— Я — «Финист-один». Закончили! Всем стать на свои места, уходим! «Коршуны», не отставайте!
— Спокойно, «Финист», мы от вас ни на шаг не отстанем! — хохотнул Захаров.
Комэск летел и улыбался. Хорошее начало дня! Тьфу-тьфу-тьфу…
Глава 11
Серега Наметов никогда ничего не боялся. Порой ему даже сдерживать себя приходилось, осаживать, чтобы не переть на рожон, не рисковать зря.
Но когда ему было приказано явиться с докладом к самому Сталину… Вот тут лейтенант струхнул. Нет, он знал, что военачальники постоянно отчитываются перед вождем, ну так то Берия или Жуков. Молотов, наконец.
А тут — всего лишь старший лейтенант Наметов! Есть же разница…
Признаться, до самого последнего момента Серега не слишком-то и верил в реальность происходившего с ним. То, что творилось за кремлевскими стенами, представлялось ему жизнью наполовину волшебной, не обычной, которой живут все. Это как у древних греков, поселивших своих богов на горе Олимп. Так и тут.
Наметов никогда не видел товарища Сталина вживую, только на плакатах или в кино. А теперь… Неужто взаправду?
Строгая охрана пропустила Сергея в Кремль. При входе в здание Совнаркома стоял еще один пост. Прошел Наметов и его, расставшись на время с «Грачом» — и стал успокаиваться. Наверное, потому, что все вокруг было вполне материальным, как у обычных людей, а не каких-нибудь небожителей — паркет, ковровые дорожки, двери с блестящими ручками…
Перед входом в сталинский кабинет сидели два полковника и генерал — ждали приема. Но тихоголосый, очень спокойный Поскребышев первым пригласил старшего лейтенанта, записав в книгу посетителей имя и звание докладчика, он даже лично проводил Наметова и открыл ему дверь, порог которой лейтенант даже не мечтал переступить.
В кабинете присутствовали двое — товарищ Сталин и товарищ Берия. Нарком первым обратил внимание на вошедшего и кивнул ему, сверкнув пенсне.
— Товарищ Сталин! — четко проговорил Серега. — Старший лейтенант Наметов по вашему приказанию прибыл!
Вождь улыбнулся.
— Экий он у тебя строевой, Лаврентий, — сказал он. — Проходите, товарищ Наметов, присаживайтесь. Догадываетесь, зачем вас вызвали?
— Думаю, товарищ Сталин, — осторожно проговорил Наметов, — это касается объекта «Брест-41».
— Да, это касается товарища Дубинина… Вы хорошо знакомы с Виталием Дмитриевичем?
— Довольно хорошо, товарищ Сталин. Много времени вместе провели. Почти две недели по немецким тылам…
Иосиф Виссарионович посмотрел на Берию, и Лаврентий Павлович принял эстафету.
— Товарищ Наметов, расскажите о минских событиях, — сказал нарком. — Что случилось с товарищем Дубининым и как вам удалось обыграть немцев.
Сергей понимающе кивнул — всего лишь накануне он лично доложил Лаврентию Павловичу о всех перипетиях произошедшего в Минске, написал два рапорта, но товарищу Сталину наверняка захотелось услышать все от первого лица.
— Восьмого сентября в девять часов утра моя группа получила приказ встретить объект «Брест-41» и обеспечить его транспортировку в Москву. Мы выдвинулись на вокзал, по пути проверяя маршрут, и увиденным я остался доволен — город довольно плотно контролировался патрулями и стационарными постами полка внутренних войск. Прибыв на вокзал, я связался со штабом 1-й гвардейской танковой дивизии и выяснил, что Дубинин уже выехал. Охрану обеспечивали бойцы из штурмовой роты — целое отделение с пулеметами и самозарядными винтовками. Точное время прибытия мы не оговаривали, но я знал, что в окрестностях Минска на дорогах много беженцев и из-за них автотранспорт может двигаться довольно медленно. Поэтому вплоть до поступления информации о бое в городе я не особенно беспокоился.
— Кто вам сказал, что в городе идет бой? — уточнил Сталин, делая какие-то пометки в блокноте.
— Мой боец, сержант Никитин. Он стоял на посту у здания вокзала. Я вышел из помещения, где мы спа… — Серега замялся, сообразив, что ляпнул что-то не то. — В смысле — ждали приезда Дубинина…
— Продолжайте, товарищ Наметов! — усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Я был на войне и помню старую поговорку: солдат спит — служба идет! В данном случае вряд ли бы что изменилось, даже стой вы наготове с оружием в руках.
— Есть, товарищ Сталин, продолжаю! — выдохнул Серега. — Я вышел и убедился, что перестрелка разгорается. Я скомандовал своей группе грузиться в полуторку, а сам побежал на пункт связи, чтобы обзвонить посты в городе и уточнить местоположение боестолкновения. Там меня уже ждал связист, который передал телефонную трубку — меня вызывали со стационарного поста на Советской улице. На нем очень опытные ребята стояли — погранцы из Брестского отряда. Их старший доложил, что Дубинин миновал их пост пять минут назад и что скорее всего идущий бой — нападение на его конвой. И что они выдвигаются на подмогу Дубинину. У них было очень серьезное вооружение — автоматы, два станковых пулемета, пушечный броневик. Я сказал, что поеду навстречу, и мы договорились о сигналах для опознания.
