Образование было заботой семьи. Для того чтобы учить своего сына или дочь в школе, знатный житель Маркизских островов устраивал особые классы для изучения и запоминания наизусть родословных и ритуалов. Вначале он строил специально для этого дом, после окончания курса обучения его разрушали. Дом служил и школьным помещением, и, кроме того, здесь жил нанятый или приглашенный искусный певец и его ученики — человек до тридцати обоего пола. Они должны были проходить курс вместе со знатным отпрыском. Ученики старше двадцати лет не могли, видимо, принадлежать к каиои, как называли беззаботную молодежь этой возрастной группы. Старшие ученики, как правило, были усидчивы, уравновешенны; они проявляли серьезный интерес к знанию и по своему духовному состоянию были готовы к интенсивным занятиям и строгому соблюдению всех табу. Весь этот распорядок поддерживался страхом навлечь на себя сверхъестественные или самые обычные наказания. Несоблюдение табу, выражавшееся в половой связи во время курса обучения, приводило к тому, что боги ослепляли виновную пару. Если девушка приходила на занятия во время месячных, учитель мог ее прогнать. В ярости он мог даже отказаться от работы и навсегда закрыть школу. Занятия проводились два раза в день, утром и вечером, в течение одного лунного месяца, а может быть немного меньше или немного больше — в зависимости от воли учителя.
Если отпрыск покровителя оказывался неспособным или ленивым, певец-учитель объявлял, что дальнейшее продолжение занятий безнадежно, и школу закрывали. Если школа продолжала работать до полного завершения курса, учеников чествовали на празднике, и предполагалось, что они будут продолжать совершенствовать голоса и приобретать новые знания. Считалось, что глоток пенистой морской воды, выпитый в день празднества по поводу окончания школы, сделает ученика мудрым. Верили также, что если выпускник в одной руке держал небольшого бычка (рыбу), а другой рукой поглаживал сперва рыбу, а потом свои губы, то ни его руки, ни его ноги не сделают ошибок.
Ученик, который стремился стать мастером песнопений, продолжал занятия, соблюдая при этом множество различных ограничений. Он должен был пройти по крайней мере через две торжественные церемонии на священном для данного племени месте до того, как его мастерство получало официальное признание. Когда при поддержке семьи и в силу своей незаурядности он был близок к получению титула мастера песнопений или церемониального жреца, кончалась его свобода. Даже любой намек на удовольствия, которые были позволительны его сверстникам, для него являлся табу. Никаких ожерелий из цветов, никакого благовонного кокосового масла, никакой шафрановой краски для усиления татуировки, никаких игр, никаких женщин и полное одиночество во время принятия пищи!
Это только некоторые из табу, действовавших во время его обучения. Но если он получал звание, то становился самым знатным человеком после вождя и верховного жреца. Как и они, он мог ожидать почестей, которые оказывались даже после его смерти. В племени наступал период табу, затем следовали длительные, тщательно разработанные погребальные церемонии и, наконец, праздник обожествления его духа. Многочисленные жертвоприношения (включая и человеческие) гарантировали ему жизнь в одной из лучших, если не в самой хорошей части Гаваики, нижнего мира. Племя будет призывать его дух обратно, чтобы вручить ему памятные подношения и испросить у него совета.
Такую же трудную жизнь, как и те, кто стремился выучиться, чтобы стать мастером песнопений или церемониймейстером, вел и перворожденный сын вождя. И для него тоже компенсацией за эти лишения были престиж и благосостояние в этом мире и место в пантеоне после смерти. Вождь фактически отказывался от своих прав после рождения первенца. Выступая в качестве регента, он совершал длительный ряд церемоний, которые заканчивались только после того, как сын женился и у него рождался первый сын. Перворожденный сын был искрой жизни для продолжения рода, основатели которого восходили к началу вселенной. Благополучие старшего сына вождя было жизненно важным для духовного и физического состояния его племени. Поэтому все вносили свой вклад в его содержание и участвовали в главных церемониях, устраивавшихся в его честь. Табу не разрешало его родителям пользоваться теми дарами, которыми люди осыпали священного ребенка. То, что этот принцип соблюдался, подтверждается и Мелвиллом. В романе "Тайпи" он неоднократно отмечал простоту, скромность и демократичность вождя, под защитой которого находился.
К тому времени, когда для первенца-сына была построена школа и в качестве учителя приглашен мастер песнопений, мальчику требовалась уже только шлифовка полученных ранее знаний и навыков. С детства ему передавали знания племени и приучали к выполнению его обязанностей при совершении обрядов. Лучшие мастера учили его делать украшения, шить одежду, изготовлять тесла, строить лодки, дома и делать татуировку. Они учили его во время своей работы. Их песни одновременно были и магическими заклинаниями, и мнемоническими средствами: в них говорилось и о богах, и о материалах, и о производственных процессах.
