- Давай.
В первый момент он и не понял, что происходит.
- Тататам, тататам, тататам, тамтам, - слышалось на другом конце провода.
- Николо?
- Братья итальянцы, Италия пробудилась…
Дзито во всю глотку орал государственный гимн.
- Да ладно тебе, Николо, нет у меня настроения для шуток.
- А кто шутит? Сейчас я зачитаю тебе сообщение, которое пришло несколько минут назад. Устрой поудобнее свой зад в кресле. Чтоб ты знал, это сообщение было отправлено нам, в «Телевигату», и еще пяти корреспондентам газет. Читаю. «УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ МОНТЕЛУЗЫ. ДОКТОР ЭРНЕСТО ПАНЦАККИ ПО ЛИЧНЫМ ПРИЧИНАМ ПОПРОСИЛ ОСВОБОДИТЬ ЕГО ОТ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ НАЧАЛЬНИКА ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА ВПЛОТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ. ЕГО ПРОСЬБА БЫЛА УДОВЛЕТВОРЕНА. ДОКТОР АНСЕЛЬМО ИРРЕРА ВРЕМЕННО НАЗНАЧЕН ИСПОЛНЯЮЩИМ ОБЯЗАННОСТИ ВМЕСТО ДОКТОРА ПАНЦАККИ.
ВВИДУ ТОГО ЧТО В ХОДЕ РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВА ЛИКАЛЬЦИ ВЫЯСНИЛИСЬ НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ДЕЛО ПЕРЕДАЕТСЯ НА ДОСЛЕДОВАНИЕ ДОКТОРУ САЛЬВО МОНТАЛЬБАНО ИЗ КОМИССАРИАТА ВИГАТЫ. ПОДПИСЬ: БОНЕТТИ-АЛЬДЕ-РИГИ, НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ МОНТЕЛУЗЫ». Мы выиграли, Сальво!
Он поблагодарил друга и повесил трубку. Никакого удовлетворения он не испытывал. Да, конечно, напряжение спало, ответ, который он хотел получить, получен. Но ему было не по себе, на душе кошки скребли. Совершенно искренне проклял Панцакки, в общем, не за то, что тот сделал, а за то, что принудил его, Монтальбано, к поступкам, которые теперь легли тяжким грузом на его совесть.
Дверь распахнулась, в кабинет ввалились все его товарищи.
- Доктор, - сказал Галлуццо, - только что позвонил мой шурин с «Телевигаты». Пришло сообщение…
- Да знаю я уже, знаю.
- Сейчас пойдем купим бутылку шампанского и…
Ледяной взгляд Монтальбано заставил Джалломбардо замолчать. Выходили все медленно, тихо переговариваясь. Ну что за хреновый характер у комиссара!
Судья Томмазео не осмеливался смотреть на Монтальбано. Низко склонившись над столом, он делал вид, будто роется в важных бумагах. Комиссар подумал, что судья, наверное, мечтал о том, чтобы все его лицо вдруг заросло бородой, как у снежного человека, только вот телосложение у него неподходящее.
- Вы должны понять, комиссар. Что касается снятия обвинения в хранении боевого оружия, тут вопросов нет, я уже уведомил адвоката инженера Ди Блази. Но я не могу так же легко снять с него обвинение в сообщничестве. Пока не будет доказано обратное, Маурицио Ди Блази признался в убийстве Микелы Ликальци. Мой долг не позволяет мне ни в коей мере…
- До свидания. - Монтальбано встал и направился к двери.
Судья Томмазео выбежал за ним в коридор.
- Комиссар, подождите! Я хотел бы объяснить…
- Нечего тут объяснять, господин судья. Вы уже говорили с начальником полиции?
- Да, и очень подробно. Мы встречались сегодня в восемь утра.
- Тогда, конечно, ему известны некоторые детали, которыми вы пренебрегаете. Например, то, что расследование убийства Ликальци велось через пень-колоду, что невиновность молодого Ди Блази почти не вызывала сомнений, что его застрелили по ошибке, как собаку, а Панцакки все это скрыл. Только у вас нет выхода: вы не можете снять с инженера обвинение в хранении оружия и в то же время не выдвинуть обвинения против Панцакки, который это оружие ему подбросил.
- Я в данный момент взвешиваю положение Панцакки.
- Очень хорошо, взвешивайте. Но выберите самые точные весы из тех, что имеются в вашем кабинете.
Томмазео собрался было возразить, но передумал и промолчал.
- Вот интересно, - заметил Монтальбано. - Почему тело синьоры Ликальци до сих пор не отдано мужу?
Смущение судьи усилилось. Он сжал в кулак левую руку, засунув в него палец правой руки.
- А это, видите ли, идея доктора Паскуано. Он обратил мое внимание на то, что общественное мнение… Ну в общем, сначала обнаружение трупа, потом смерть Ди Блази, потом похороны синьоры Ликальци и молодого Маурицио… Понимаете?
- Нет.
- Было лучше выждать… Не держать людей под напряжением, не давать им скапливаться…
Он все еще говорил, а комиссар уже дошел до конца коридора.
Когда он вышел из Дворца правосудия Монтелузы, было уже два часа. Вместо того чтобы возвратиться в Вигату, он поехал по шоссе Энна-Палермо. Галлуццо объяснил ему, где находятся бензоколонка и бар-ресторан, два места, в которых видели Микелу Ликальци. Заправка в трех километрах от Монтелузы оказалась закрыта. Комиссар выругался, проехал еще два километра, увидел на левой стороне вывеску: «БАР-РЕСТОРАН ВОДИТЕЛЯ». Движение было очень оживленным, комиссар терпеливо ждал, пока кто-нибудь его пропустит, однако святых не оказалось, он поехал наперерез и под ужасный скрежет тормозов, звуки клаксонов, ругательства, оскорбления припарковался на стоянке возле бара.
