— А чего Верховный так конкретно посоветовал мне не лезть на рожон? Ссылаясь на тебя?
— Погибнуть ты был должен сегодня, Володя! Вот на том самом поле между двух рощиц. Сгореть в танке вместе со всем экипажем. То ли во встречном бою с панцерами Гудериана, то ли от бомбы пикировщика.
— Во как! — Батоныч пустыми глазами посмотрел на красное полукружие уже почти севшего за горизонт солнца. — Прошла, значит, мимо, костлявая… А чего ты дергался-то? В первый раз, что ли? Ушел бы на «перезагрузку», как ты это называешь…
— Я не был уверен, что без моего присутствия эта самая «перезагрузка» для тебя сработает! Хрен знает, как эта «небесная механика» действует!
— Понятно… — пробормотал Володя. — В общем, спасибо тебе! И за меня, и за ребят моих, за экипаж! Они ведь тоже должны были со мной… А ведь ты их дольше моего знаешь — мехводом у меня старшина Баранов, а башнером мамлей Гаврилов.
— Матвеич и Степа? Конечно, я их прекрасно помню! Познакомился с ними, когда вместе из-под Клецка выходили. Моя третья «ходка», если память не врет. А потом ты их учил «семьдесят вторым» управлять, когда мы дивизию Моделя чихвостили!
— Н-да… Были приключения… — кивнул Батоныч. — Нам бы сейчас сюда мой любимый танк… А лучше роту! Сейчас бы уже Гудериана на березе вешали!
— Да вы и без «Т-72» неплохо справились! И это я тебя не утешаю, а просто констатирую факт.
— Ладно, ладно… Льстец! — Батоныч тоже шутливо толкнул меня кулаком в плечо. И мы снова синхронно поморщились от боли. — Вон уже твоя… гм… знакомая идет. Угораздило же девушку с тобой… гм… познакомиться…
Я обернулся. В какой-то хламиде защитного цвета (это такое платье?), перепоясанная брезентовым солдатским ремнем, в косынке на светлых волосах, в яловых сапогах сорок первого размера Светочка смотрелась… божественно! Прямо-таки глаз не оторвать. Немудрено, что при ее движении через толпу раненых воинов замолкали любые разговоры и головы «орлов» и «героев» немедленно поворачивались вслед за спустившимся на землю ангелом.
— Э-э-э… хм… давайте пойдем в мою палатку! — Чувствовалось, что на Батоныча тоже подействовала «женская магия» доктора медицинских наук. — Там и перевязку сделаем, и… потолкуем о… делах наших скорбных!
— Владимир Петрович, вы меня простите, но я только пять минут назад сообразила… Это ведь вы Герой Советского Союза генерал Бат! — смущенно сказала Светлана, глядя на Батоныча как-то… по-новому.
— В смысле? — оторопел мой друг. — Ну да, это, конечно, я… Героя пару месяцев назад дали за разгром Моделя.
— Я же местная… Родилась и училась в Минске. Так в детстве я ходила в школу имени генерала Бата, а после… гм… замужества переехала на проспект Генерала Бата. Вы же настоящий герой! Спасли город от неожиданного захвата немцами, что помогло эвакуировать почти все население. В младших классах нам про ваш бой рассказывали. А я и забыла, представляете? Вернее — не поняла сразу, не сопоставила, что генерал Бат — это вы! И тот самый бой — это же… сегодняшний бой, правда?
Последний вопрос, похоже, адресовался мне — Света глядела на меня и хлопала своими длинными ресницами.
— Тот самый, правда… — кивнул я.
— И Владимир Петрович действительно должен был сегодня погибнуть — я теперь все вспомнила! — дрожащим голоском сказала Светлана. — И про 1-ю гвардейскую танковую дивизию — тоже! В школе на первом этаже большой стенд висел — там на карте был боевой путь нарисован. И заканчивался он… — женщина наморщила свой лобик, — в Вашингтоне!
— Где? — охнул от удивления Батоныч.
— В Вашингтоне, Володя, в Вашингтоне! — усмехнулся я. — Будет Третья мировая война, наши танки дойдут до Миссисипи!
Батоныч поперхнулся:
— Виталя, ты мне это потом все подробно расскажешь, ладно? В спокойной обстановке! Надеюсь, ядрен-батоном не махали?
— Нет, обошлось! Амеры до него даже не додумались — просто некому было. Всех нужных людей из Европы сотрудники товарища Берии выдернули. А наши не стали применять, хотя были желающие среди генералов — Сталин не разрешил.
— И про это тоже расскажешь! Пошли! — Батоныч решительно, но галантно взял Свету под руку и повлек к штабу. На полпути он обернулся ко мне и спросил: — А Боря? Наш Очкарик? Он как? Выживет?
— Боря всех переживет! — ответил я и рассмеялся. — Войну закончит полковником. Кавалер многочисленных боевых орденов… Дважды Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда! Единственный в истории главный маршал войск связи! Лауреат Нобелевской премии в области физики, знаменитый поэт-песенник!
— Виталик, да ты гонишь! — в свою очередь, рассмеялся Батоныч. — Лауреат Нобелевки — могу поверить, голова у лейтенанта Карикова светлая, но… поэт-песенник? Сейчас он на «разбор полетов» явится — спросим, какие такие песни он сочинил!
— Маршал Кариков тоже здесь? — Света даже остановилась. — Мы его песни и в школе, и в институте пели — он автор более сотни произведений! Вот эта была моей любимой в институте…
И, подняв глаза к темному небу, доктор медицинских наук запела красивым сопрано:
Медленно ракеты улетают вдаль.