— Зачем? — уточнил Иосиф Виссарионович.
— Чтобы не перестрелять друг друга при встрече. В бою всякое бывает…
— Так-так… Продолжайте, товарищ Наметов.
— До места боя мы добрались минут за десять…
— Это место было так далеко от вокзала? — удивился Иосиф Виссарионович, почему-то посмотрев на Берию. Тот пожал плечами.
— Нет, всего-то метров восемьсот, но это по прямой… А если по улицам, то… — Серега замялся. — Мы заблудились — водитель был в Минске всего второй раз, к тому же много домов разрушено, из-за чего пришлось петлять — несколько раз утыкались в развалины. Пока искали объезд…
— Понятно, товарищ Наметов! В этом нет вашей вины! Продолжайте!
— Когда мы приехали, бой еще продолжался. Противник действовал двумя группами, заняв дома по обе стороны улицы. Они выбрали очень удачное место — там почти всю проезжую часть занимает лежащий на боку трамвай. Объехать его можно только по обочине. В смысле — по тротуару! Легковой машины я на месте не увидел, только грузовик, на котором ехала охрана.
— У охраны были большие потери? — уточнил Сталин.
— Нет, двое легкораненых! В том отделении оказались очень опытные, обстрелянные бойцы. Лично отобранные генералом Батом. Они с ходу вступили в бой и к моменту нашего приезда полностью выбили половину нападавших, зачистив одну сторону улицы. Мы, разобравшись в обстановке, атаковали другую группу противника, на противоположной стороне улицы. Нам помогли погранцы — прижали врага огнем из станкачей, просто высунуться им не давали, а тут еще и с броневика жару добавили — стали стрелять по зданию, где прятались диверсанты, из сорокапятимиллиметровой пушки. Те не выдержали и попытались удрать через подвал. Но выход из подвала оказался во дворе, где засели три погранца с автоматами — вот они на месте почти всех бежавших и положили. А мы потратили еще минут десять на то, чтобы осмотреть все окрестные дома. Обнаружили два-дцать три мертвых тела и восемь живых раненых диверсантов. Товарища Дубинина нигде не было. Гвардейцы сразу сказали, что он очень грамотно сдернул… То есть оперативно покинул место засады. Мы пустили по окрестностям поисковые группы и вскоре нашли автомобиль, на котором ехал Дубинин. Он был поврежден, движок стуканул и внутри нашли кровь.
Сталин никак на сообщение про кровь не прореагировал — видимо, в общих чертах суть произошедшего знал и помнил, что кровь оказалась не Дубинина.
— А потом к нам прибежал Бармалей… Ой, простите, водитель ефрейтор Варфоломей Сидоров, — продолжил Серега. — Он был ранен в руку, а тут еще и ногу ему прострелили, но он сумел-таки добраться до нас и сообщил, что товарища Дубинина и его спутницу схватили какие-то неизвестные в нашей военной форме… Товарищ Сталин, товарищ нарком, я считаю, что Сидоров достоин награды. Он же едва не истек кровью, но дошел!
— Где он сейчас? — деловито спросил Иосиф Виссарионович.
— В госпитале, товарищ Сталин!
Сталин кивнул и сказал, повернув голову к Берии:
— Лаврентий, проследи! Продолжайте, товарищ Наметов!
— Мы немедленно бросились к месту предполагаемого захвата и обнаружили там четыре мертвых тела, действительно облаченные в нашу военную форму. Впрочем, все предыдущие нападавшие тоже были в нашей форме. Товарища Дубинина и его спутницы мы поблизости не нашли. Следы уводили в подвал стоящего рядом здания и там терялись. Экстренное потрошение попавших в плен дало…
— Какое потрошение, товарищ Наметов? — перебил старшего лейтенанта Иосиф Виссарионович и снова почему-то посмотрел на Берию. А тот в ответ нахмурил брови.
— Простите, товарищ Сталин… — смутился Серега. — Экстренное потрошение — это допрос, проводимый прямо по горячим следам, на месте поимки пленных. Мы их по-настоящему не потрошим… В том смысле, что кишки на локоть не мотаем… — Серега совсем засмущался, покраснел и смолк.
— Коба, это такой говор у ребят! Вроде как юмор такой… Молодые ведь… — негромко сказал Берия. — Никто там никого не режет… Разве что в морду разок дадут… В горячке после боя…
Старший лейтенант вспомнил, как он бил прикладом по печени здоровенного диверсанта в форме красного командира, который не хотел говорить, а глаза застилала красная пелена ярости, и торопливо кивнул несколько раз, подтверждая слова наркома.
— Хорошо, я понял! — после небольшой паузы сказал Сталин. — Продолжайте, товарищ Наметов! Что дал допрос… По горячим следам?
— Выяснилось, что нападение организовали диверсанты из полка «Бранденбург»…
— Мне про него сам Дубинин рассказывал… — тихо, как бы в задумчивости, произнес Сталин.
— В нем служат не только чистокровные немцы, но и русские — в основном белоэмигранты. В нашей форме, с отличным знанием языка, эти диверсанты очень опасны и наделали нам немало пакостей — с самого июня вредят как могут. Они проникли в Минск накануне. И имели задачу захватить живьем несколько командиров из 1-й гвардейской танковой дивизии.