Директор Кировского завода побледнел.
Зазвонил телефон, и Жданов снял трубку.
— Да! — бросил он и тут же замер, порываясь привстать. — Да, товарищ Сталин, совещаемся. Да, Грабин здесь. Василий Гаврилович выступил… к-хм… весьма эмоционально. Включаю громкую связь!
— Здравствуйте, товарищи! — Голос вождя звучал из динамика негромко, но отчетливо.
Присутствующие незаметно подтянулись, словно на строевом смотре.
— Я настоял на созыве этого совещания, — продолжил Сталин. — Есть мнение, что наш тяжелый танк вооружен маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка. Настоятельно прошу быстро рассмотреть вопрос о его перевооружении! Товарищ Грабин, что скажете? Может быть, вам сложно оценить данную перспективу, ведь сейчас «КВ-1» вооружен орудием вашего производства?
Грабин, помолчав несколько секунда, спокойно ответил:
— Когда ГАУ[26] выдало нашему конструкторскому бюро тактико-технические требования на 76-миллиметровое орудие для тяжелого танка, мы тщательно изучили вопросы, связанные с танками и их вооружением, и пришли к выводу, что 76-миллиметровая пушка для тяжелого танка неперспективна и не отвечает требованиям даже сегодняшнего дня. Мы считали, что тяжелый танк следует вооружить более мощной пушкой, снаряд которой пробивал бы броню, равную по мощности броне своего танка, с дистанции в тысячу метров. Свое мнение я высказал руководству ГАУ и АБТУ[27], но с нами никто не согласился.
— Значит, — сделал вывод Иосиф Виссарионович, — у вас давно сложилось мнение о недостаточной мощности 76-миллиметровой пушки для тяжелого танка?
— Да, товарищ Сталин! — твердо ответил Грабин.
— Вы уверены, что 107-миллиметровое орудие можно поставить в тяжелый танк?
— Я глубоко убежден, что это возможно! — сказал Грабин и покосился на Котина. — Но вот конструктор танка со мной не согласен!
— Это вы, товарищ Котин? — спросил Сталин.
— Я, товарищ Сталин! — подскочил со своего места Котин. — Я не являюсь принципиальным противником перевооружения танка, но считаю, что без серьезной переделки это сделать не выйдет! Нужна новая башня!
— Так в чем же дело, товарищ Котин? Сконструируйте новую башню! — В голосе вождя послышалась насмешка.
— Это… — аж задохнулся от неожиданности Котин. — Это довольно сложно и потребует большой подготовительной работы!
— Товарищ Котин, вы ведь понимаете, что до тех пор, пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует положение на фронте! Товарищ Ванников! — внезапно позвал вождь.
— Я здесь, товарищ Сталин! — отозвался, привставая, нарком вооружений.
— Товарищ Ванников, я понимаю, что никто из производственников не хочет связываться с чем-то новым и непроверенным. Гораздо спокойнее по отработанной технологии гнать знакомые изделия и отчитываться о перевыполнении плана…
Удар оказался ниже пояса — все знали, что нарком Ванников всегда и везде сопротивляется всему новому — это был стиль его работы.
— Товарищ Сталин! — Ванников буквально побурел и начал хватать ртом воздух. — Да ведь мы…
— Сейчас мне не нужны ваши оправдания, даже аргументированные! — спокойно сказал вождь. — Решение уже принято, товарищи, за вами лишь детализация. Сроки — кратчайшие! Вам, товарищ Котин, поручается разработка новой башни для танка «КВ».
— Есть, товарищ Сталин! — сказал Котин и неодобрительно зыркнул на Грабина. Мол, навлек на нас беду…
— Товарищ Зальцман!
— Я! — как мячик, подскочил директор Кировского завода.
— К вам на завод подъедет товарищ Шашмурин. Он разработал передовой метод обработки деталей трансмиссии токами высокой частоты, который позволяет изготавливать ответственные узлы из обычной, а не легированной стали. Кроме того, он представит новую коробку перемены передач для «КВ». Все его предложения позволят резко повысить скорость и маневренность нашего тяжелого танка. Обеспечьте товарищу Шашмурину условия для внедрения его разработок.
— Все сделаем, товарищ Сталин! — заверил Зальцман.
— А за вами, товарищ Грабин, — выпуск 107-миллиметровых орудий по скоординированным с Кировским заводом планам! — сказал вождь.
— Я понял, товарищ Сталин! — кивнул Грабин.
— Товарищ Ванников! Скажите, вы можете обеспечить Кировский завод всем необходимым? — В голосе вождя отчетливо звякнул металл.
— Это потребует больших усилий, и мы приложим… — начал говорить Ванников, утирая со лба обильный пот.
— Прилагайте, Борис Львович, — неожиданно спокойно сказал Сталин, — прилагайте. Я же не спорю. Безусловно, подготовка требуется серьезная. Надэюсь, производство тяжелых танков с мощным орудием будет налажено достаточно бистро?
— Товарищ Сталин, мы сделаем все возможное, чтобы ускорить выпуск танков «КВ», вооруженных 107-миллиметровыми пушками!
Грабину стало весело — он очень четко представил себе в этот момент, как Иосиф Виссарионович мрачно улыбается.
