невинная молодежь, которая рискует жизнью в поиске любви: беременная девушка, брошенная своим парнем, или молодой человек, пойманный в ловушку нежеланного и преждевременного брака. Игнорировать агонию таких жертв (бесконечные самоубийства; смерти от рук неумелых врачей, делающих аборты; тяжелые жизни, потраченные на то, чтобы нести крест «бесчестия» и нежеланного ребенка) во имя «нравственного закона» – означает насмехаться над моралью.
Другая, подлинно невероятная насмешка проглядывает из того же пункта. В качестве предупреждения против использования контрацептивов энциклика утверждает:
«Наконец, надо тщательно взвесить, какую опасную власть даст это земным правителям, которые нимало не заботятся о соблюдении нравственных законов и заповедей… Кто запретит общественным властям благоприятствовать насаждению искусственных методов, препятствующих рождаемости, которые они будут насаждать как более эффективные или, более того, предписывать всем в обязательном порядке, если посчитают это необходимым? И это, конечно же, случится, если люди возжелают избежать трудностей, внутренне присущих божественному закону и испытываемых как отдельными лицами, так и семьями и обществом в целом, и с этой целью позволят правительствам вмешиваться в глубоко интимный и присущий лишь супругам дар [передачи жизни]» (пункт 17).
Никакая земная власть не пыталась (да и никакая частная группа никогда не призывала ее к этому) навязывать контрацепцию верующим католикам. А если вспомнить, что именно католическая церковь инициировала законодательный процесс в области контроля за рождаемостью по всему миру и поместила «самое личное на милость властей», то подобное утверждение становится еще более возмутительным. Если бы не вежливость по отношению к папской должности, то содержание энциклики можно было бы назвать дерзкой наглостью.
Теперь мы подошли к позиции энциклики на вопрос абортов и к другому примеру бесчеловечной жестокости. Сравните завуалированную сентиментальность стиля документа, когда в нем обсуждается «супружеская любовь», с ясным, грубым и военным тоном, в котором произносится следующее: «Мы должны еще раз заявить, что совершенно недопустимо использовать в качестве законного способа регулирования числа детей прямое прерывание уже начатого рождения и в особенности прибегать к аборту, даже если он делается в целях исцеления» (пункт 14, курсив добавлен).
После превознесения добродетели и святости материнства как высшего долга женщины, как ее «вечного призвания», энциклика повышает ее риск погибнуть при выполнении этого долга: бессмысленной смерти в присутствии врачей, которым запрещено спасать женщину, как если бы она была лишь кричащим сгустком зараженной плоти, не могущим даже подумать о своем праве на жизнь.
Именно такие меры отстаиваются сторонниками энциклики во имя их беспокойства о «святости жизни» и «правах» – правах эмбриона.
Полагаю, что только механизм психологической защиты заставляет этих людей обвинять своих оппонентов в настроенности против жизни.
Заметьте, что люди, придерживающиеся такого понятия, как «права эмбриона», – это люди, отрицающие и нарушающие права живого человеческого существа.
У эмбриона нет никаких прав. Права относятся не к потенциальному, а только к актуальному бытию. Ребенок не может обладать какими бы то ни было правами, пока он не родился. Живущее всегда идет впереди того, что еще не родилось.
Аборт – моральное право, которое должно быть оставлено на усмотрение женщины: с позиции морали ничто, кроме ее собственного желания, не должно быть задействовано в принятии решения. Кто вообще имеет право диктовать ей, как она должна распоряжаться собственным телом? Католическая церковь ответственна за позорные и варварские законы против абортов в США, законы, которые должны быть отменены и ликвидированы.
Степень важности, которую католическая церковь вкладывает в свою доктрину о сексе, измеряется количеством выраженного в энциклике безразличия к человеческим страданиям. Ее авторам хорошо известно, что человек должен зарабатывать на жизнь собственными усилиями и что на земле, в любой цивилизованной и не очень стране, нет той супружеской пары любого уровня дохода, которая бы смогла прокормить то количество рожденных ею детей, если бы буквально подчинилась энциклике.
Все так и будет, даже если мы возьмем богатейшую семейную пару и включим «выходные» в периоды «чистоты», поскольку физические и психологические усилия «призвания» родителей будут настолько огромны, что от них ничего не останется, особенно от матери, к сорока годам.
Возьмите положение средней американской семейной пары. Что стало бы с их жизнью, если бы они вырастили, скажем, 12 детей, работая с утра до ночи и участвуя в отчаянной гонке с регулярными поездками в роддом, оплатой аренды, продуктов, одежды, медицинских счетов, учебников, с корью, свинкой, кашлем, рождественскими елками, кино, мороженым, с летними лагерями, платьями, свиданиями, открытками, больницами, колледжами, с каждой зарплатой отца-трудоголика, проглоченной до того, как получена. Что бы осталось у них к концу жизни, кроме надежды на предварительную оплату за свое место на кладбище?
