Он шел, вздымая и рассеивая пыль,
Продвигаясь рядами, стремясь вперед.
Дождь нацеливается на лес,
Дождь обрушивается, как прибой,
И разит, разит землю.
Размякла земля, прибитая дождем,
Бегут переполненные ручьи,
Стремительно движется поток,
Рушатся склоны гор,
Видишь, вода обгрызает их края, как собака,
Разъяренная собака прогрызает путь, чтобы дать выход воде.
Оглушающий рев океана в прибрежной местности Вайалуа, на острове Оаху, вдохновил Хииаку или поэта, который говорил за нее, использовать для усиления звукового воздействия повтор слога ва, а также звуков к и л:
О Ваиалуа, каи лео нуи,
Уа лоно ка ука о Лихуе.
Ке ва ла Вахиава, е!
Кули вале, кули вале и ка лео,
Хе лео но ке каи, е!
Ваиалуа, громкоголосое море,
Звучащее в нагорьях Лихуе.
О его рокот у Вахиава!
Оглушающий, оглушающий голос;
О голос моря!
Уныние, охватившее Хииаку во время бури на Оаху, перешло затем в состояние глубокой скорби и гнева. Дело в том, что едва она собралась покинуть Оаху и направиться на Кауаи, как узнала с помощью магии, что Пеле нарушила свое обещание и залила горячей лавой рощи лехуа и вместе с ними любимую подругу Хииаки, которая умела превращаться в лехуа. Ее заставили поступить так ревность и неукротимый нрав. Вскоре после того, как ее юная сестра покинула Гавайи, Пеле начала размышлять, разумно ли она поступила, послав такую юную, хорошенькую девушку, как Хииака, за красавцем Лохиау. Чем больше она думала, тем больше склонялась к выводу, что Хииака и Лохиау покажутся друг другу неотразимыми. В конце концов, уверенная, что ее подозрения справедливы, хотя Хииака еще не достигла Кауаи, где жил Лохиау, Пеле вылила свою красную лаву на деревья лехуа и на подругу Хииаки.
Но верная Хииака не могла нарушить обещание; с грустью отправилась она на Кауаи. Прибыв туда, она узнала, что Лохиау мертв. Однако ее заклинания, действие трав и магических приемов вернули Лохиау жизнь. Когда она вылечила его, оба отправились в путь на юг, к кратеру Пеле на острове Гавайи. Большинство песен Хииаки, которые она пела по пути домой, имеют горестный припев; многие из них — исступленные стенания о погибшей подруге и деревьях лехуа. После многочисленных приключений Хииака прибыла на Гавайи и доставила Лохиау на край кратера. Тут уж она не могла совладать со своими чувствами. Долгое и опасное путешествие до Кауаи и обратно, вид сгоревшей рощи и страстная любовь, которая родилась в ее сердце после встречи с Лохиау на Кауаи, убедили ее, что она больше не обязана быть верной Пеле и вправе отомстить ей. Всегда тихая по характеру, в своем стремлении отомстить юная богиня стала такой же пылкой и непреклонной, как сама Пеле, но только куда более чувствительной. Сидя на вершине вулкана, она страстно обвила руками Лохиау. Теперь ярость Пеле направлена на Лохиау: она чувствует, что на нем лежит ответственность за удивительное поведение Хииаки. Пеле приказывает другим своим сестрам убить Лохиау, но их нападение на прекрасного вождя было столь нерешительно, что не достигло цели. Тогда Пеле приказывает мужчинам-богам убить Лохиау. Однако боги, которые носили родовое имя Ку, отказываются исполнить приказ, и Пеле изгоняет их. Спасаясь от ее огня, они бегут в леса. Так они становятся лесными скитальцами, покровителями путешественников, строителей лодок и обитателей леса. Другие боги, однако, повинуются Пеле и убивают Лохиау. Так за короткий промежуток времени он умирает два раза.
Дух Лохиау летит к его другу Паоа и рассказывает ему историю вероломства Пеле и ее необоснованной подозрительности. Паоа идет к Пеле. Она поражена, услышав правду, и обещает вернуть Лохиау к жизни. Он снова оживает. Но Пеле больше не желает его знать, так как она тем временем полюбила Паоа. Лохиау покидает Гавайи. Вскоре уезжает и Хииака, возмущенная непостоянством и вероломством Пеле. Она хочет снова посетить Кауаи, где впервые встретилась с прекрасным вождем. По пути на север она остановилась на Коу {ныне район Гонолулу), чтобы посетить знаменитую школу хулы. Как и другие гавайские школы по обучению хуле, это место, где собираются певцы, танцоры, просто люди, ищущие увеселений, забвения, вырвавшиеся на свободу, жаждущие новых впечатлений и собеседников. Здесь Хииака встречается с приезжим, таким же печальным и подавленным, как она. Это Лохиау. И описанием их встречи, радостной нотой завершается этот вариант цикла о Пеле и Хииаке — величайшее песенное путешествие в полинезийском фольклоре.
Проснитесь, о дождь, о солнце, о ночь,
О туманы, ползущие с моря на сушу,
О туманы, ползущие с суши на море,
О море мужское, о море женское, о буйное море,
Исступленное море, море, окружающее Ику.
