— Виталя, так выходит, что ты вообще не здесь родился и вырос? — спросила Светлана, когда мы закончили с едой и пили ароматный чай со смородиновым листом из больших жестяных кружек. — Наверное, ты здесь страшно одинок — ни родных, ни близких, ни друзей?
Я только плечами в ответ пожал.
— Никогда не оценивал свое нынешнее положение с такой точки зрения! — признался я в своей примитивности. — Или я бесчувственный какой-то, или тупо времени на рефлексии нет! Видишь ли, все эти мои многомесячные «приключения» проходят в таком бешеном темпе, что вот так тихо сесть возле огня и задуматься о собственных ощущениях — просто некогда! ТАМ я бегаю и стреляю, а после гибели, вернувшись в измененный мир будущего, готовлюсь к новому провалу — собираю документы, информацию, технику готовлю — скучать не приходится!
— Ты не бесчувственный… — задумчиво сказала Света, не глядя на меня. — Ты действительно словно запрограммирован на определенный образ действий и следуешь ему. Фактически ты жертвуешь собой, своей жизнью… Ты ведь лишился своего дома, работы, друзей? Я бы так не смогла!
— Да, жизнь у меня была налаженная — десять часов в день штаны в офисе протирал, занимаясь не самой интересной в мире работой… Потом в бар с приятелями — пропустить две-три кружечки пива и поболтать о чем-то вроде бы интересном… — Я усмехнулся. — О котором наутро и не вспомнишь! Квартира? Да я туда только ночевать и приходил! Друзья? Все, кроме Батоныча, просто собутыльники. Да и ТОТ Батоныч… уже начинал от меня отдаляться — я ведь одинокий волк, бирюк, а у него была семья, молодая жена, которую он очень любил, — она откуда-то из провинции была, не избалованная столичной пошлостью девушка. Поздний брак, поздние дети — у него две девчонки было, пять и семь лет, он в них души не чаял. Все время с ними проводил, даже на рыбалку свою разлюбезную ездить стал гораздо реже.
— Но мне показалось, что Владимир Петрович не сильно об этом скучает? — удивленно подняла брови Света.
— Так ведь генерал Бат, с которым ты общалась, немного не ТОТ Батоныч, которого я знал! — хмуро улыбнулся я. — Да, он хороший человек… как выяснилось, и тоже готов принести себя в жертву за Родину. Но у ЭТОГО не было никакой семьи. Дети есть, но они уже взрослые — давно живут самостоятельно. И наша дружба… она ведь буквально с чистого листа началась. Я-то его с самого первого дня нового знакомства подсознательно считал своим старинным другом, который из-за какой-то специфической амнезии меня забыл. А я для НОВОГО Батоныча — совершенно чужой человек был. Это только пару дней назад ему какие-то сны стали сниться, про наши отношения из ПРОШЛОЙ жизни.
— Вот я и говорю — ты страшно одинокий человек! — чисто по-женски пожалела меня Светлана.
— Ну, теперь у меня есть ты! — Я протянул руку и ласково погладил Свету по роскошным волосам. Но Света почему-то отстранилась.
— Подожди, Виталий… — Света убрала голову из-под моей руки. — Не спеши… Все так сложно… Я ведь никаких долговременных отношений не планировала… Все это началось как простая интрижка… Ты, конечно, мне здорово помог, вывел из депрессухи… Но… Ну, не знаю… — Сморкалова замялась, силясь подобрать правильные слова. — Дай мне время, хорошо?
— Да без проблем! — У меня похолодело на сердце, когда я представил, что могу вдруг лишиться Светланы, женщины замечательной во всех отношениях.
— Расскажи мне лучше историю своего мира! — резко сменила тему разговора Сморкалова. — Что там у вас произошло, что случилось с Советским Союзом? Почему распад?
Я помолчал, обдумывая ее предыдущие слова, и только через полминуты переключился на вопрос об истории моей реальности.
— История долгая… Там, откуда я пришел, Великая Отечественная война продолжалась четыре года — с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Потери были чудовищные — почти тридцать миллионов человек.
— Но… КАК?! — обалдело распахнула свои чудесные серые глазищи Светлана.
— Там много факторов было… — Я даже немного растерялся, не зная, рассказывать ли подробно явно не подготовленному к восприятию большого количества исторических фактов человеку. — И внезапность нападения, и техническое отставание в некоторых областях, и отсутствие должного боевого опыта при наличии такого опыта у противника. Долго перечислять…
— Выходит, то, что у нас война шла всего два года — твоя заслуга? Это ведь ты раз за разом улучшаешь ситуацию? — сделала правильные выводы Света и посмотрела на меня как-то… по-новому.
— Да, в общем… — замялся я. — В этом есть и моя заслуга. Но в большей степени — это заслуга простых советских людей, которые грамотно воспользовались принесенной мною информацией.
— Ну хорошо, война шла на два года больше и потери оказались просто чудовищными… А дальше? Почему это повлияло на распад СССР? — рассудительно спросила Светлана.