Теперь подумайте о положении, в котором пребывает большая часть человечества, существующая на уровне доисторической бедности. Никакие усилия даже самого способного и добросовестного отца на земле не помогут родителям прокормить даже одного ребенка, не говоря уже о взводе. Невыразимое убожество чахлых, болезненных, хронически недокормленных детей, которые толпами умирают в возрасте до 10 лет, широко известно. Папа Павел VI, в конце энциклики упоминающий свой титул земного представителя «святейшего и милосерднейшего Бога», не может не быть осведомлен об этих фактах, но может их игнорировать.
Этот вопрос безответственно отбрасывается в энциклике:
«Ибо мы вполне осознаем, какие сие дело повлечет за собой трудности для правителей, особенно в тех странах, которые стремятся к прогрессу. И мы, видя их справедливые заботы, угнетающие их, издали энциклику “О развитии народов”, в которой указали на оные проблемы… Мы считаем, что эту проблему можно решить только тогда, когда экономический и социальный прогресс будет поставлен на службу как отдельным гражданам, так и всему человеческому обществу и будет приумножать подлинные блага, достойные этого имени.
Воистину, речь идет о большой несправедливости, когда Божественному провидению приписывается то, что в действительности происходит от неразумного управления государством или от недостаточного чувства социальной справедливости, или от непомерного личного обогащения, или, наконец, от упорного нежелания взять на себя труды и заботы с тем, чтобы улучшить благосостояние народа» (пункт 23).
В энциклике «О развитии народов» отстаивается отказ от капитализма и установление тоталитарного, социалистического и фашистского режима, так называемого мирового государства, в котором основным принципом будет право на «необходимый для жизни минимум», а все «остальные права, в том числе на собственность и свободу торговли, должны будут подчинены основному принципу» (за подробным обсуждением этой энциклики обращайтесь к статье «Реквием по человеку»[14]).
Если отчаянный, поглощенный борьбой за жизнь человек из Перу, Китая, Египта или Нигерии примет заповеди данной энциклики и будет стремиться быть нравственным, но увидит своих детей умирающими, то единственный совет, который ему даст сей документ, будет следующим: подождите установления мирового государства. Что, во имя Бога, он должен делать до этого времени?
В философском плане отсылка к более ранней энциклике чрезвычайно важна: Папа как бы указал на мост между двумя документами и их общее основание.
Мировое государство, отстаиваемое в энциклике «О развитии народов», – кошмарная утопия, где все порабощены физическими нуждами других; его жители – обезличенные машины, запрограммированные быть альтруистичными, не иметь собственных амбиций, разума, гордости и чувства собственного достоинства. Но это чувство – упрямый враг всех утопий, и до конца непонятно, сможет ли только экономическое порабощение разрушить его внутри индивида. Цель, которую энциклика «О развитии народов» хотела достичь извне, затрагивает физические условия жизни человека, тогда как энциклика «О человеческой жизни» намеревается ее достичь изнутри, путем разрушения человеческого сознания.
«Не позволяй людям быть счастливыми, – говорит Эллсворт Тухи в романе “Источник”[15]. – Счастье самосодержательно и самодостаточно… Счастливые люди свободны. Поэтому убей радость в их жизни… Заставь их почувствовать, что само личное желание – зло… Несчастные придут к тебе. Ты будешь им нужен. Они придут за утешением, за поддержкой. Природа не терпит пустоты. Опустоши душу – и можешь заполнить это пространство, чем угодно тебе».
Лишенные амбиций, но приговоренные к бесконечному труду; лишенные наград, но вынужденные постоянно производить; лишенные сексуального удовольствия, но обязанные продолжать род; лишенные права на жизнь, но неспособные умереть – только в состоянии живых мертвецов добросовестные последователи энциклики «О человеческой жизни» будут готовы перейти в мир энциклики «О развитии народов»: им просто некуда будет больше идти.
«Если б кто-нибудь вроде Хью Экстона, – говорит Хэнк Риарден в романе “Атлант расправил плечи”, – сказал мне, что, принимая теорию секса мистиков, я принимаю теорию экономики грабителей, я бы рассмеялся ему в лицо. Теперь уже я этого не сделал бы».
Тем не менее ошибочно предполагать, что в подсознательной иерархии мотивов авторов двух энциклик вторая, «О человеческой жизни», была лишь духовным средством для достижения условий первой, «О развитии народов», выступающей материальной целью. Думаю, было наоборот: энциклика «О развитии народов» стала материальным средством для энциклики «О человеческой жизни» как духовной цели.