Сон о Ракаханге, сон о Ракаханге.
Он видел, как остров всплыл и поднялся
И распростертый лежал перед ним.
Увидев Мауи, он смело заявил свои права на землю, и они начали сражаться. Несмотря на то что полубог Мауи прославлен по всей Океании колдовством и хитростью, Хуку нанес ему столь внушительное поражение, что Мауи пришлось спасаться бегством на небо, В том месте, откуда он прыгнул, до сих пор показывают отпечаток его ноги. А звезды над этим местом, говорят, возникли из рыболовного крючка, который Мауи прихватил с собой, когда спасался от гнева Хуку.
Когда прибыл Тоа со своей женой, он обнаружил, что в результате поединка Мауи и Хуку выловленная земля раздробилась на два атолла, Манихики и Ракахангу, и маленький островок Тукао. Что за благоприятное начало для нового поселения! Сам Тоа мог всюду терпеть поражения от человеческих существ, но его жена не боялась отстаивать свои права перед богами и полубогами и была готова в случае необходимости сражаться с ними. Что ж, ведь боги — отдаленные предки земных людей. Разве не поют старики о том, что их родословные восходят к Атеа, богу празднества?
Родословная ведет в прошлое,
В прошлое, под небо наших предков,
Происхождение восходит к прошлому,
К прошлому, к роду Атеа.
Надежно свяжи нить своих знаний,
Пусть связь будет прочной,
Пусть узел будет крепким.
Пусть нить не разрывается.
Полинезийцы ожидают, что их божественные предки помогут им. Но в столь бедной землей области, как юго-восточная часть Тихого океана, они готовы сражаться даже с таким полубожественным предком, как Мауи, если он пытается захватить землю, не принадлежащую ему по праву.
В течение столетий мужчины и женщины, потомки полинезийского Колумба, подобно Тоа и его супруге отправлялись в рискованные экспедиции из культурного центра внутри Полинезии. На западе это были острова Самоа и Тонга, на востоке — острова Общества и Кука. Гордые и храбрые семьи, побежденные в войнах-, не желали оставаться дома, чтобы влачить позорное существование "крыс", как их называли победители. Пока Полинезия оставалась неосвоенной областью, любая семья могла сесть в лодку и отправиться на поиски более независимой, пусть более суровой, жизни на другом острове. Было обычаем петь прощальную песнь, когда из глаз исчезал последний клочок родной земли:
Хату-мата, скала прощания!
Длинные когти печали в сердце моем
Тоски о тебе, любимой, оставленной там,
О последняя скала прощания!
Плыви же, лодка "Хеке-туа-тинаку",
Плыви, увлекаемая отливом,
С попутным ветром плыви.
Куда бы ни плыли поздние пионеры — безразлично, высокорожденные или низкорожденные — они везли с собой одно и то же нехитрое имущество. Это были корзины с семенами, черенками и орехами; высокопитательная мука, изготовленная из сушеных кокосов, пандануса или плодов хлебного дерева; орехи для питья; кокосовое масло; палки-копалки и грубые мотыги; топоры из камня или раковины тридакны; циновки из таны или плетеных листьев. Но даже самый знатный вождь не имел металлических и гончарных изделий, не знал колеса. У него не было ни ткацкого станка, ни плуга, ни вьючных животных. Если он не был родом из тонганцев, которые получали от фиджийцев гончарные изделия, у него были только корзинки, раковины и деревянные сосуды. Земля была самым драгоценным его владением. Жители острова Мангарева в Восточной Полинезии поют песню о вожде, в которой имеются такие слова:
Когда он становится владельцем земли,
Его люди прыгают от радости;
Потому что будет собран урожай,
Если он станет владельцем земли.
Землевладелец ест, как король, говорится далее в этой поэме. У него есть плоды хлебного дерева, бананы, пои, приготовленное из таро, и даже
Пои, приготовленное из плодов хлебного дерева и таро,
С подливкой из топленого кокосового молока;
Пища его достойна короля,
Если он становится владельцем земли.
Таково было стремление, цель человека, отправлявшегося со своей семьей искать новый остров. То добро, которое он поспешно собирал, готовясь к бегству, могло и пропасть, если лодка тонула или разбивалась о скалы. Эта потеря была тяжелая, но не безнадежная. Потому что переселенцы везли с собой знания, позволявшие им сделать новые орудия, лодки, циновки и корзинки. Когда, достигнув берега, переселенцы приступали к работе, они распевали песню, наподобие той, что поют маорийские мудрецы:
Я прошу, чтобы ко мне пришло
Высшее знанье, полное знанье,
Знанье, которым владеешь ты,
Ио, всеобщий предок...
Переселенцам предстояло изготовить новые топоры и лодки. Делали их таким же точно образом, как некогда праотцы — первопроходцы Рата и Тафаки. Посвященные им, предметы становились столь же действенными, как некогда творения рук этих великих вождей.
Чьи это мои топоры? Тафаки.
Чьи это мои топоры? Раты.
