Голос одиночества — страница 18 из 58

Пол встал по другую сторону кровати. Левая нога больной оказалась такой бледной и невесомой, что ему стало жутко. Он снова вспомнил о Джастине. Тот тоже сильно исхудал в последние недели жизни. Сквозь прозрачную кожу виднелись синие жилки. Восьмилетнее тело стало таким легким, что Пол без труда мог бы поднять его одной рукой. «Это вес смерти, – думал тогда Пол. – Жизни в нем больше нет».

– П…попробуй согнуть колено, надави на б…бедро, – раздался голос Да Луна. – В…вот так, десять раз…

Пол еще крепче обхватил лодыжку больной и попытался согнуть колено по направлению к животу. Это действительно оказалось не так легко. Ко всему прочему, он боялся сломать женщине ногу. И с каждым повторением Минь Фан издавала громкий стон.

– Д…даже не знаю, больно ли ей, – сказал Да Лун. – Думаю, что да, хотя врачи считают, что она ничего не чувствует.

Наконец Пол положил ногу на кровать и отошел в сторону передохнуть.

– А сколько всего больных в деревне? – спросил он Да Луна.

– Б…без понятия. Здесь же нет врачей, которые вели бы списки. Но в нашем возрасте здоровых не бывает, верно? А почему ты спрашиваешь?

Вместо ответа Пол взялся за правую ногу женщины.

– Неужели ты совсем ничего не поймал на озере? – поинтересовался Да Лун.

Пол с сожалением покачал головой:

– Нет. Честно говоря, и не пытался. Место не слишком уютное.

– Почему? – удивился Да Лун.

– Слишком много мертвого зверья. Утки. Дикие птицы. Были и другие скелеты, я так и не понял чьи. – (Да Лун молчал.) – В озере плавает много дохлой рыбы. Ты считаешь, это нормально?

– Минь Фан говорила то же, – наконец кивнул Да Лун. – В последние месяцы стало, я слышал, совсем плохо.

– Но она продолжала ловить?

– Вкус рыбы не изменился, значит она все еще съедобна. Так считала Минь Фан.

– А что там за фабрика? – спросил Пол как бы между прочим.

– Фабрика? – удивился Да Лун.

– В дальнем конце озера, – кивнул Пол. – Я видел две трубы и какие‑то строения.

– Ах, фабрика… Она там так давно, что я совсем забыл о ней. Стала, так сказать, частью пейзажа. «Золотой дракон», там производят какие‑то лечебные чаи и леденцы от кашля.

– Ты уверен? Откуда тебе это известно?

Да Лун пожал плечами, что должно было означать: «Это знает каждый, кто здесь живет». Пол скосил глаза на собеседника. Невозможно было представить, чтобы этот измученный жизнью старик ему лгал.

– И как давно вы едите рыбу из этого озера?

– Н…не знаю. Очень давно. Минь Фан всегда любила рыбачить. Кроме того, эта рыба ничего нам не стоила.

Пол замолчал. Ответы старика совершенно сбили его с толку. Если с рыбой действительно что‑то не так, почему заболели только эти женщины? И почему среди них оказалась госпожа Чжо, которая если и ходила на озеро, то редко? Как объяснить то, что другие жители деревни, удившие куда чаще, чем она, остались здоровы?

– И ты ее ел? – продолжал допытываться Пол.

– Я – нет.

– Почему? Ты же сейчас сказал, что вы давно едите эту рыбу.

– Минь Фан ест, я – нет, – повторил старик. – У меня от нее красные пятна по всему телу. Аллергия.

От неожиданности Пол едва не выронил ногу Минь Фан.

– А муж госпожи Ма? – спросил он, с трудом сдерживая волнение.

– Он ненавидит рыбу. Ни разу к ней не прикоснулся, сколько я его знаю.

Страшная догадка мелькнула в голове Пола.

– Но ведь Минь Фан съедала не все…

Да Лун кивнул:

– Что оставалось, всегда можно было продать в деревне за пару юаней. Остальное получал кот.

– И соседи Чжо были вашими постоянными покупателями, так? – догадался Пол.

– Да, обычно они и брали. А ты откуда знаешь?

Пол осторожно положил ногу Минь Фан на постель и утер со лба пот. Значит, рыба. Это все еще его предположение, хотя оно и подтверждается все больше. Что же может быть такого в этой рыбе, если она за какую‑нибудь пару недель превращает здоровых людей в беспомощных инвалидов?

Да Лун встал в ногах кровати и принялся массировать жене ступни. Его лицо выражало предельную степень сосредоточенности, ловкие пальцы так и порхали по лодыжкам, пяткам, подушечкам пальцев. Пол невольно залюбовался его точными, профессиональными движениями. Тут больная прокашлялась.

– Ты не мог бы дать ей воды, – попросил Да Лун. – Мне кажется, она хочет пить.

Пол подложил ладонь женщине под затылок, осторожно приподнял ей голову, поднес к губам стакан и неловким движением влил в рот немного воды.

– Осторожно, – предупредил его Да Лун. – Иначе она захлебнется.

Но Пол перестарался. Минь Фан не успевала глотать. Большая часть воды потекла по подбородку и шее. Пижама намокла. Пол почувствовал, как напряглось тело больной. Вскоре она зашлась в кашле. Что‑то напирало, душило ее изнутри. Пол попробовал ее посадить, но тело Минь Фан словно окоченело. Тогда на помощь пришел Да Лун. Он стукнул жену по спине кулаком и громко закричал:

– Минь Фан! Минь Фан!

