«Голос жизни моей…» Памяти Евгения Дубнова. Статьи о творчестве Е. Дубнова. Воспоминания друзей. Проза и поэзия — страница 21 из 32

Гладунко на факе был непопулярен, и некоторые ребята даже спрашивали у Юры, что он в нем нашел и зачем дружит.

Юра не то чтобы дружил — скорее просто не уклонялся от общения с ним. Гладунко не зря происходил из семьи философов: у него был острый ум, не замутненный чувствами, думал он быстро, делая несколько мыслительных ходов за то время, что у Юры занимало продвинуться всего лишь на одну мысль. В общем, он, несомненно, был самым интеллектуальным на их факультете.

Девушки, за исключением Нели, на него не реагировали, и Юра подозревал, что понимая это, Гладунко делает ставку именно на нее. Как-то он изложил Юре свою программу: «Для женщины главное — семья и эмоции, для мужчины — работа и интеллект. Мне, честно сказать, половые гормоны тоже очень мешают сосредоточиться как следует. Выход — жениться и решить проблему».

Похоже было, что он готовил Нелю к этой роли гормонального стабилизатора на своем интеллектуальном пути.

— Кого ты хочешь в жюри? Я думаю, что нам больше трех и не нужно, например, Агранов, Залесский и Родимцев. Все они эрудиты в области литературы, все трое любят поэзию.

— Но почему именно они, есть же еще литературно образованные люди на факе, Зотова, например, — чем она меньше разбирается в поэзии?

— Не меньше, но она ужасный, всем известный педант! — Гладунко даже замахал на него руками. — Ты сам идешь против своих же интересов. Что для тебя в поэзии главное — чувства? А она будет придираться, что, мол, мысль не так ясно выразил. Не подумай только, что я так хочу, чтобы ты выиграл это состязание, — я забочусь не о тебе, а об объективности! Я хочу выиграть справедливо, а не потому, что кто-то из членов жюри сверхпедант!

— Ну ладно, но все равно я думаю, что в жюри должна быть хотя бы одна дама, иначе оно не представительно. Как насчет Майи Астаховой? Она много читает и знает массу стихов наизусть.

— М-м… у тебя просто талант предлагать педантов! По твоей Астаховой можно часы ставить: помнишь, как в прошлом году, когда мы оказались в одной группе на практикуме, она нам выговаривала за пятиминутное опоздание! И когда мы потом хотели что-то изменить, помнишь, как она сказала, что с какой методикой начали, с такой и закончим? И ее ты хочешь себе в судьи?

— Она же будет не единственная, а одна из четырех. Для равновесия нам нужна хотя бы одна женщина?

— Ну, как хочешь, — ты же сам выбираешь, — недовольно пожал плечами Гладунко.


— Тема конкурса… — начал торжественно объявлять Родимцев, потом сделал театральную паузу и посмотрел на часы. — Сейчас, еще полминуты, будет ровно пять, и когда пробьют кремлевские куранты, я объявлю. А ровно в шесть, когда они снова пробьют, вы закончите и сдадите нам свои опусы.

Они оккупировали уголок в Александровском саду, Юра и Гладунко сидели на скамейках, а четверо членов жюри — вместе с Нелей, пришедшей в качестве болельщицы обоих состязающихся, — поделили между собой две скамьи напротив. Было начало мая, стояла прекрасная теплая весна, и хотя писать, держа тетрадку на портфеле, который покоился на коленях, было не особенно удобно, все равно это было предпочтительнее, чем сидеть в какой-нибудь аудитории после занятий. Да и в любом случае, члены жюри отказались проводить конкурс на факультете: кто-то хотел за этот час успеть забежать за покупками в ГУМ, кто-то сделать несколько телефонных звонков с телефона-автомата на углу проспекта Маркса, а кто-то просто посидеть или погулять в саду. Куранты пробили пять.

— Тема — вечность! Можете начинать! — Родимцев, как на старте, махнул рукой.


Юра вздохнул: ну и придумали… Что можно написать о вечности за один час, метрическим стихом и в рифму! Но его ручка уже как бы сама собой выводила в тетрадке первое слово стихотворения: «Время…»

Через полчаса, исписав — скорее исчеркав — полторы страницы, он не удержался и искоса посмотрел на Гладунко. Тот казался настолько увлеченным творческим процессом, что Юра даже ощутил болезненный укол зависти: обычно сдержанный, Гладунко сейчас оживленно жестикулировал, то улыбаясь, то хмурясь при этом, или вдруг решительно вычеркивал что-то, с высоты бросаясь ручкой на тетрадку, как хищная птица на добычу, или начинал лихорадочно что-то вписывать, отставив локоть. Юра заметил, что Майя Астахова, единственная из членов жюри оставшаяся на месте и теперь расхаживающая по аллее, тоже не отрывает глаз от Гладунко. Скромный процесс сочинительства Юры ее внимания не удостоился: она даже не смотрела в его сторону.

За несколько минут до шести остальные члены жюри стали возвращаться. Неля тоже пришла, доедая эскимо. Юра начал переписывать свое стихотворение начисто. То, что он мог написать на эту тему за один только час, он написал, и у него не было ни ощущения успеха, ни чувства разочарования.


Куранты пробили шесть.

— Теперь идите вы вдвоем погулять, — сказал Родимцев Юре и Гладунко, собрав у них тетрадки. — Возвращайтесь через час.

