чудный», проникнутую эсхатологическими мотивами. Пожалуй, это последнее произведение Столицы на мифологические темы. Отказ от исторических и мифологических стилизаций происходит одновременно с переходом к современной лексике. Впервые появляются лирические стихи, проникнутые рефлексией и драматизмом, вполне отражающие душевное состояние поэтессы в годы эмиграции.
Несмотря на близость болгарской и русской культур и признательное чувство к Болгарии, ставшей ее второй родиной, тоска по России не оставляла Столицу. Это чувство становится лейтмотивом последнего периода ее творчества. В 1931–1932 гг. она пишет поэму из эмигрантской жизни «Голос Незримого», остро современную, проникнутую реалиями европейской жизни и одновременно запечатлевшую образ русской женщины-идеалистки, столь близкий душе самой поэтессы. В поэме нашло отражение трагическое восприятие Столицей эмигрантской жизни, что выразилось в неизбежности гибели главной героини.
В предисловии к посмертному сборнику поэм «Голос Незримого» сообщалось, что художник Е. Ващенко изобразил на голубом фоне обложки белую райскую птицу с ветвью в клюве в соответствии с пожеланием поэтессы. Зная о пристрастии Столицы к теме рая и учитывая, что одна из поэм сборника, «Лазорь чудный», посвящена описанию райских обителей, не исключено, что изображенная птица указывала на ту обитель, то царство, которое было особенно близким поэтессе. Художник руководствовался поэмой, где в обители Истины алкающих можно было увидеть
птицу, аки снег,
Ростом большую, чем статный человек,
Что стояла под листьём, полна величия…
«Птица-Астрафель, праматерь рода птичьего»…
Но, возможно, образ райской птицы на обложке был навеян воспоминаниями о доме, о семье, о России. Сохранился рассказ А.Н. Ершова «Матушка Павлина» о вышивке, которую готовила в дар молодоженам их родственница – монахиня матушка Павлина.
Это была чудесная вышивка! В середине – алый курчавый розан с изумрудными листьями, по бокам – белые, голубые и розовые колокольчики. Но лучше всего все-таки была птица, вышитая наверху. Сиреневая с голубым, с золотым клювом, украшенная серебряными блестками, держала она в лапах ветку земляники и круглыми выразительным глазом смотрела на малиновые ягоды. Трудно было сказать, к какой породе принадлежала эта птица: напоминала она и попугая и голубя и обоих вместе, но это не беспокоило матушку Павлину. Не тревожило ее и то, что вышивка выходила чересчур яркой и пестрой. Матушка Павлина, как сущее дитя, не признавала полутонов.[92]
Рассказ заканчивался печально: молодоженам вышивка не понравилась, а матушка Павлина вскоре скончалась.
Перенесенные испытания, а также активное участие в культурной жизни болгарской диаспоры (устройство вечеров, спектаклей, выступления и пр.), по-видимому, подорвали здоровье поэтессы. В ночь на 12 февраля 1934 г. она почувствовала себя плохо на балу русских студентов, где была поставлена ее пьеса «Московские невесты», в которой она сыграла одну из ролей.
Тотчас же поехала домой, сама вошла на третий этаж, аккуратно, как всегда, разделась, сама повесила свое пальто и шапку, но, опустившись на диван, сразу ослабела, и когда хлопотавшие около нее близкие удалились на одну минуту, она сползла на пол и умерла на их руках, прострадав не более 10–15 минут от паралича сердца.[93]
Похороны были торжественными:
Несмотря на отвратительную, ветреную и гнилую погоду, церковь русская была полна. Служил преосвященный и пел церковный хор. Почти все бывшие в церкви провожали гроб на кладбище. <…> Два больших венка возложены были на могилу талантливой русской поэтессы: от русских студентов и от Общества русских писателей и журналистов в Болгарии, деятельным членом которого с самого его основания была Любовь Столица.[94]
Некролог писателя А.М. Федорова, строки из которого приведены выше, весьма сходен с тем биографическим очерком, что предваряет книгу «Голос Незримого». Возможно, автор получил сведения от родственников поэтессы.