Для чего мне эти топоры?
Свалить великий лес Тане.
Свалить наземь дерево топором,
Со священными древними церемониями,
Тебе посвященными, Тане,
О животворный Тане!
Даруй же этим своим сыновьям
Силу великих и славных своих сыновей,
Дай им священное знание,
Такое же, как у богов!
За три или четыре века до того, как Колумб пересек Атлантику, бури беспокойства в Центральной Полинезии погнали многих людей на поиски новых земель. Уже не одиночные лодки, а крупные экспедиции уходили на север и на юг к островам, где уже жили другие полинезийцы. Поздние переселенцы несли с собой богатство расцветающей культурной жизни сердца Полинезии.
Примерно в середине четырнадцатого века экспедиция, названная Великой Флотилией, отплыла от островов Общества и Кука, чтобы поселиться в Новой Зеландии, где уже обитали отдаленные родичи мореплавателей. Каждая семья, которая плыла в Великой Флотилии, имела особые причины для того, чтобы покинуть родину. Одна была замешана в ссору из-за кражи плодов хлебного дерева. В другой муж решился на переезд из-за постоянных измен своей жены. Не та ли это была пара, о которой рассказывали, что в плавании, когда мужу нужно было отойти на несколько шагов от жены, он привязывал к большому пальцу ее ноги длинную бечевку, другой конец которой держал сам? Когда бечевка дергалась, он знал, что пора взглянуть, не собралась ли его жена совершить очередную шалость. Конечно же, она находила способ обмануть супруга. Однако под поверхностным слоем этих конкретных причин, побудивших людей присоединиться к Великой Флотилии, у многих людей был и некий подсознательный импульс.
Возможно, жизнь в Центральной Полинезии была слишком скучна или острова были слишком перенаселены. Может быть, слишком много детей рождалось в пределах установившихся групп, начавших превращаться в окостеневшие касты, и слишком многие молча следовали за вождями, которых не уважали. И не задыхались ли иные от ритуалов и этикета, изобретенных жрецами, позабывшими об общей пользе? Не слишком ли много было семей, обиженных слугами жрецов? Те вымогали приношения богам, в которых простые люди больше не верили. Героическая жизнь эпохи покорения суши и моря, жизнь предков — первых морепроходцев была уже забыта. Теперь это было существование, представлявшее собой цепочку смешных и бесславных стычек между людьми, сменивших великие битвы с богами и стихиями. Было слишком много сковывающих предписаний, которые столь гневили Рату в прошлом. Как бы он рассвирепел, если бы жил теперь! Даже дед его Тафаки, испытывавший удовольствие от выполнения обрядов, должен был бы возненавидеть жизнь, которую вели на перенаселенных центральных островах! Те, кого она не удовлетворяла, присоединялись к Великой Флотилии, чтобы плыть в Новую Зеландию. Более ранние отряды уже отплыли на север, к Гавайям.
Люди, подобные Тоа, члены экипажей Великой Флотилии, жители островов Общества, Туамоту, Самоа, Тонга, были потомками полинезийского Колумба и его немногочисленной команды. Ко времени появления Менданьи, т. е. к 1595 году, их было более миллиона.
Менданья, как и большинство последовавших за ним европейских путешественников, восхищался красивой внешностью этих людей. У них была бронзовая кожа, большие круглые карие глаза, длинные волнистые каштановые волосы. Они были высокие, крупные во всех отношениях — по весу, в костях, чертами лица. Никому из позднейших пришельцев: ни европейцам, ни монголоидам, ни негроидам — полинезийцы не казались совсем чуждыми, ибо они были смешанным народом. Их трудно классифицировать, потому что они имеют характерные черты каждой из этих трех крупнейших человеческих рас. Хотя европеоидные черты, может быть, наиболее заметны. Смешение рас произошло до того, как полинезийский Колумб со своей командой направился к необитаемым островам юго-восточной части Тихого океана.
С течением времени ярко проявились родовые особенности, потому что выбор для браков был узким — лишь небольшая группа переселенцев. Когда их потомки, подобно Тоа и его жене, оказывались разбросанными по разным необитаемым островам, бывали случаи и более близких, родственных браков. Ведь у Тоа и его жены были одни дочери, и он оказался единственным мужчиной на атолле. И чтобы увеличить население, Тоа (пока у него не родились сыновья) следовал примеру бога Тане, который создал из глины первую женщину и женился на своем творении.
Куда бы европейские путешественники ни попадали в Полинезии — от Гавайев на севере до островов Чатам и Новой Зеландии на юге, от острова Пасхи на востоке до Самоа и Тонга на западе, — они всюду встречали людей, очень сходных внешне, которые говорили на одном языке (ныне называемом малайско-полинезийским или австронезийским) и вели одинаковый образ жизни. Такие факторы, как время и местные условия, породили между самоанцами и жителями Раиатеа или между гавайцами и маори больше сходства, чем различий, отделяющих их от туземцев Австралии и Меланезии на юге и на западе.