— Ребята, я пойду с вами, — присоединилась к ним Неля.

— Давай все-таки что-нибудь им купим в знак благодарности, — предложил Юра на выходе из сада. — Хотя они благородно сказали, что делают это из любви к искусству и никакого вознаграждения им не нужно, но все равно — они же тратят свое время и свои мозги, так сказать. Давай возьмем мужикам, включая и нас троих, — Неля, ты же выпьешь с нами? — по бутылке, а Майе преподнесем цветы.

Неля, шедшая, как обычно, меж ними двоими, придвинулась чуть ближе к Юре.

— Кому — Астаховой цветы? — изумился Гладунко. — Цветы дарят женственным девушкам, вот как, например, Неле, а в Астаховой же ничего женского нет, она же сухой педант! Нет, ей нужно что-нибудь чисто утилитарное, скажем, большую чашку для кофе с удобной ручкой.

Неля немножко отодвинулась от Юры в сторону Гладунко.

— Давай мы вместе с Нелей пойдем выбирать чашку, — предложил Гладунко, — а ты иди за пивом. Встретимся через час у тех же скамеек.


— Ну что ты так долго? — бросился к нему Гладунко, когда Юра, нагруженный бутылками, вернулся в сад.

Юра еще раз сверился с часами.

— Ровно час, ведь только минуту назад куранты пробили!

— Владимиров пришел вовремя, это ты сам, Гладунко, вернулся на целых полчаса раньше срока, — сказала Астахова. Рядом с ней на скамейке стояла красивая чашка в развернутой подарочной обертке.

— А где же наши взятки? Майя свою уже получила! — зашумел Агранов.

— Да не взятки, взятки дают перед, а не после, а у вас же решение уже есть, — сказал Юра, вытаскивая пиво из сумки. — Мы просто решили вас немножко отблагодарить таким вот кустарным образом.

— Ладно, выпьем потом, а сейчас результаты, — сказал Родимцев. — Первым делом прочитайте вслух каждый свое стихотворение. Начнем с тебя, Владимиров. — Он вернул Юре его тетрадь, и тот продекламировал свой опус.

— Теперь Гладунко.

Стихотворение Гладунко сразу же при прослушивании впечатлило Юру своими неожиданными образами: палач, толпа, клоп в постели. Он понял, что это произведение ярче и оригинальнее его собственного и приготовился к поражению.

— После долгого обсуждения жюри большинством в три голоса против одного решило присудить первое место, — тут Залесский бросил извиняющийся взгляд на Юру, — Гладунко. То, что написал Владимиров, несомненно интересно, но то, как Гладунко раскрыл тему, показалось нам, — то есть нам троим, у Майи на этот счет особое мнение, — более оригинальным.

— Вот тут я и не согласна, — сказала Астахова, — я считаю, что конкурс выиграл Владимиров. Весь смысл этого состязания состоял в написании импровизации на заданную тему. Стихотворение Гладунко может подойти абсолютно к любой теме.

— Ну, ты преувеличиваешь, — сказал Залесский.

— Покажи мне тогда, что именно в этом произведении конкретно о вечности. В нем говорится о том, как человеку кажется, что его собираются казнить, а потом он просыпается и видит, что раздавил клопа в своей постели.

— Ну, конкретно, может быть, и ничего такого, но иронический тон и смысл… — начал было возражать Родимцев, но она его перебила.

— Вот я и говорю, что эта ирония с абсолютно таким же успехом подойдет к любой теме. Мое мнение, что стихотворение Гладунко не может занять вообще никакого места, ни первого, ни второго, а должно быть дисквалифицировано, потому что оно совершенно не по теме. Мы с вами колебались, какую тему задать, и под конец у нас осталось две кандидатуры: вечность и свобода. Допустим, мы выбрали бы не вечность, а свободу. Разве стихотворение Гладунко не могло бы с таким же успехом подойти к теме свободы?

— Большинство решило, — вмешался Юра, чувствовавший себя крайне неловко, — и я признаю себя побежденным. Давайте выпьем пива.

— Нам с Нелей одну бутылку на двоих, мы будем пить из этой вот чашки, — распорядилась Астахова. — А вы можете пить прямо из горлышек.

Новость об успехе Гладунко облетела факультет в мгновение ока. К его репутации интеллектуала-философа теперь добавилось признание его творческого таланта. Литературная компетенция членов жюри на факультете была неоспоримой, и Юру, стихи которого почти все знали и ценили, многие подходили утешать. Неля теперь с ним была не более чем приветливо-вежлива, а время проводила главным образом в компании новоявленного победителя конкурса.

На летние каникулы она поехала вместе с Гладунко к нему в гости во Львов и там вышла за него замуж. В марте у нее родился ребенок, а осенью, в начале нового академического года, они с мужем приехали оформить перевод из Московского университета во Львовский.


Через пару месяцев после этого в гололедный вечер, идя по Кутузовскому проспекту, Юра услышал женский крик. Забежав за угол, откуда раздавался крик, он увидел, как грузная женщина средних лет пытается встать, но не может из-за того, что ее ноги разъезжаются по льду. Он начал помогать ей и, к счастью, в этот момент с другой стороны подошел какой-то парень, и объединенными усилиями, сами скользя, они подняли женщину на ноги и довели до метро. Лицо парня показалось Юре знакомым, тот тоже в него вглядывался.