Глава 10Камни с неба
В среду я проснулась раньше будильника с противным чувством тревоги. Сглотнула и поняла, что першит в горле. Катастрофа! Если у меня начиналась простуда, это надолго. Сначала будет болеть горло, потом добавится кашель и сопли на месяц…
Я побежала на кухню и стала рыться в аптечке. Я не слышала, как вошла мама.
– Вера, что случилось?
– Горло, – виновато сказала я. Потому что знала, как не понравится ей новость о том, что я заболела.
– О-о-ох, – выдохнула мама мучительно и протяжно, и я почувствовала себя ещё более виновато.
– Только четверть началась! И, как всегда, в самый неподходящий момент. У меня проект. Я не могу сидеть дома…
Как будто для болезни может быть подходящий момент. Я пожалела, что пришла на кухню. Нужно было зайти в аптеку по дороге в школу. А сейчас мама ещё, чего доброго, на уроки не пустит.
– Может, показалось… – пробормотала я. – Мне уже лучше. Правда.
Пропустить школу я не могла. Сегодня репетиция. К тому же Владус сказал, что мы будем пробовать играть и петь вместе, потому что скоро районный праздник и нам выступать.
– Сейчас чай тебе сделаю.
Мама отрезала лимон и натёрла имбирь. Я сморщилась, потому что терпеть не могла это зелье, но ничего не сказала и, зажмурившись, выпила всё до последней капли.
– Как сейчас? – мама заглянула в комнату, когда я была уже почти одета.
– Нормально, – соврала я.
– Точно? – спросила мама с недоверием, но облегчённо вздохнула, когда я подтвердила ответ.
– Ладно. Если станет хуже, звони. – Она сунула мне в рюкзак таблетки для рассасывания. И я выскользнула за дверь.
Как это у нас бывает, похолодало без предупреждений. Вчера утром в кроссовках было ещё нормально, а по дороге из школы у меня сильно замёрзли ноги. Да и если бы я сразу пошла домой, а то мы с Никой ещё долго торчали возле школы – никак не могли наболтаться, и она смеялась над тем, как я «пляшу», переминаясь с ноги на ногу.
Сегодня я утеплилась по полной. Надела свитер, застегнула куртку до самого верха.
С Никой мы встретились перед входом в школу.
– Ты как? – спросила она. – Волнуешься?
В животе у меня перехватило, потому что я представила, как встречу Эмиля.
– Показалось с утра, что горло заболело. – Я открыла дверь и пропустила Нику вперёд.
– Это психосоматика. – Школьная дверь с грохотом захлопнулась.
– Чего? – переспросила я.
– Папа так говорит. Ты же вчера наверняка целый день про эту репетицию думала. И про то, что ноги заморозила и что вдруг заболеешь. Всё будет хорошо, Вера! Верь мне. – Ника засмеялась как-то по-детски весело, и мне сразу стало легко.
– Ты домашку сделала? – спросила она, когда мы заходили в класс.
И мне вдруг захотелось обнять её крепко-крепко, ведь я точно знала – это чтобы меня отвлечь.
Русский отменили, потому что Птица – Анна Павловна Птицына, русичка и наша классная руководительница – в очередной раз ушла на больничный, и репетицию пришлось ждать целый урок. Горло не болело. И я мысленно благодарила Нику, пока она рассказывала мне, что на земле есть камни древнее нашей планеты.
– Угадай, откуда они?
– С неба свалились, – попыталась я отделаться от разговора, который отвлекал меня от мыслей о репетиции, нашем выступлении, Эмиле.
– Точно! – довольно воскликнула Ника. – Самые древние камни на Земле – это метеориты. У меня дома есть. Представляешь? Хочешь, приходи ко мне после уроков, покажу.
Глава 11Невидимая карусель
Эмиль был в чёрной футболке, и его светлая кожа казалась прозрачной, если приглядеться, можно, наверное, увидеть его насквозь. Но сколько я ни всматривалась, не могла прочитать, что у него внутри. И от этого к нему тянуло ещё сильнее. Мне хотелось поймать на себе хотя бы один мимолётный взгляд, но его чёрные ресницы были всё время опущены.
– Сначала мальчики! – скомандовал Владус, и ребята поднялись на сцену актового зала. Сергей Горелов сел за барабаны, Денис перекинул через плечо гитару, Эмиль нажал какие-то кнопки на синтезаторе.
– Пробуем. – Владус кивнул, и парни стали играть.
Поспорил старенький автомобиль,
Что пробежит он четыреста миль…
Голос у Эмиля был высокий и красивый. И вместо «миль» мне мерещилось его звонкое имя.
Этой песни я никогда раньше не слышала, но не могла отделаться от ощущения, что я её знаю. И когда Эмиль запел припев:
я неожиданно для себя начала подпевать: «Baby, you can drive my car, / Yes I’m gonna be a star»[3].
Когда я была маленькой, папа часто включал пластинку «Битлз». От этого воспоминания программа в моём внутреннем компьютере начала медленно загружаться. Почему я совсем об этом забыла? Как будто кто-то намеренно стёр эту важную запись из памяти. Папа слушал музыку! Папа любил «Битлз»! Как он мог спросить меня, какая польза в том, чтобы петь? Кто подменил его? Как это случилось?!