При этом каждая частность четко связывалась с соответствующим предметом из мира изначальных богов. После завершения работы над каждой вещью обязательно совершался племенной обряд, при котором жрец повторял на память самую священную часть космогонической песни. Это происходило в доме, бывшем табу для женщин. Затем все переходили в менее священный дом. Здесь женщины-мастерицы присоединяли свои голоса к голосам мужчин и вместе исполняли песни, которые, подобно космогоническим поэмам, связывали новые события с им подобными священными свершениями прошлого.
Перворожденному сыну пели не только традиционные песни. Сочинялись и новые, как религиозные, так и светские. Например, когда вождь приглашал мастера — строителя домов, он приглашал и мастера — сочинителя песен, посвященных дому. Оба соблюдали необходимое для их положения достоинство. Сочинитель работал в табуированном доме над песней и разучивал ее с хором. Дом и песня были готовы одновременно. Во многих новых сочинениях восхвалялись внешность и способности юноши. Так к его чувству гордости от осознания себя продолжателем прошлых деяний добавляли веру в самого себя как человека, который сможет стать достойным своих предков и со временем передаст эстафету поколений своему сыну. Так как на Маркизских островах не было четкого классового разделения общества, то любой состоятельный человек мог таким образом воздавать честь своему первенцу-сыну; если же первой рождалась дочь, то ей также воздавали почести, но не столь изысканные, как мальчику.
Часто руководителю песнопений требовалась дополнительная помощь при совершении торжественных обрядов, и тогда приглашались рабочие сцепы и дополнительные участники выступлений. А так как во всей Полинезии обряды завершались угощением и светскими развлечениями, то требовались певцы, танцоры, атлеты, актеры и клоуны. Помощь приходила главным образом от каиои. Возраст этих юношей и девушек мог быть от подросткового до того, когда человеку свойственно желание выставить напоказ свое состояние и остепениться. Жители Маркизских островов, равно как и других полинезийских архипелагов, давали молодежи большую свободу, но при случае обращались к ней за помощью.
Хотя эти молодые, каиои, как и лучшие мастера, образовывали совершенно обособленную, пусть и неорганизованную группу, они были яркой противоположностью мастерам по внешнему виду, поведению и общественной роли. Вспомним, что ученик руководителя песнопений сторонился всего даже напоминающего вольный образ жизни. Между тем шафрановая краска, благовонное кокосовое масло, венки, ожерелья, ушные украшения из цветов и листьев — все это было в ходу, этим пользовались постоянно и в большом количестве и молодые, и пожилые. Шафрановая краска красиво оттеняла голубоватый кружевной рисунок недавно нанесенной татуировки. Корень куркумы (имбиря) давал краску оранжевого или желтого цвета, в зависимости от обработки. Жители Маркизских островов занимали первое место среди всех островитян в искусстве татуировки и резьбы по дереву. Мастера в обеих областях помогали друг другу разрабатывать новые орнаменты.
Когда молодые люди присоединялись к свободно образовавшимся труппам бродячих актеров, среди которых могло быть и несколько более взрослых женатых людей, они дополняли свои обычные украшения поясами из желтых листьев и наискосок по груди повязывали гирлянду из цветов. Труппа обычно ходила к дружественным племенам, где пела, в частности, хвалебные песни "хоки".
Гибко построенная, она могла быть быстро изменена и дополнена в соответствии с желанием любого, кто мог заплатить за то, чтобы его имя публично восхваляли под аккомпанемент барабанов и флейт. Иногда песню сочиняли специально для какого-нибудь человека, и тогда труппу могли пригласить на праздник, где она исполняла песню и получала за это вознаграждение. Некоторые легенды рассказывают о сверхъестественных героях, которые присоединялись к труппам певцов или каиои. Один такой герой, Оно, хотя и появился раньше времени на свет в виде яйца, вырос и стал красивым юношей. Он присоединился к певцам из долины Пуамау и во время странствования по Атуоне покорил на празднике сердце дочери вождя. Еще один герой, Поху, во время странствий убивал сверхъестественных чудовищ и побеждал на состязаниях по верчению юлы, игре на барабане и флейте. Столь внушительными успехами он был обязан мане своих двенадцати старших братьев и сестер. У них у всех были недоразвитые тела, и Поху носил их с собой в корзине.
Еще один необыкновенный юноша, служащий до сих пор предметом мечтаний юнцов и девиц, Кена, был своего рода Золушкой мужского пола. Вначале он униженный слуга группы каиои, с которой жил в одном доме, поддерживая огонь в очаге. Но жажда приключений заставила юношу уйти из дома. Он нашел и приключения, и жену, но, потеряв жену и не примирившись с тестем, присоединился к группе каиои в долине Вевау (Атуона). Кена оп