— Считается, что из-за таких огромных потерь Советский Союз как бы подножку получил на своем пути в светлое будущее, — ответил я. — Ведь кроме людских потерь страна понесла огромные убытки в народном хозяйстве — были разрушены города, объекты инфраструктуры, заводы, затруднен доступ к источникам сырья, — мы фактически получили разруху, аналогичную той, что была после Гражданской войны, но куда худшую. И долгие годы вместо «поступательного развития и улучшения уровня жизни населения» приходилось все восстанавливать. Так сказать, повторять пройденное. Нет, конечно, что-то новое тоже было — вот ракетная программа у нас после войны стала быстро развиваться, в космос мы первыми полетели — уже в 1957 году запустили первый искусственный спутник, а первого космонавта — в 1961 году!
— Так рано? — снова удивленно распахнула глаза Света. — У нас Герман Титов полетел только…
— В 1965-м! — кивнул я. — Знаю, читал вашу историю. Вам из-за Третьей мировой войны некогда было космосом заниматься. В вашем мире Королев тактическими ракетами занимался, а не стратегическими. И наш первый космонавт, Юрий Гагарин, в вашей реальности погиб в самом конце войны, в 1958 году. Причем к тому времени летчик-истребитель Гагарин уже был майором, командиром эскадрильи, Героем Советского Союза. А Герман Титов, кстати, у нас был его дублером — он стал вторым. Но у вас он вполне заслуженно оказался на первом месте — ветеран войны, полковник, дважды Герой, сбил более полусотни американских самолетов, первым применил в бою ракету класса «воздух — воздух».
— Так вы нас опередили, получается!
— В этой отрасли — на какое-то время — да! Но вы основательно «зачистили поляну» от потенциальных врагов — разгромили самые крупные капиталистические государства, лишили их всякого экономического потенциала. Они у вас теперь только-только из глубокой задницы выползают и имеют такое же влияние, как в моем мире какая-нибудь Бразилия или Индия. Поэтому у вас полвека никаких конкурентов-вредителей не было. А мы из-за «холодной войны» с США и странами блока НАТО в то же самое время вели изнурительную для экономики «гонку вооружений». И проиграли ее — экономика не выдержала. А вслед за ней посыпалось и все остальное. Ну и вдобавок номенклатура у нас выродилась, скатилась в то, что у вас называют «комчванство». Только у вас это единичные случаи, всеми осуждаемые и даже преследуемые по уголовным статьям, к примеру, за превышение служебных полномочий, а у нас это практически поголовная практика была — руководство полностью потеряло авторитет в глазах народа. В таких условиях наши заклятые заграничные «друзья» провели отличную пропагандистскую кампанию. Да так успешно, что население с радостью похерило все свои достижения, бесплатное образование и медицину, бесплатное жилье и обеспеченную старость ради пятидесяти сортов колбасы в магазине и свободного доступа к импортным шмоткам и тачкам. Колбаса, шмотье и тачки все-таки появились, но достались не всем, а только представителям той самой прогнившей номенклатуры — из комсомольских вожаков вышли почти все нынешние олигархи. А из спортсменов и вояк получились самые настоящие бандиты. Кстати, генерал Бат в своей реальности как раз возглавлял настоящую банду — ОПГ, организованную преступную группировку. К счастью для меня, он даже в таком положении сохранил понятия об офицерской чести.
— Ты говоришь страшные вещи, Виталя! — тихо сказала Светлана. — И чем в итоге все закончилось?
— В 1991 году Советский Союз распался на пятнадцать независимых государств — республиканским элитам захотелось иметь собственные кормушки.
— На пятнадцать государств? — в очередной раз удивилась Света. — Откуда столько?
— У нас была своеобразная национальная политика… — криво усмехнулся я. — Тоже, видимо, один из факторов, повлиявших на распад великой страны. К примеру, свои собственные республики имели такие небольшие народцы, как эстонцы и латыши, армяне и грузины, узбеки и таджики. Я уж молчу об украинцах и белорусах — они так даже в международном органе, Организации Объединенных Наций, были представлены — как суверенные государства.
— А у нас лет двадцать назад упразднили Прибалтийскую, Закавказскую и Среднеазиатскую республики… — задумчиво сказала Света. — И на их месте создали систему региональных центров, управляющих страной не по национальному признаку, а по территориальному. Опять ты постарался?
— Думаю, что товарищ Сталин сделал правильные выводы из предоставленной мной инфы! — Я немного дистанцировался от потенциального участия в этом «богоугодном» деле. — Я всего лишь показал, к чему может привести деление большой страны на национальные квартиры. Ведь никакой технологии решения этой проблемы я предоставить не мог, просто не знал ее. Иосиф Виссарионович сам придумал способ выхода из этой ловушки. Причем способ весьма удачный, раз у вас Советский Союз все еще единое государство. Ладно… Слушай дальше…
И я еще почти три часа рассказывал Светлане о своем покинутом мире, о наших достижениях и провалах, о наших героях и наших предателях…
А потом мы легли спать. В доме было тепло, но не душно, волглый дух ушел из комнат начисто. Света заняла кровать в спальне, а мне постелила на диване — он стоял в мансарде, куда вела узкая деревянная лестница.