Но больную трясло все больше. Ее бледное лицо налилось краской. Рот беззвучно открывался, как у выброшенной на берег рыбы.

– Минь Фан! Дыши, пожалуйста… Хватай воздух, ну, ну! – умолял жену Да Лун.

Пол невольно вздрогнул. Он узнал этот голос – голос человека, глядящего в лицо смерти. Тут же пришло на память пророчество астролога. Вы жизнь заберете. Так звучала его первая фраза.

Не убьете, а именно «заберете жизнь». Пола охватил ужас. В его руках билось в судорогах бесчувственное человеческое тело. По его вине. Стакан воды. Вода, как же! Он должен остерегаться воды. Или нет, все чушь. Причиной всему стала его неловкость, при чем здесь астрология?

Да Лун с силой рванул неподвижное тело на себя. Потом обвил его сзади руками, несколько раз надавил на живот и грудь и замер. Время остановилось. Зависло между жизнью и смертью. Потом снова послышался кашель, уже более ровный, и женщина громко задышала.

Пол, шатаясь, побрел к дивану и в изнеможении упал на подушку.

– Т…ты дрожишь всем телом… – услышал он голос Да Луна. – Я п…принесу тебе воды.

– Прости меня, – пробормотал Пол. – Это я виноват, не уследил.

– Н…нет, – категорически возразил Да Лун. – Т…такое бывало с ней и раньше. Только сегодня почему‑то сильней обычного. Но нам повезло. – Он внимательно посмотрел на Пола. – Ты т…так испугался… С тобой все в порядке? Выглядишь не очень…

Пол одним глотком осушил стакан воды:

– Спасибо, уже лучше.

Да Лун присел рядом с ним. Он тоже дрожал. Потная рубаха прилипла к груди, полные губы сжались в едва заметную черточку, левое веко дергалось. Оба замолчали, каждый думал о своем. Пол перевел взгляд на часы под телевизором. Мерцание красных цифр на дисплее подействовало на него успокаивающе.

Да Лун очнулся первым:

– Г…где ты научился так хорошо говорить по‑китайски?

– Я живу в Гонконге больше тридцати лет. – Пол повернулся к нему. – Там я выучил кантонский. А мандаринский любил с детства. В восьмидесятые‑девяностые годы много ездил по Китаю. Отсюда мой мандаринский.

– И что ты делал в Китае?

Пол задумался. Как поведет себя Да Лун, когда узнает, что перед ним бывший журналист? До сих пор китайцы реагировали на это по‑разному. Одним давняя профессия Пола внушала уважение, у других вызывала подозрение, в третьих будила любопытство. И то, и другое, и третье сейчас было крайне неуместным, но Пол не мог солгать Большому Дракону.

– Я работал корреспондентом в нескольких британских и американских газетах. – Похоже, опасения оказались напрасными, Да Лун не изменился в лице. Пол продолжил: – Позже был переводчиком и консультировал европейские компании, которые инвестировали в производство в Китае.

– А теперь?

– Ты хочешь знать, чем я занимаюсь или на что я живу?

– Разве это не одно и то же?

– Для меня – нет.

– Тогда ты, наверное, очень богат.

– С чего ты взял?

– Только для богатых людей это не одно и то же.

Пол хотел возразить Да Луну, но тут вспомнил, где находится. Все относительно, для жителей этой деревни он действительно был очень обеспеченным человеком.

– Я живу на проценты от своих сбережений, очень скромно по гонконгским меркам. Там меня никто не назовет богачом. Да и в Китае тоже.

– И чем ты занимаешься?

Давненько Полу не задавали подобных вопросов.

– Чем я занимаюсь? – «С чего начать?» – У меня был сын… Он умер. С тех пор… – Пол задумался, подбирая слова, – с тех пор… я почти ничем не занимаюсь.

Да Лун внимательно разглядывал его лицо. В его взгляде не было ни подозрительности, ни недоверия. Скорее, удивление и любопытство. Может, даже уважение. Пол не так хорошо знал этого человека, чтобы судить. Мышцы его лица расслабились. Левое веко больше не дергалось. Губы разжались.

– Если человек еще не стал самим собой, он станет таковым в трудную минуту жизни, – меланхолично заметил Да Лун.

– Кто это сказал?

– Конфуций.

Пол прикрыл глаза, откидываясь на черную подушку из искусственной кожи. В голове эхом отдавались слова китайского мудреца. Если в них есть хоть доля правды – кто он такой? Человек, который не имеет силы отпустить свое прошлое? Человек, которого затягивает трясина жалости к самому себе? Человек, не знающий меры в своей скорби?

Собственно, он не знал меры ни в чем: ни в скорби, ни в страхе, ни в ярости, ни в любви. Но было ли здесь чему удивляться? Мать Пола покончила с собой, когда ему было девятнадцать лет, после чего он навсегда ушел из дому. Он покинул страну, гражданином которой считался согласно паспорту, переехал на другой континент и вернулся лишь однажды, на похороны отца. В последний раз он потерял место репортера, когда вылил на голову шефу – главному редактору журнала «Форин корреспондентс клаб» – остатки пива из своего бокала. Дело было на каком‑то торжественном приеме, Пол уже не помнил, из‑за чего они повздорили. С тех пор он не писал ни для газет, ни для журналов. После рождения сына Пол решил стать примерным отцом. Полностью посвятил себя ребенку, пока жена делала карьеру в банке.