– Вера! Вера! – Я почувствовала себя собственной матерью, именно так обычно я пыталась вытянуть её из потока мыслей, в который она погружалась настолько глубоко, что мне не всегда это удавалось. Владус ещё раз позвал меня. Ника уже стояла на сцене. Я вскочила и подлетела к микрофону.
– Начали! – Взмахнул рукой Владус, и ребята заиграли на инструментах. Музыка, как ветер, ворвавшийся в открытое окно, накрыла, захватила меня. Она проникла внутрь, наполнила до самой макушки, и я боялась, что от этого переполняющего чувства не смогу произнести ни звука. Но вот наступил момент. Вступление!
– И! – гипсовый указал на нас невидимой дирижёрской палочкой, и мы с Никой запели.
Кружит Земля, как в детстве карусель,
А над Землёй кружат ветра потерь,
Ветра потерь, разлук, обид и зла.
Им нет числа…[4]
Музыка просачивалась сквозь меня, я чувствовала её каждой клеткой.
Владус плавно двигал рукой под музыку, будто качал колыбель. За окном от ветра танцевали ветки, попадая точно в такт.
Репетиция закончилась. Но внутри меня долго кружилась невидимая карусель. Через месяц мы будем выступать на сцене Молодёжного центра. И до этого времени все репетиции у нас будут проходить вместе.
Глава 12Не об уроках
Когда я возвращалась домой, деревья уже не танцевали. Они бились в истерике – гнулись то в одну, то в другую сторону от разыгравшегося ветра. Это был не тот ветер, который дарит прохладу, освежает в жару. Он был злым.
Словно преступник, притаившийся за углом перед тем, как напасть, он затихал, а потом внезапно налетал, сбивая с ног. Хлестал по лицу так, что я начинала захлёбываться, а когда пыталась от него увернуться, толкал в спину, прогонял со своей территории.
Бывало, когда начинало холодать, я специально шла из школы без шапки. Этого хватало, чтобы уже наутро проснуться без голоса. И маме приходилось идти на больничный. Тогда мы могли говорить. Точнее, я шептала, а мама постоянно одёргивала: «Молчи, молчи! Не надрывай голос». Но даже если мы молчали, она была рядом. Её мысли были обо мне. Она варила мне компот из кизила, грела молоко с мёдом и содой, обматывала грудь и спину шерстяным платком, как делала её мама в детстве.
Но теперь мне нельзя терять голос. Я, как могла, натянула шапку, намотала шарф потуже и поспешила к дому, время от времени поворачиваясь к ветру спиной, чтобы перевести дыхание.
Мама уже вернулась с работы. Из кухни пахло мясом в томатном соусе, который я терпеть не могла.
– Вера, ужинать!
Я повесила куртку, помыла руки и зашла в свою комнату. Есть не хотелось. Мне хотелось нарисовать Эмиля. Я села на подоконник и взяла скетчбук. Отрывистые линии, попытка набросать профиль, но образ в памяти снова расплылся, я старалась ухватиться за отдельные черты, но увидеть картинку целиком не могла.
– Вера! – я услышала мамин голос, когда он был уже рядом. Дверь резко открылась.
– Вера! Ты опять?! – по маминому лицу я поняла, что она звала не один раз. Она раскраснелась. В глазах негодование, возмущение, гнев…
– Вера, когда это закончится?! Сколько раз я должна повторить, чтобы ты услышала? Все уже сели!
Мама переключалась мгновенно. Как будто внутри у неё был невидимый тумблер. Вот она в состоянии покоя, и тут же – щёлк – завелась, вскипела, вот-вот взорвётся. Я знала это. И очень это не любила. Я честно пыталась себя контролировать, чтобы не вызывать мамины вспышки, но каждый раз это получалось не специально. Я правда её не слышала. Я хотела нарисовать Эмиля.
За столом, как всегда, сидели молча. Папа одной рукой держал вилку, другой что-то проматывал в телефоне. Бабушка к столу не вышла. Мама сказала, что она неважно себя чувствует.
Я поковыряла мясо в тарелке, сказала спасибо и поставила почти нетронутый ужин рядом с раковиной. Мама нарочито громко вздохнула, и я шмыгнула из кухни.
Бабушка лежала на своём диване. Я села на край и прижалась к ней.
– Вера, – сказала она со своей особой нежностью и погладила по голове. – Верочка.
Мне очень захотелось рассказать ей про репетицию, про Эмиля. Но нужно было кричать, чтобы она поняла, но чтобы слышали родители, мне совсем не хотелось. Мало того, что трачу время непонятно на что, так ещё и думаю не об уроках…
Глава 13Комок радости
Ира Зарубина, с которой я сидела, толкнула меня под партой ногой.
– Тебя к доске, – шепнула она.
Я подняла голову. Виктор Сергеевич смотрел на меня в упор. Я встала, пытаясь понять задание.