Встречи с ними ты уже не жди!
И хотя Америки немного жаль,
У японцев это впереди![16]
Мы с Батонычем переглянулись и синхронно заржали. Сморкалова посмотрела на нас с возмущением.
— Это же гимн РВСН! Написан в середине Третьей мировой, когда все висело на волоске! — с каким-то надрывом в голосе сказала женщина.
— Прости, Света, но это… — я могучим усилием заставил себя прекратить смеяться. — Это…
— Хорошая песня! — вдруг серьезно сказал Батоныч. — Хоть и плагиат! Правда, кто настоящий автор — история умалчивает.
Военврач удивленно посмотрела на него и перевела взгляд на меня. Я пожал плечами, а генерал почесал в затылке здоровой рукой и сказал:
— Колись, Виталя! Светлана имеет право знать — она теперь с нами в одной лодке, и, мне кажется, неспроста.
— Вы о чем? — Соболиные брови Сморкалой встали домиком. Впрочем, ее лицо тут же разгладилось, и Света сказала очень деловым тоном: — Давайте уже куда-нибудь придем и займемся вашей перевязкой!
— Простите, Светлана! — Снова галантно взяв красавицу под локоток, генерал повлек ее по узкой тропинке и буквально через три минуты вывел в расположение штаба. Быстро оглядевшись по сторонам, Бат кивнул на стандартную палатку, стоящую в общем ряду. — Милости прошу к нашему шалашу!
Обстановка в генеральской палатке оказалась спартанская — раскладушка, сколоченный из досок стол, заваленный картами. На пустом снарядном ящике, изображавшем комод или бюро, стоял телефон — черный провод утягивался прочь. На центральном шесте висела керосиновая лампа типа «летучая мышь».
— Присаживайтесь. — Бат галантно предложил даме единственный табурет.
— Сами садитесь, — скомандовала дама, аккуратно пристраивая медицинскую сумку на углу стола. — Кто первый? Разоблачайтесь!
— Он, — указал я на Володю. — У него звание выше!
— Иди ты… — буркнул Батоныч, но тут же стянул с себя куртку и присел.
Сморкалова быстро сняла с него самодельную грязную повязку, обработала рану, забинтовала по новой.
— Следующий! — скомандовала докторица, и мы с генералом поменялись местами.
— Легкая у вас рука, Светлана Алексеевна! — поблагодарил Бат.
Светлана улыбнулась в ответ, но как-то механически — ее внимание уже переключилось на мою рану. Пальчики запорхали над повязкой, снимая пропитавшийся кровью бинт… И вдруг красавица отрывисто спросила:
— Так что я имею право знать?
— Мы с тобой из разных миров, Света!
— Чего? — Сморкалова даже прекратила свои манипуляции.
— Я ведь тебе уже говорил, что проваливаюсь в прошлое не первый раз?
— Да! — кивнула Светлана, и ее пальцы вернулись к исполнению своих служебных обязанностей — принялись аккуратно отдирать присохший бинт.
— Так вот: я не из твоего мира в прошлое «проваливался»!
— Как это? — не поняла Светлана.
— После каждой моей «перезагрузки» я возвращаюсь в новый мир. И сначала я все потерял — друзей, работу, квартиру… Угодил в лапы бандитам… — при этих словах Батоныч как-то смущенно кашлянул. — Но потом приобрел гораздо больше! А главное — история меняется в лучшую сторону от раза к разу. В моем мире война закончилась в 45-м и погибло двадцать семь миллионов наших!
— Этого не может быть! — Света, услышав страшную цифру, снова замерла.
— Но это было! — с чувством сказал я. — И СССР у нас развалился в 1991-м… А-а! Много чего случилось, гадского и бл… к-хм… нехорошего… В сравнении с моим миром — у вас просто рай!
Сморкалова слушала как зачарованная.
— Получается так, что некая сила будто бы стремится закрепить такую историческую последовательность, в которой и СССР сохранится, и войну мы быстрее закончим, и потери сведем к минимуму! — вывел я. — А мы этой цели как раз и добиваемся. Сначала я один такой был, «закрепляльщик», потом нас трое стало, а теперь и ты здесь.
Светлана закончила пеленать мое плечо и сказала задумчиво:
— Цель вполне себе благая. Но что это за сила?
Я пожал плечами и сморщился от боли в ране.
— Понятия не имею!
Сморкалова молча кивнула. Я встал и принялся носком сапога отгребать в сторону окровавленные бинты.
— Виталь, а ведь я тебя вспомнил! — внезапно сказал Батоныч.
— В смысле? — удивился я. — Так ты вроде не забывал!
— Нет, ты не понял… Я тебя… из прежней жизни вспомнил! — замялся Володя и продолжил, сопровождая свою речь большими паузами: — Представляешь — прикемарил я пару дней назад, когда мы в Брилевичах стояли… А до того дня три не спал — пока дивизию под Минск перебрасывали. И мне словно… пригрезилось… Но такая картинка яркая была, словно я это по-настоящему когда-то видел, а тут вдруг вспомнилось! Словно мы с тобой в каком-то большом помещении, похожем на канцелярию. Вот только я знал, что зовется оно смешным словом «офис». И ты сидишь за столом, заваленным какими-то бумагами вроде бухгалтерских, и со Сталиным по телефону разговариваешь. А вокруг стоит полдесятка мужиков и тебя слушают. И вроде бы я начальник над всеми вами. И вот разгоняю я их по своим рабочим местам, а тебе тихо говорю: будь у меня такая возможность, я бы такого…