Она вышла из кухни. На лице у Славика отобразилось такое восхищенное изумление, что ей захотелось расцеловать его тотчас же. Как дорог он был ей в те минуты!
— Чего уставился? — кокетливо улыбнулась она. — Нравлюсь тебе такая, а?
— Очень.
Он сидел по другую сторону стола. Она принесла из кухни вскипевший чайник, достала из буфета остатки именинного пирога, присела напротив гостя на тахту. Он все это время не сводил с нее восхищенных глаз и помалкивал.
Галя стала поить его чаем и кормить пирогом. Славик постепенно осваивался, избавлялся от скованности. Заговорил о своей Одессе, стал вспоминать школу, рассказал о том, что была у него мечта учиться на физико-математическом в университете. Да вот, вздохнул он, закончил только восемь классов и теперь не представляет, как все будет. Застенчиво улыбнулся и вдруг стал рассказывать, что в детстве писал стихи. Потом пообещал специально для нее сочинить…
Слушала она его, сердцем угадывала, как ему хорошо с ней, и сама была от этого счастлива. Господи, какая все же благодать — жертвовать собой ради любимого человека! Любимого? Внезапно ее что-то насторожило. Верно ли, что она его любит столь уж самоотверженно? Верно ли, что ради этой любви готова вовсе позабыть саму себя?
Подумала Галя так и тотчас ополчилась против себя. Что она за человек? Неужто Томка верно душу ее разглядела, неужто она прежде всего себя помнит? Нет! Ясное дело, нет. Она докажет всем — и Томке, и Мите, и другим, — что Славик будет с ней счастлив, что она и вспомнить ему никогда не позволит о своей беспомощности. Она ради него…
И опять вернулась греющая душу легкость, и все впереди сделалось ясным и очевидным. Не было нужды притворяться перед собой и перед Славиком. Как она прикидывала насчет жизни впереди, так она и сложится. Галя поглядела с улыбкой на гостя. Он-то ведь и не знает покуда ничего, не знает, сердечный, что ему незачем более тревожиться о будущем.
Славик дожевывал пирог и задумчиво смотрел на стену, где висела ее и Томкина фотография, на которой они были запечатлены в прошлом году в венгерском городе Папа. Обе в пилотках, с погонами и медалями, молоденькие и — Галя это знала — симпатичные. Было на кого поглядеть!..
Галя засмеялась и — как это вырвалось? — сказала:
— Взял бы меня в Одессу — мы бы с тобой зажили, что голубки. Чего застеснялся-то, кавалер?
Он взглянул на нее разве что не с испугом и отвел глаза. Вроде как онемел. Женской интуицией она учуяла, что несколько поторопилась, что не готов покуда он к такому разговору. А Славик опять уставился на их с Томкой прошлогодний снимок. Молчал вроде бы изумленно, дожевывал пирог и не осмеливался поглядеть на нее.
— А сам твердил, вроде любишь меня. — Его робость радовала ее и умиляла. — Неужто обманные слова говорил?
— Почему — «обманные»? — Славик наконец решился поглядеть на нее, помолчал немного и спросил: — Тебе это нужно?
— А то как же? Девушке всегда приятно, когда ее любят.
— Всегда — может быть. Но я — особый случай…
И опять душу ее затопила жалостливая нежность, и она выговорила растроганно:
— Какой ты, Славик, чудной! Разве так надо держаться с девушкой? Смелее будь, смелее.
Он быстро взглянул ей в глаза, вроде бы спрашивая, верно ли понял ее слова. А она растерялась, не понимая себя, не умея ответить себе, так ли, как хотела, ведет свою линию, те ли речи он слышит от нее.
Галя и сообразить не успела, как держаться, когда увидела, что Славик с трудом встал со стула, сделал несколько неуверенных шагов, придерживаясь культей за стол, и опустился на тахту возле нее. Галя вся сжалась и сидела не шевелясь, ожидая, что будет дальше. Славик спросил:
— Можно, я тебя поцелую?
Она улыбнулась, не глядя на него.
— Значит, можно? — опять спросил он.
Она продолжала улыбаться, размягченная его неискушенностью. Столь робких парней она и не видывала. Жалея его и не думая, как он истолкует ее слова, сказала:
— Да разве же об этом у девушки спрашивают? Неужто ты никогда в жизни не целовался с девушкой?
Он покраснел, убрал с ее спины культю, по-детски обиженно наклонил голову. И тогда Галя сама обняла его за шею и прижалась губами к его неумелым, вялым губам. Впрочем, спустя мгновение они окрепли, напружинились, и культя Славика опять заскользила по ее спине.
У нее слегка закружилась голова. Почудилось вдруг, что прижимает ее к себе Алеша. Даже сердце перестало биться. Она вся потянулась к любимому, чувствуя, как обессилевает. Ощутила одеревеневшую, жесткую культю на своей спине и опомнилась: это не Алеша. Не Алеша — Славик. С Алешей все было так просто. Она и подумать ни о чем не успевала. У капитана Стригунова были сильные и умелые руки…
— Галочка… — шептал Славик. — Родная…
Она принуждала себя не отстраняться, подставлять лицо его неумелым поцелуям. Нельзя было обидеть Славика, ни под каким видом нельзя было… Галя подумала: «Зачем же я его мучаю? Сама позвала…» Но внезапно явилась вовсе противоположная мысль: «Нет, нет! Ни за что!» И опять подумалось: «Господи, какая же я бездушная и глупая! Подумать ведь можно было прежде. Подумать и понять. Зачем я это все затеяла? Дура набитая! Привела его, да еще и в халатик вырядилась. Выходит, права была Томка? Права… Чего же делать? Господи, чего делать?.. Нет, нет! — испугалась она. — Ни за что! Только не это! Только не это! Не могу… Не могу…»
— Не надо, Славик, — зашептала Галя, отстраняясь. — Не надо, хороший мой… Не надо… В другой раз…
Прошептала и подумала: «Какой там другой раз? Никакого «другого раза» никогда более не будет». Галя повела плечами, сбросила со спины культю Славика и отодвинулась на край тахты. Гость остался на прежнем месте. Не пересел к ней, не попытался опять поцеловать ее. Он выглядел виноватым.
