Если государство и заслуживает одобрения в рамках лунного проекта, то только за свое участие не как государства, то есть за полное отсутствие принуждения в отношении к другим участникам проекта (которое оно использовало в отношении тех, кто финансировал проект, – налогоплательщиков). Большое значение здесь (что не должно становиться обоснованием или одобрением смешанной экономики) имеет тот факт, что из всех наших государственных программ космическая была лучшей и самой чистой: по крайней мере она вернула американским гражданам их принудительные инвестиции, отработала свои деньги, заработала свою прибыль, чего нельзя сказать ни об одной другой правительственной программе.
Однако есть постыдный элемент в идеологической мотивации (или публично озвученной мотивации), давшей начало нашей космической программе: заявление Джона Кеннеди о космической гонке между Соединенными Штатами и Советской Россией.
Любое соревнование подразумевает основные принципы, общие для всех участников, такие как правила игры в спорте или функции свободного рынка в бизнесе. Утверждение о соревновании между США и Советской Россией в какой-либо сфере находится за рамками приличия: это и морально, и интеллектуально несопоставимые сущности. Что бы вы подумали о соревновании между врачом и убийцей за влияние на большее количество людей? Или о соревновании между Томасом Эдисоном и Аль Капоне за то, кто быстрее разбогатеет?
Фундаментальное значение триумфа «Аполлона-11» состоит в том, что он не является политическим: он – философский, особенно морально-эпистемологический.
Высадка на Луне как таковая была достижением не науки, а технологии. Технология – это прикладная наука, переводящая открытия теоретической науки в практику человеческой жизни. Как таковая технология выступает не первым шагом в развитии конкретной области знания, а последним; не самым трудным шагом, а конечной точкой, неявной целью человеческого поиска знаний.
Высадка на Луну была не величайшим достижением науки, а ее величайшим видимым результатом. Величайшие достижения науки невидимы: они происходят в разуме человека; они обретают форму взаимосвязанных интеграций, объединяющих огромное количество явлений. Астронавт предыдущей миссии, который заметил, что его корабль был под управлением сэра Исаака Ньютона[55], понимает эту эпистемологическую иерархию. (Если позволите небольшую поправку, то я бы сказала, что Ньютон был вторым пилотом, а командиром был Аристотель.) Поэтому высадка была первым шагом, началом относительно Луны, но последним шагом, то есть результатом, относительно Земли – результатом долгого, интеллектуально-научного развития.
Подобная эпистемологическая расстановка ни в коем случае не умаляет интеллектуального статуса, мощи и достижений технологов и астронавтов. Она лишь указывает на то, что они были достойными преемниками, которые извлекли максимальную пользу из прославленного наследия благодаря своим способностям и талантам. (Из того факта, что человек – единственный вид, способный передавать знания и поэтому способный развиваться; из того факта, что человек может обеспечить разделение труда и что для крупных проектов требуется большое количество людей, не вытекает того, что предполагают некоторые «умники»: якобы достижение стало коллективным.)
Я не считаю, что все люди, внесшие вклад в полет «Аполлона-11», неизбежно рациональны во всех своих убеждениях и аспектах жизни. Но в своих профессиональных функциях (каждый в своей доли вклада) им пришлось действовать на строгих принципах рациональности.
Самый вдохновляющий элемент всей лунной миссии состоит в том, что она сделала такие абстракции, как рациональность, знание, наука, воспринимаемыми напрямую, непосредственно из опыта. Посадка на другое небесное тело акцентировала внимание непосредственно на могуществе разума: важно не то, что человек высадился именно на Луну, а что он вообще может это сделать.
Такова причина международной реакции на полет космического корабля «Аполлон-11».
Фрустрация выступает лейтмотивом в жизни большинства людей, особенно сегодня; она – результат непризнанных желаний и отсутствия способов для их осуществления. На фоне разрушающегося мира «Аполлон-11» запустил историю отважной цели, ее исполнения, триумфа и средств, которые помогли ее реализовать, – историю демонстрации высшего человеческого потенциала. Если человек хочет продолжать борьбу для достижения цели, то ему нужно помнить, что успех возможен; если он не хочет испытывать страх, презрение и ненависть к людям, то ему необходимо понимание, что человек может стать героем.
С таким смыслом и неявным мотивом смотрели на полет «Аполлона-11» миллионы заинтересованных, улыбающихся лиц во всех уголках и на всех руинах цивилизованного мира. Этот смысл люди почувствовали, но не осознали и потому завтра же предадут. Помочь им в осознании и понимании этого смысла было работой их учителей, то есть интеллектуалов. Однако интеллектуалы говорили им совсем другое.
