Крепостная стена высока и глуха – ни оконца, ни выступа. Все вокруг – в ее тени.
Входят БЕНЕДИКТ, ПАРОЛЬ и ГАНИМЕД.
После столкновения со скоттом они вели разведку куда осторожнее, однако за несколько ночных часов, миновавших с той поры, услышали более, чем достаточно, чтобы освоиться в городе и оказаться здесь, прямо у вражьего порога.
– Верно, львиную долю команды держат на корабле, что стоит на якоре в отдалении от берега, – подтвердил Ганимед, обращаясь к Бенедикту. – Но ваш повелитель – здесь, в этих стенах, а вместе с ним и бедняга Жак.
– А-а, ну конечно же, давайте прольем нашу кровь ради пары оставшихся ему лет, – язвительно сказал Пароль. – Какая досада, что его нет с нами! Он выстроил бы из своих словес такую осадную башню, что мы без труда поднялись бы вон до тех бойниц и пробрались внутрь!
– Если вам не приходит на ум ничего, кроме желчи, лучше молчите, – велел ему Бенедикт.
Пароль насупился и погрузился в молчание. Он очень жалел, что так и не смог избавиться от спутников. Сокровище – после того, как он воочию увидел, каков его владелец – его больше не привлекало. Теперь он думал о мириадах возможностей, открытых в портовом городе для таких ловких парней, как он. Не в последнюю очередь – о бегстве во Францию.
– Говорят, комендант крепости – пьяница, – заметил Ганимед. – А его люди, которых мы видели в городе, держались распущенно и выглядели неопрятно. Слуги неизменно подражают хозяевам во всем, как обезьяны.
– Охрана у ворот несет службу довольно ревностно, – вмешался Пароль. – И не думайте, мундиры Орсино я ни с чем не спутаю. В крепость явился если не сам герцог, то еще какая-то важная особа, и вам, выходит, не повезло. Мимо злодеев, что сейчас стоят в карауле, не проскользнуть.
– И что же ты посоветуешь? Бросить товарища, не говоря уж об испанском принце? – спросил Ганимед.
– Юноша, я видел больше битв, целовал больше женщин и штурмовал больше городов, чем ты провел дней, посасывая мамкину титьку, – сказал Пароль юному лесному стрелку. – Храбростью в атаке никто не сравнится со мной. Но в солдатском ремесле, не приобретя толику жизненной мудрости, до моих лет не дожить. Принц в плену? Так пусть подданные заплатят за него выкуп! Философ? Пусть пользуется одиночеством и оттачивает ум. Нас всего трое, с одним клинком на всех. Нам не пробраться в крепость, а если случайно и удастся, то те, кто внутри, уж позаботятся, чтобы мы не вышли обратно. В лучшем случае – окажемся в плену, в худшем – местной страже придется потрудиться вырыть еще три могилы. К тому же, если нас схватят, сэр Бенедикт, скорее всего, принесет своему пленителю неплохой прибыток, а какого-то арденского пентюха сочтут не стоящим той похлебки, что ему придется скормить. Ну, кто станет платить выкуп за этакую неотесанную деревенщину? Что же до меня… Конечно, все девицы Франции заплачут обо мне горючими слезами, но среди тех, кто мог бы тряхнуть мошной ради моего освобождения, мой кредит, боюсь, исчерпан.
– А что, если переодеться? – предложил Бенедикт.
– Ах, переодеться?! – взорвался Пароль. – О да: доброго утречка, беспощадные иллирийцы, мы, трое путешественников из далекой Московии, желаем аудиенции с вашим лордом герцогом. Возможно, вы слышали, что в нашей стране есть обычай: кто пожертвует лишних пленников пришлым московитам с неубедительным акцентом, тому обеспечена удача во всех делах сроком на один год и один день. Особенно если пленник – испанец королевской крови, такие уж у нас диковинные обычаи! Какой дурак поверит в этакие небылицы? Только тот, кто глуп, как… – увидев взгляды товарищей, Пароль сплюнул. – Тьфу! Даже не знаю, с чем сравнить! И вообще я просто притворялся, что готов помогать вам, пока вы делали то, что нужно мне. Будьте прокляты и вы оба, и ваш философ, и ваш принц! С меня хватит!
– Тогда ступайте, – невозмутимо ответил Бенедикт. – Ищите свою фортуну среди местных городских подонков и всю жизнь помните о том, что бросили товарищей.
Ко всему названному Паролю было не привыкать. Воспользовавшись шансом, он решительно направился к выходу из переулка. В кошельке у него звенело несколько монет, а в городе было полно гуляк и матросов, у которых запросто можно было выманить еще – ведь в запасе у него имелись сотни небылиц о деяниях, которых он никогда не совершал, и о странах, где никогда не бывал. Этого было достаточно, чтобы разжиться едой и выпивкой, а то и подцепить бабенку-другую.
Поглощенный своими грошовыми планами, он едва не наткнулся на Елену.
При виде нее, как всегда, стоящей у него на пути, сердце Пароля оборвалось. Ее роскошные одежды – сплошь в пятнах засохшей морской соли – изорвались в зарослях вереска, ноги были грязны и босы, волосы спутаны. И, конечно же, она была прекрасна. Ее красота не нуждалась в одеждах и украшениях и не могла быть смыта ни одним океаном.