— Извини, пожалуйста, — тихо сказал Славик. — Я пойду.
Господи, он извинения просит!
— Я помогу тебе, Славик. Погоди только, переоденусь. Погоди. — Надо было удержать его, пересилить себя. Но ничего поделать с собой не могла. — Я мигом.
— Не волнуйся. Обойдусь.
— Нельзя тебе одному так далеко идти.
— Мне не только это нельзя. — Он поглядел на нее враждебно и отвернулся. — Ты помогла мне понять. Спасибо…
Она все же вышла за ним. В халатике, как была. Впрямь ведь, можно ли было отпускать его без провожатого? Взяла его под руку. Он вырвался, повернулся к ней и вдруг выматерился, озлобленно и грубо. Она и не предполагала прежде, что он так умеет. Выматерился и медленно захромал к госпиталю.
Галя глядела ему вслед. Она горько-горько плакала, не вытирая слез, и с ненавистью шептала:
— Дура набитая!.. Дура набитая!..
В какой уж раз вновь и вновь прокручивалось все это в памяти, в какой уж раз вздохнула она от жалости к Славику и себе. Господи, да что же это? Ведь столько думала об их совместном будущем, все рассчитала, всю жизнь, можно сказать, спланировала. И было место в ее мечтах и любви, и согласию, и нежности, и детям их со Славиком детям! — и счастью…
Томкины шаги Галя услышала, когда подруга вышла из-за угла. Каблучки сшитых на заказ хромовых сапожек стучали бойко и весело. Стук этот приближался и приближался. Вот он уже перенесся к самым окнам, вот скрипнула, отворяясь, дверь их комнаты. Галя закрыла глаза, притворилась спящей.
— Дрыхнешь? — подала голос Томка. — Рада, что два дня будешь сачковать? По правде говоря, я бы и за один день без госпиталя тронулась. Что дома делать?
Галя хотела сказать, что она ни о чем капитана Тульчину не просила, что Любовь Михайловна приказала ей отдохнуть два дня. Томка сама неделю из-за простуды дома просидела, а теперь вроде как попрекает подругу.
— Довольно дрыхнуть! — приказала Томка дурачась. — Давай-ка корми меня завтраком. Досталось мне сегодня на дежурстве. Сахновский прямо-таки взбесился.
— Спать охота, Томка. Поешь сама…
— Чего же ты его одного отпустила?
— Кого? — Галя озадаченно открыла глаза.
— Да брось ты, в самом деле! Со мной чего прикидываться? Видала я виды. — Томка понимающе усмехнулась. — Подумаешь! Привела парнишку на ночь, и — честь тебе и хвала. Не поняла только, зачем ты его одного потом отпустила.
Не сняв шинели, Томка присела к столу на то самое место, где сперва сидел Славик. Достала пачку «Беломора», закурила. Лицо ее выглядело таким утомленным и осунувшимся, что она вовсе не казалась молодой и красивой.
— Чего молчишь? Согрешила и стесняешься?
«Отчего всех занимает, что у меня со Славиком? Им-то какая забота? Отчего только это у Томки в голове? А ежели мы просто посидели, о жизни поговорили? — не понимая, на кого именно она обижается, уязвленно размышляла Галя. — Неужто любовь только в э т о м? А может, у меня со Славиком не так?»
— Чего молчишь?
— Не грешили мы, Томка. И Славик вовсе не за тем…
— За чем же, интересно? Газеты вслух читать на ночь его сюда притащила? Ты не финти, Галка. В чем дело?
— Не смогла я. Понимаешь, не смогла…
— Не смогла? Понятно. — Томка глубоко затянулась, выпустила в потолок паровозную струю дыма. — Не смогла, значит, со Славиком? А с тем кобелем-капитаном смогла? И в глаза мне овечкой смотришь? Галка, Галка… Дерьмо ты собачье!
— О господи…
17
Раздался знакомый мелодичный скрип колесиков. Тетя Груня вкатила в палату тележку с завтраком. И внезапно появилась Томочка с тазиком и полотенцем. Я удивился: она дежурила ночью и утром ставила нам градусники, а потом, уходя, попрощалась с нами до вечера. Почему она опять здесь?
Томочка направлялась ко мне. Я вспомнил, как по-идиотски вел себя с Галей, и понял, что она больше никогда не захочет ухаживать за мной. Что это на меня нашло? Совсем голову потерял. Никогда себе этого не прощу!
— Умоемся, Славик? — спросила Томочка.
— Ты что, вместо Гали?..
— А тебе это не нравится? — Она улыбнулась.
— Почему — не нравится? Просто так спросил.
— Ох, не просто так, Славик, Не просто так. В таких делах лучше всего правду говорить. — Она долгим взглядом уставилась мне в лицо, и я вдруг понял, что ей известно