Крупное событие похоже на взрыв, который сбрасывает все маски и выводит скрытое на поверхность, будь то алмазы или глина. Полет «Аполлона-11» был «моментом истины»: он открыл глаза на пропасть между естественными и гуманитарными науками, ширину которой нужно измерять в межпланетных расстояниях. Если на достижения естественных наук надо смотреть через телескоп, то для состояния гуманитарных наук понадобится лупа: в истории не было случая, когда интеллектуалы выглядели бы настолько убого, как сегодня.
В газете The New York Times от 21 июля 1969 г. на двух страницах напечатаны реакции известных и полуизвестных людей, представляющих разные сферы нашей культуры.
Удивительно видеть множество версий одних и тех же потрепанных банальностей. В атмосфере застоя, мелочности, затхлой зависти эта коллекция высказываний обнажила суть (и духовные последствия) основных предпосылок сегодняшней культуры: иррационализма-альтруизма-коллективизма.
Степень ненависти к разуму просто поразительная. (Произошло психологическое разоблачение: никто не ненавидит то, что считает неэффективным.) Однако ненависть была выражена не напрямую, а в форме преуменьшения значимости технологии. (Поскольку технология – это способ перенести научные достижения в жизнь человека, то судите сами о мотиве и искренности выражений заботы о человеческом страдании.)
«Главная причина для негативной оценки значения полета на Луну, несмотря на все хвалебные речи, состоит в том, что это громадное техническое достижение свидетельствует о неправильном понимании человеческих ценностей и неправильном осознании приоритетов нашей технологической культуры».
«Мы выдаем свою моральную слабость триумфами в технологиях и экономике».
«Как нашу нацию может распирать от технологической гордости, когда она так слаба, дурна, ослеплена и ошибается в своих приоритетах? В то время как мы способны отправлять людей на Луну или смертоносные ракеты на Москву или Китай, мы не в состоянии обеспечить продуктами голодающих в переполненных гетто».
«Есть ли что-то важнее людей? Я отказываюсь верить в то, что программа, сравнимая с космической, не может быть запущена в отношении борьбы с бедностью, войнами, преступностью и так далее».
«Если мы покажем такую же решительность и желание действовать по отношению к нашим ресурсам, то мы сможем решить городские проблемы так же, как освоили космос».
«Современные победы человеческого разума – его способности превращать мечты о славе в превосходные достижения – не должны приравниваться к прогрессу, который определяется главной проблемой – благосостоянием соотечественников… сила человеческого интеллекта, мобилизованная ради такого достижения, также может быть привлечена для облегчения страданий людей».
«Самым замечательным событием станет момент, когда человек сможет очистить от пятен и грязи свой неукрощенный разум…»
Полностью последовательным в этой коллекции высказываний был лишь один человек, Пабло Пикассо, который сказал: «Для меня это ничего не значит. У меня нет мнения по этому поводу, мне все равно». Его работы годами демонстрируют его безразличие.
Лучшее высказывание, как ни удивительно, последовало от драматурга Эжена Ионеско[56], который чутко воспринял настроения своих коллег-интеллектуалов. Он сказал:
«Это выдающееся событие неизмеримой важности. Его значение настолько велико, что многим просто неинтересно. Они продолжают обсуждать мятежи, забастовки и любовные романы. Открывшиеся перспективы огромны, и отсутствие интереса выдает поразительный недостаток доброжелательности. У меня сложилось впечатление, что писатели и интеллектуалы, а именно “левые”, повернулись спиной к этому свершению».
Это верное утверждение, и единственная ужасная ошибка в нем – отсутствие знания говорящего о том, что «левые» не являются большинством.
Теперь подумайте о точном, конкретном значении зла, обнажившегося в этих высказываниях: игнорируется именно моральный смысл полета на Луну, отрицается моральный авторитет астронавтов и всех, кто стоит за этим полетом. Подумайте о том, что потребовалось для осуществления этой миссии; подумайте о неимоверных усилиях, беспощадной дисциплине, храбрости, ответственности за собственное мнение, о днях, ночах и годах верности одной цели, о непрерывном напряжении и умственной ясности и сосредоточенности, о честности (честность – это верность истине, а истина – это признание реальности). Все эти качества не считаются добродетелями среди альтруистов и не имеют для них моральной значимости.
Теперь вы, возможно, поймете позорный обман, который представляет из себя мораль альтруизма.
Некоторые обвиняли меня в преувеличении, когда я говорила, что альтруизм означает не доброту и щедрость, а жертву лучшими – в пользу худших, жертву добродетелями – в пользу недостатков, талантом – в пользу бездарности, прогрессом – в пользу стагнации и подчинение всей жизни и всех ценностей желаниям каждого страдальца.