Зал был битком набит. Он подошел к кассиру.
- Могу я поговорить с синьором Джерландо Агро?
- Это я. А вы кто такой?
- Комиссар Монтальбано. Вы звонили на «Телевигату», сказали…
- Черт возьми! Нужно же вам было явиться прямо сейчас! Не видите, сколько у меня работы?
У Монтальбано родилась идея, которая на первый взгляд показалась ему гениальной.
- Как у вас тут кухня, ничего?
- Вон те, что здесь сидят, все шоферюги. Вы когда-нибудь видели, чтоб шофер промахивался?
Когда Монтальбано пообедал (идея оказалась не вполне гениальной, а просто хорошей, кухня здесь была на нормальном уровне, безо всяких изысков), выпил кофе и анисовый ликер, кассир, посадив на свое место за кассой какого-то паренька, подошел к его столику.
- Теперь можно поговорить. Я присяду?
- Конечно.
Джерландо Агро вдруг передумал.
- Лучше, наверно, если вы пойдете со мной. Давайте-ка выйдем.
Они вышли из бара.
- Так вот. В среду вечером, около половины двенадцатого, я стоял вот тут и курил. И вижу, со стороны Энна-Палермо подъезжает «твинго».
- А вы уверены?
- Голову даю на отсечение. Машина остановилась как раз передо мной, и вышла синьора, которая была за рулем.
- А еще раз голову прозакладываете, что это была именно та синьора, о которой говорили по телевизору?
- Комиссар, такую женщину, как она, бедняжка, трудно с кем-нибудь перепутать.
- Продолжайте.
- А мужик остался в машине.
- А как вы поняли, что это был мужчина?
- Да тут грузовик с зажженными фарами стоял. Я еще удивился: обычно ведь мужчина ведет машину. В общем, синьора заказала две булки с копченой колбасой и еще бутылку минералки взяла. За кассой мой сынок Танино сидел, как и сейчас. Синьора заплатила и стала спускаться вот по этим ступенькам. Но на последней споткнулась и упала. И булки-то выронила. Я бросился к ней и как раз оказался лицом к лицу с этим синьором, который выскочил из машины, чтоб тоже, значит, ей помочь. «Ничего, ничего», - сказала синьора. Он вернулся в машину, она же заказала еще две булки, заплатила, и они уехали в сторону Монтелузы.
- Вы очень хорошо все рассказали, синьор Агро. Значит, вы можете засвидетельствовать, что мужчина, которого показывали по телевизору, был не тот же самый, что в машине с синьорой?
- Абсолютно. Два разных человека.
- А где синьора деньги держала, в рюкзачке?
- Никак нет, комиссар. Никакого рюкзачка. В руках у нее был кошелек.
После утреннего и дневного напряжения на него вдруг навалилась усталость. Решил поехать в Маринеллу и поспать с часок. Проехав мост, однако, не выдержал. Остановился, вышел из машины, позвонил в домофон. Никто не ответил. Возможно, Анна поехала с визитом к синьоре Ди Блази. И может быть, оно и к лучшему. Из дома позвонил в комиссариат:
- В пять пришлите служебную машину с Галлуццо.
Набрал номер Ливии. Опять длинные гудки. Тогда он позвонил ее генуэзской подруге:
- Это Монтальбано. Слушай, я уже всерьез беспокоюсь. Ливия несколько дней как…
- Не волнуйся. Она мне только что звонила. У нее все хорошо.
- Но где она, черт побери?
- Не знаю. Знаю только, что она позвонила в отдел кадров и взяла еще один отгул.
Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил опять.
- Комиссар Монтальбано?
- Да, кто говорит?
- Гуттадауро. Большое вам спасибо, комиссар.
Монтальбано положил трубку, разделся, принял душ и, как был голый, бросился на кровать. И сразу же заснул.
Дзинь… дзинь… далеко-далеко где-то звенело у него в голове. Сообразил, что это дверной звонок. С трудом встал, пошел открывать. Галлуццо, увидев его голым, отпрянул назад.
- Что такое, Галлу? Боишься, что я тебя затащу в дом и сделаю с тобой всякие нехорошие штуки?
- Комиссар, я уже полчаса звоню. Хотел дверь ломать.
- Тогда бы пришлось тебе новую покупать. Я сейчас.
Парень на бензоколонке оказался кудрявым малым лет тридцати, с угольно-черными блестящими глазами и крепким подвижным телом. Он был одет в комбинезон, но комиссар легко представил его в роли уборщика купален где-нибудь на пляже в Римини, крутящего бесконечные романы с заезжими немками.
- Вы сказали, что синьора ехала из Монтелузы и что было восемь часов.
- Верно на все сто. Видите ли, я уже закрывался в конце смены. Она высунулась из окошка и попросила залить ей полный бак. «Ради вас хоть всю ночь буду работать, если вы меня попросите», - сказал я. Она вышла из машины. Пресвятая Дева, какая красотка!!!
- Вы помните, как она была одета?
- Вся в джинсе.
- У нее был багаж?
- Я видел что-то вроде рюкзака, на переднем сиденье лежал.
- Продолжайте.
- Я залил ей полный бак, назвал цену, она расплатилась банкнотой в сто тысяч лир, которую вынула из кошелька. Когда давал ей сдачу - мне нравится заигрывать с бабами, - спросил: «Могу я сделать для вас что-то особое?» Я думал, она меня отошьет. А она только улыбнулась и говорит: «Для особых услуг у меня уже есть один». И отъехала.
- Точно не поехала назад в Монтелузу, вы уверены?
- Абсолютно. Бедняга! Только подумать, что с ней сделали!