– И знай, – добавила Розалинда, видя его колебания, – что с сего дня на каждом поле боя, куда упадет твоя тень, тебя будет ждать девушка с мушкетом. Сим объявляю твое кровавое владычество достоянием прошлого!
Взревев в бессильной ярости, древний полководец вскинул руки и исчез, окутавшись тенями, собравшимися к нему из всех уголков подземелья. Стрела Ганимеда свистнула в воздухе, но только раскололась о каменную стену напротив. Скотт исчез.
С его исчезновением все облегченно вздохнули, но Бенедикт тут же заговорил:
– Он унес мою рапиру. Сударыня доктор, можете ли вы вытащить нас отсюда так же быстро, как только что убрался этот скотт?
– Нет. Мне требуется время для расчетов, – строго ответила Елена.
Виола вложила меч в ножны и переглянулась с Фесте.
– Один лишь дурень-шут сообразил: тот клоун наверху – лишь для отвода глаз, – отметил ее сержант. – Но даже этот старый шут не думал, что он способен отвести глаза столь многим. Чей такой?
– Мой, – отвечала Елена, не сводя взгляда с Виолы. – Итак, позвольте узнать, какова теперь будет воля Иллирии?
Пиршественный зал в гарнизонной крепости.
Воздух сотрясается от хохота, криков и аплодисментов. Все внимают Паролю – тот ходит гоголем, фиглярствуя в урочный час на сцене. Сэр Тоби, от смеха не в силах удержать во рту эль, то и дело прыскает им в бороду. Орсино лихорадочно трудится над куском пергамента, пытаясь сохранить небывальщину Пароля для потомства. Дон Хуан выступает в роли строгого критика.
Входит целая компания – ВИОЛА с ФЕСТЕ, РОЗАЛИНДА с ЖАКОМ, БЕНЕДИКТ с ДОНОМ ПЕДРО и, наконец, ЕЛЕНА.
Пароль все еще продолжал рассказ о своих небывалых подвигах в битве при Лепанто. За это время он успел и прокатиться верхом на пушечном ядре, и вытащить самого себя из воды за волосы… Каждый слушатель пытался бросить вызов его вракам – и каждого Пароль поверг, чтобы, взобравшись на груду тел поверженных, достичь еще больших высот абсурда. Куда могли бы зайти его выдумки, если бы не появление товарищей, оставалось только гадать. Он был из тех, кто, разжившись веревкой, отнюдь не спешит повеситься, но вместо этого плетет лестницу до самой луны.
Запнулся он лишь при виде своих спутников, и в зале воцарилась мертвая тишина: уши каждого с нетерпением ждали продолжения.
Тишину нарушила отрывистая команда Виолы:
– Стража! Взять этого арагонского злодея дона Хуана!
Стражники повиновались не сразу, но сам дон Хуан, услышав свое имя, тревожно оглянулся и увидел брата. Тот вновь был на свободе, и взгляд его не сулил дону Хуану ничего хорошего. Возможно, приняв самоуверенный вид и нагло отперевшись от любых обвинений, он смог бы вновь втереться в доверие к дону Педро, но на сей раз смелость изменила дону Хуану. В мгновение ока он вспрыгнул на стол, ударом ноги отправил кружку сэра Тоби с опивками в сторону Орсино, соскочил на пол по другую сторону стола и метнулся к выходу.
Но тут Пароль, наконец-то оказавшись лицом к лицу с противником, победа над которым не требовала особой храбрости, сделал ему подножку, и младший из наследников арагонского трона распростерся на полу. Пока дон Хуан плевался и сыпал проклятиями, его обидчик склонился над ним и аккуратно освободил его от кошелька и, дабы отвлечь внимание многочисленных свидетелей от столь наглой покражи, также и от кинжала. Так и сбылось пророчество случайного собутыльника: сокровище, способное управлять судьбами мира, попало в руки самого заядлого в мире враля.
К этому времени и иллирийские солдаты пришли в движение и навалились на дона Хуана грудой, окончательно пресекая его попытку к бегству.
Орсино бросил гневный взгляд на юного офицера, отдавшего столь неожиданный приказ.
– Измену ль вижу? Кто настолько дерзок, что пленных моих выпустить посмел? Кто учинил насилие над гостем?
– Та, в чьей власти ты клялся вечно быть, – ответила Виола, выступая вперед.
Узнав жену, Орсино улыбнулся ей навстречу.
Не меньше часа герцог выслушивал рассказы обо всем, что произошло – порой совпадающие, а порой и противоречащие друг другу, – от собственной супруги, от старого шута, и от каждого из пленников. После этого он изгнал прочь из зала всех, кроме Виолы, не пощадив и шумно протестовавшего сэра Тоби, сел и задумался.
– Вот каков будет приговор Иллирии, – объявил Орсино, вновь призвав к себе всю пеструю компанию.
Он восседал за столом, прямой и строгий, словно судья. Слева от него обвис в кресле полупьяный сэр Тоби, справа сидела Виола. По такому случаю она облачилась в платье и выглядела, как и подобает герцогине. Ее красота и пышность ее наряда приковывали к себе все взгляды. Одна лишь Розалинда, глядя на нее, думала: «Она же ждет не дождется возможности сбросить с себя все это, вновь натянуть бриджи и вернуться к прежней роли!» Сама Розалинда неизменно отвергала все предложения снова влезть в вериги женского платья. И, если это и наносило ущерб достоинству семейства де Буа, по крайней мере, муж ее прекрасно понимал.