Пароль вспомнил ее, явившуюся ко двору короля Франции – неуклюжую девицу со странными манерами, жадно ловившую каждое слово Бертрама, богатенького дружка Пароля. Но затем она оказалась необычайно одаренной лекаркой, исцелила короля, а Бертрама обвела вокруг пальца и заставила взять ее в жены, ибо это было нужно ей. Со временем она превратила свое искусство врачевания в настоящее волшебство – и все по той же причине: она рассматривала мир с точки зрения собственных желаний и не принимала от него ответа «нет». «Вот это-то, – решил Пароль, – в ней и пугает. Эта женщина всегда обращалась с миром, как подобает мужчине».
Паролю вспомнились их давние беседы и споры – еще до того, как она достигла нынешнего своего положения. В те времена она ему нравилась, хотя и частенько брала над ним верх. С ней можно было скрестить клинок мысли, не опасаясь за свою репутацию при каждом обмене репликами. Но потом она вышла замуж, обрела власть, и, наконец, начала внушать ужас. А он… он так и остался тем же дурнем, каким был всю жизнь, потому что попробовал было вырвать из лап мира то, чего хотел, однако мир сбил его с ног и насмеялся над ним. Казалось, Елена стала взрослой, а сам он так и остался ребенком.
– Дай пройти.
Но командный тон, который Пароль хотел было принять, съежился и увял под ее взглядом.
– Да это храбрый Пароль, – лукаво улыбнувшись, сказала Елена. – Конечно же, ты не бежишь с очередного поля боя?
– От этой парочки безумцев нет никакого толка для того, кто внемлет только голосу разума, – ответил он. – Поэтому позволь мне пройти.
– А вот у турок говорится, что безумцы отмечены господом, – заметила Елена. – Идем, поговорим с нашими боговдохновенными товарищами. Возможно, они окажутся не так безумны, как ты полагаешь.
Пароль собрал все остатки храбрости, какие сумел наскрести, и ответил:
– Я в эту затею насчет спасения принца не полезу. Не желаю играть роль копьеносца в этой баталии. Мне довелось повидать слишком много полей битв, и я прекрасно знаю, что случается с простым людом в столкновениях меж великими.
Рука Елены легла на его грудь. Ее прикосновение потрясло Пароля. Оно заставило на миг страстно захотеть стать тем, кем он мог бы быть – не хвастуном, а храбрецом, не продажным, а верным – словом, тем, кто заслуживал бы ее прикосновения. Ему вновь вспомнились их шутливые перепалки, и сердце пронзило острой, мучительной тоской. «Блаженные дни, – подумал Пароль. – Стоило ли надеяться, что когда-нибудь они повторятся?»
– Нужно ли заставлять тебя? – спросила Елена. – Нужно ли напоминать, что может статься с твоим здоровьем, удачей и мужской силой, если пойдешь мне наперекор?
– Что за заклятье ты на меня наложила? – хрипло спросил он в ответ.
– Пока никакого.
– Что за заклятье выложило передо мной всю мою жизнь, как на ладони? И осветило каждый уголок моей души?
Елена отступила на шаг, убрав руку с его груди.
– Такие чары мне не под силу. Единственный волшебник, способный так зачаровать тебя, – ты сам.
Пароль – враль, трус и плут Пароль – почувствовал, как слезы выступают из его глаз. Он отмахнулся от Елены и, оправдываясь, забормотал, что не спал с тех пор, как был выброшен на берег, что чертовски устал, что в глаз попала соринка, от которой никак не избавиться…
К тому моменту из проулка показались Бенедикт с Ганимедом, успевшие составить некий сумасбродный план. Увидев Елену, они остановились.
– Сударыня, – заговорил испанец, изящно кланяясь, – рад видеть вас живой и здоровой. Вы пришли как раз вовремя, чтоб проводить нас. У нас с Ганимедом сложился отчаянный план спасения наших…
– Нет, – ответила Елена без лишней резкости, но твердо. – План их спасения составила я, и для его осуществления пригодятся некоторые знания и силы, обретенные мною в последнее время, – с этими словами она, в силу никем не понятых причин, вынула серебряную фляжку Бенедикта и помахала ею в воздухе. – Вот это поможет нам проникнуть в крепость, не потревожив стражу у ворот.
Ганимед с Бенедиктом переглянулись, и юноша пожал плечами.
– Придется ли нам для этого переодеваться московитами?
Впервые на памяти Пароля во взгляде Елены отразилось полное непонимание происходящего.
– Н-нет, – неуверенно ответила она.
Ганимед слегка развел руками, словно извиняясь перед Бенедиктом.
– Значит, ваш план лучше нашего, – решил он.
– Тогда на нем и остановимся, – подытожила Елена. – Вы двое пойдете в крепость со мной, – после этого она с устрашающей любезностью улыбнулась Паролю. – А для тебя приготовлена особая роль – та, для которой ты подойдешь как нельзя лучше. От тебя, Пароль, потребуется как можно больше шума. Ты будешь отчаянно врать и хвастать и плести самые красочные небылицы из тех времен, когда ты тянул солдатскую лямку. Ты будешь не рядовым копьеносцем, а трубачом, трубящим победу.
Пароль глубоко вздохнул, чувствуя, что весь его мир балансирует на лезвии ножа.
– Вот эта роль по мне!
– Еще бы. И клянусь: о сохранении твоей жизни я позабочусь не меньше, чем о жизни принца, которого мы должны спасти. Собирайтесь поближе, и я объясню, как все произойдет.