— Партия вас не ограничивает, — медленно сказал Сталин. — Приказываю делать и невозможное! Двух дней на согласование всех организационных вопросов вам хватит?
— Вполне, товарищ Сталин! — буквально выдохнул Ванников.
— Надеюсь на вас, не подведите! — сказал вождь и добавил после небольшой паузы: — Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!!!
Глава 7
Очнулся я от льющейся на голову воды.
Похоже, что до смерти меня не прибили, уйти на «перезагрузку» не удалось! Может, и к лучшему — нехорошо оставлять Светочку тут одну. Плохо то, что я снова оказался в плену! Это прямо какая-то скверная тенденция!
Открыв глаза, я огляделся. Вокруг было темно. Ночь? Неужели я весь день в отключке провалялся? Тусклый свет керосиновой лампы освещал пространство диаметром всего в пару-тройку метров, но чувствовалось — там, дальше, за световым кругом, довольно большое помещение. Я лежал на ледяном бетонном полу со скрученными за спиной руками. В голове стоял сильный звон — последствия сотрясения мозга. Голова болела целиком, словно схваченная раскаленным стальным обручем. Сильно пахло сырой штукатуркой и керосиновой копотью. Прямо перед моим лицом стояла пара армейских ботинок. Взглянув вверх, я обнаружил в ботинках здоровенного мужика, державшего в руках помятое ведро. Из которого он, видимо, и поливал меня полминуты назад.
— Херр гауптман, эр вахте ауф![28] — сообщил кому-то здоровяк, отбрасывая ведро.
— Гефрайтер, бринген зи ин унд фольген зи им ауфмеркзам цу![29] — раздалась команда из темноты.
Ефрейтор рывком вздернул меня за связанные руки и посадил спиной к мокрой стене. А сам встал рядом, злобно сопя.
— Виталь, ты как? — раздалось сбоку. Из-за звона в ушах я даже не сразу понял, что моим состоянием интересуется Светлана, сидевшая на расстоянии вытянутой руки. Если бы я еще мог эту руку вытянуть!
— Света? С тобой все в порядке? — задал я самый глупый в данной ситуации вопрос. Ну, какой может быть порядок в плену?
— Меня почти не били, если ты об этом! — грустно сказала Света. — Так… врезали пару раз, чтобы не орала. И не насиловали… Хотя… эта процедура может быть впереди. Только какой-то тип со следами дегенеративного вырождения на лице пощупал меня за грудь и при этом натужно кряхтел.
— Молчайт! — каркнул ефрейтор.
— Пошел на хер, урод! — не поворачивая к нему головы, прошипел я. — Света, а где мы?
— В каком-то подвале. Мы сюда долго добирались — почти полтора часа шли. В основном по дворам и подвалам. Мне показалось, что у них есть проводник, отлично знающий Минск со всеми его закоулками. Даже я так хорошо не ориентируюсь в городе.
— Молчайт, шайзе! — Ефрейтор дернул меня за воротник.
— Иди на хер, тварь! — снова буркнул я. — Света, а сколько времени прошло? Бармалею удалось сбежать?
— Часа три с момента нападения, — совсем упавшим голосом ответила Светлана. — Бармалей все-таки убежал. Но если ты думаешь про подмогу, то ее появление крайне сомнительно — немцы очень долго заметали следы.
— Спокойно, доктор Сморкалова! Нас обязательно освободят! — сказал я, чтобы подбодрить ее.
— Молчайт, ты! — рявкнул ефрейтор, сопроводив команду пинком по моей ноге.
Бедро немедленно взорвалось дикой болью. Ага, так у меня в организме новая дырка образовалась — «лейтенант» мне в ляжку пулю вогнал. К счастью, явно из чего-то мелкокалиберного — большой пистолет под бинтами спрятать невозможно.
— Виталий, ты прости меня, дуру! — произнесла Света и заплакала. — Это ведь из-за меня мы в эту передрягу попали!
Мои глаза уже привыкли к темноте, и я стал различать предметы за пределами освещенного круга. Подвал действительно оказался довольно большим и почему-то с высоким потолком. Неподалеку от нас, у опорной колонны, виднелось несколько сидящих фигур. Они что-то обсуждали — один из них бурно жестикулировал, то и дело показывая в мою сторону. Наконец переговоры закончились — от группы отделились и направились в нашу сторону две фигуры. Стоящая на полу керосинка освещала их примерно до пояса, но один из них совершенно точно являлся тем самым «лейтенантом», а второй, в солдатских ботинках с обмотками, сразу привлекал внимание замаранными почти до полной серости штанами и гимнастеркой — складывалось впечатление, что он несколько часов ползал на брюхе по густой пыли.
— Он? — почему-то по-русски спросил «лейтенант».
— Точно он, херр капитан! — тоже по-русски ответил второй. — Он на посту «зеленоголовых» из «эмки» выходил и со старшим за ручку здоровался. А тот только что не кланялся ему! Мобыть, генерал какой? Хотя видок у него…
— Коровин, аналитика не является твоей сильной стороной! — лениво сказал «лейтенант» (херр капитан). — Вот природная наблюдательность — другое дело!