Пароль пребывал в чудесном расположении духа – он провел целый час, досказывая свою повесть сэру Тоби и его собутыльникам, на чем изрядно разжился золотом и элем. Бенедикт был рад спасению своего принца, а Педро – исполнен оптимизма в предвкушении свободы. Дон Хуан в сопровождении стражи, сгорбившись, стоял позади и злобно поглядывал на окружающих исподлобья. Розалинда успела кое-что узнать о нем от Бенедикта и не сомневалась в том, что вскоре старший брат снова простит младшего. Впрочем, сожалеть об этом ей, супруге младшего из наследников, вовсе не хотелось.
Жак с головой ушел в раздумья. Начни он пространными пятистопными ямбами рассказывать всем и каждому, каких высот мысли достиг, она сказала бы, что он вновь стал самим собой. Но Жак, очевидно, все еще размышлял над печальной историей древнего шотландского воина – нечасто философу доводится столкнуться нос к носу с таким осколком ушедшей эпохи. Да, в свое время он, несомненно, еще удостоит товарищей рассказом обо всем, что думает по этому поводу, но пока что он был на редкость немногословен.
И, конечно же, Елена… Но нет, ее Розалинде не удавалось однозначно классифицировать и разобрать по косточкам. Волшебница, целительница, способная ходить меж миров, она стояла за спинами спутников неподвижно, величественно, словно король и ферзь в одном лице, тогда как прочие – не более чем пешки. Конечно, именно она расставила всех по местам и добилась победы, однако ее растущая сила внушала страх. «А был ли нам вообще нужен Просперо?» – подумалось Розалинде.
– Я всем вам дарую свободу, – провозгласил Орсино, – но при одном условии. Вы, сэр, – обратился он к дону Педро, – оставите свой изначальный замысел, но вместо этого сядете на корабль, отправитесь обратно в Арагон и там распорядитесь освободить Себастьяна, брата моей супруги. Взамен я отдаю вашего брата под ваше попечение. Судить его я не стану, ибо главный свидетель свершенных и несвершенных им поступков скрылся в стране мрака.
– Да. Хоть я и возлагал надежды на наше посольство в Милан, – согласился дон Педро, – похоже, наше предприятие потерпело крах, еще не начавшись. Посему принимаю ваше условие с благодарностью, – он хлопнул Бенедикта по плечу. – Что ж, тем раньше ты увидишься с женой! Надеюсь, за время разлуки ты успел пополнить запасы остроумия?
– И отвезите в Арагон мое письмо, – добавил Орсино, жестом повелев передать дону Педро свиток. – Иллирия устала от этой войны и предлагает условия, на каковых готова выйти из нее. Пусть судьба тосканского трона решается в Тоскане. Передайте это письмо арагонскому альянсу, и, быть может, вашим союзникам не придется сожалеть о том, что вам не удалось достичь Милана.
Во время общего праздника, последовавшего за объявлением решения Орсино, Пароль окончательно пришел в доброе расположение духа. Ему предстояло зимовать в солнечном Арагоне, и это было куда лучше, чем невесть сколько времени торчать в мрачной башне миланского волшебника. Молва о том, что там творится, гремела по всей Европе. Мельницы слухов без устали крутились, перемалывая в муку рассказы о статуях, что говорят и ходят, о ветерках с человечьими лицами, о тайном городе, где полным-полно бестелесных голосов, блуждающих огней и прочих ужасных чудес.
Но, стоило Бенедикту с Педро отойти в сторонку, чтобы обсудить возвращение домой, Елена придвинулась к Паролю, ведя за собой Ганимеда – вернее, Розалинду – и Жака.
– Пусть испанцы бегут домой и там грызутся из-за войн и пленных, – негромко сказала она. – Нас ждет Милан.
– Туда нам не найти судов попутных, – предупредил ее Жак. – Хотя все ветры…
Елена подняла руку, обрывая его на полуслове.
– Чтоб достичь Милана, не нужен нам ни ветер, ни корабль.
– Но чего мы этим добьемся? – вмешалась Розалинда. – Просперо мертв и от союза с нами далек, как никогда.
Елена пожала плечами.
– Но каких плодов вообще можно было ждать от нашего путешествия? Старик Просперо много лет пренебрегал политическими дрязгами соседей; не думаю, что нам удалось бы склонить его вмешаться на сей раз. Но в его опустевшей башне наверняка остались книги и множество магических вещей. Быть может, ученая дама, которой хватит знания и силы, найдет там много ценного. Пойдете ли вы со мной?
– Увидеть тайный город чародея? Конечно! – поспешил ответить Жак.
Помедлив, Розалинда тоже согласно кивнула.
– Детей и хозяйство вполне можно поручить заботам мужа еще на несколько месяцев, – решила она. – Моя жажда странствий еще не утолена.
И тут холодный ясный взгляд Елены, конечно же, обратился к Паролю. Он тут же вспомнил тот миг озаренья у крепостной стены, ту вспышку воспоминаний о давно ушедших временах… С тех пор он и сам отнюдь не был безгрешен, а тому, во что превратилась Елена, не мог даже названия подобрать…
Но в то же время кого, как не ее, он мог бы назвать старым другом?
– Что ж, имущества у меня дома, в Руссильоне, всего-то ничего, зато долгов – выше крыши, – сознался он с несвойственной ему откровенностью. – А в Милане полным-полно тех, кто не знает ни моих историй, ни моих пагубных пристрастий. Но сможешь ли ты после отвести меня обратно в Иллирию?