Остается неизвестной судьба целого ряда упоминаемых в очерке и некрологе произведений Любови Столицы. Это пятый сборник стихов «Спас» (1915), поэма «Зоя и Авенир» (1915), пьесы «Триумф весны: драма из эпохи итальянского Возрождения» (1918–1921), «Два Али» (1926) – «маленькая восточная комедия, написанная специально для любительского спектакля, в котором покойная сама принимала участием как режиссер, и как артист»[95], «Рогожская чаровница: комедия из купеческой жизни» (1928). К этому списку можно добавить упоминавшуюся сказку «Жемчужный голубок» (1919), а также безымянную поэму, над которой поэтесса работала перед смертью, имея намерение включить ее в свой последний сборник под номером II.
Заключим этот очерк словами из некролога: «И человек она была благожелательный, добрый, отзывчивый и, что особенно интересно, похожий на свои произведения, очень русская, в каждом слове, в каждом движении, в улыбке и во взгляде. И религиозна было по-русски, по-простонародному, свято верила в русский народ и в возрождение России»[96].
ПРИМЕЧАНИЯ
При жизни Любови Столицы вышли в свет три книги ее стихов – «Раиня» (1908), «Лада» (1912), «Русь» (1915) – и роман в стихах «Елена Деева» (1916), выдержавший четыре издания (последнее – в Берлине, 1923). В 1918 г. Столица с семьей покидает Москву, два года проводит в скитаниях по югу России, осенью 1920 г. эвакуируется из Ялты в Салоники и через год приезжает в Болгарию. Годы эмиграции она провела в Софии, активно участвуя в культурной жизни русской диаспоры, сотрудничая во многих газетах и журналах Русского Зарубежья. Жила и скончалась в доме на бульваре Евлоги Георгиева, 37 (ныне 66). Посмертно вышла книга поэм Столицы «Голос Незримого» (София, 1934), содержащая биографический очерк о ней, подписанный псевдонимом Еръ и принадлежащий, предположительно, родственникам поэтессы.
Спустя более полувека квартиру в Софии, где жил сын поэтессы, Евгений Романович Столица, посетил выходец из России (СССР) Иосиф Наумович Мороз – историк-славист и этнограф. Его как специалиста заинтересовало творчество Столицы, пронизанное фольклорными мотивами и образами. Одинокий человек, Е.Р. Столица жил «в крохотной комнатке, где с трудом умещались пианино и кровать походного типа»[97] и где невозможно было поместить сундук, в котором хранился архив матери: уезжая из России, она взяла с собой самое ценное – рукописи, фотографии, письма родных и друзей. По предположению И. Мороза, сундук хранился в подвале дома, где жил Е.Р. Столица, но бесследно исчез после его смерти, наступившей вскоре после их непродолжительного знакомства. «Через некоторое время, связавшись с его душеприказчиком, я узнал, что покойный уничтожил все произведения своей матери»[98], – вспоминал И. Мороз. Несмотря на кратковременность общения, Морозу удалось самое главное – скопировать произведения Столицы. Конгломерат ксерокопий, хранившийся у И. Мороза, был передан на хранение в РГАЛИ и вошел в состав фонда № 1345 «Собрание рукописей». Благодаря И. Морозу мы имеем возможность прочесть оставшийся неопубликованным сборник «Лазоревый остров», множество стихотворений 1921–1930 гг., пьесы и сценические миниатюры.
В России публикации стихотворений Столицы возобновились в конце 1980-х гг., из них наиболее значительные – в антологиях «Ковчег: Поэзия первой эмиграции» (М., 1991) и «Русская поэзия Серебряного века. 1890–1917» (М., 1993). В 1996 г. увидела свет основополагающая публикация М.В. Акимовой и Л.Я. Дворниковой «Дионисов чудный дар: Материалы для биографии Л.Н. Столицы»