Острова среди моря,
Пенистого моря с маленькими волнами, с низко набегающими волнами,
С высоко вздымающимися волнами, которые гонит сюда с Кахики!
Глава III. Говорящие в ночи
Циновку тебе подарю — сотрется она,
Одежду тебе подарю — порвется она.
Песню, пусть даже плохую, прими от меня,
И пусть она будет и лодкой тебе, и домом.
Твое уменье запоминать прославлено,
А мне доставляет радость,
Что стихи западают в сердце
И простодушным, и мудрецам.
Положив небольшую циновку из таны перед своим другом, у которого недавно умер отец, тонганский моряк и поэт пропел песнь в сто одну строку, отрывок из которой приведен здесь. Песня была его своеобразным подарком, который он сделал в соответствии с обычаем, официально выражая соболезнование. Он извинился за недостатки песни, так как его друг был не кем иным, как Фалепапаланги, одним из самых известных тонганских поэтов. Обычай требовал, чтобы Фалепапаланги назвал каждый подарок, который ему преподнесли, и поблагодарил за него дарящего. Теперь он благодарил своего друга за скромную маленькую циновку. Потом, чтобы показать, что он понимает разницу между ней и богатством стихов, он сказал "Благодарю за... " и повторил всю поэму от начала до конца ее создателю, хотя слышал ее впервые.
Этот эпизод показывает, какое значение придавалось поэзии и хорошей памяти певцов не только на островах Тонга, но и повсюду в Полинезии. Снова и снова поэмы и песни получают и преподносят как ценные подарки и описывают необыкновенные возможности искусства запоминания.
Талант рассказчика почитается и культивируется среди всех классов полинезийского общества, но особенно в знатных семьях. До того как культура аборигенов начала приходить в упадок, члены этих семей обучались в школах или дома. Миссионер Джордж Вэсон, который в 1810 году издал книгу о своем четырехгодичном пребывании на Тонга, с восхищением рассказывает об атмосфере тонкой наблюдательности и здравого смысла "вечерних бесед" в кругу семьи вождя, который был его покровителем. С наступлением темноты, если вождь, его жены, дети и слуги не хотели танцевать, они ложились на циновки в его доме длиной пятьдесят футов. Вождь обычно предлагал: "Давайте поговорим немного". Кто-нибудь спрашивал: "О чем?" Кто-то мог предложить излюбленную тему: папаланги — иностранцы. Последних называли людьми неба, так как считалось что они преодолели далекий горизонт, где земля соединяется с небом. Разговор продолжался до тех пор, пока все не засыпали, но возобновлялся, если кто-нибудь из проснувшихся ночью видел, что кто-то еще бодрствует.
Вэсон добавляет: "Общественные связи и соблюдение особых церемоний, которые неизменно выполнялись в семьях вождей, приводили к утонченности идей, полировке языка и элегантной грациозности манер. Это возвышало их и отличало от людей низших и трудящихся классов, как отличает ученых или придворных с изысканными манерами от шутов. Низшие слои общества пользовались значительно более грубым языком, высшие слои были настолько более утонченными, что часто для развлечения передразнивали первых, подражая простонародной манере разговора".
На крупных архипелагах у многих вождей были приближенные, которые выполняли роль шутов. Очень часто шуты были знатными по рождению. На Тонга, например, были вожди-ораторы, в обязанности которых входили выступления и поддержка престижа верховных вождей. Один из таких вождей, считавший себя комическим артистом, дал связать себя, как свинью для жертвоприношения, и доставить своему верховному вождю. К счастью, у верховного вождя не хватило остроумия продолжить шутку и попросить богов принять "длинную свинью".
Ни шуты, ни певцы не могли заранее угадывать настроение вождя. Тонганский поэт, слишком уверенный в своем положении при дворе, отправил в подарок своему вождю Мумуи корень кавы. Оскорбленный вождь приказал сжечь дом поэта. Не дожидаясь, пока случится что-нибудь худшее, поэт скрылся и сложил песню длинным прозаическим вступлением, в котором говорилось о его хозяине. Разучив с хором эту песню, поэт обратился к одному высокопоставленному вождю с просьбой о ее исполнении. Его бывший хозяин Мумуи, как и предполагалось, услышал об этом и настолько заинтересовался, что приказал поэту исполнить песню. Таким образом поэт вновь завоевал благосклонность при дворе.
Помимо дурного настроения покровителей поэту угрожали и другие опасности. Состязания среди тонганских певцов бывали столь острыми, что одно время пришлось запретить их, пока не остынет воинственный пыл соперников. На Гавайях во время царствования королевы Эммы был молодой честолюбивый певец, от которого отказались все учителя хула из-за того, что он был косоглазым. Однако он был полон решимости мастерски овладеть этим танцем и завоевал симпатии богов хула, которые обучили его во сне. Когда королева Эмма приехала в эту местность, остальные певцы не позволили косоглазому певцу выступить с приветствием. Тогда он, нарушив правила, стал петь на улице, в то время как все представление происходило в помещении. Вскоре все зрители оставили красивых певцов, чтобы посмотреть и послушать некрасивого человека с прекрасным голосом. Сама королева приказала привести этого удивительного певца. Однако вскоре после того, как королева уехала, певец умер, как говорят, отравленный ревнивыми соперниками.