– Так кому ты хотел пыль в глаза пустить?
Молчание. Элизенда отвернулась к окну. Серое небо ноября. Еще один холодный день с гололедом на дорогах. Сеньор дон Валенти Тарга, палач Торены, открыл рот и вновь закрыл его. Поскольку он так ничего и не произнес, она, продолжая вглядываться в свинцовое небо, сказала кто тебе позволил вмешиваться в мои дела.
– Дело в том, что я…
– Нет-нет… – еле слышно прервала она его, – я тебя спрашиваю, кто тебе позволил.
– Никто. – Валенти склонил голову, признавая свое поражение.
– Отлично. А теперь я тебе кое-что объясню.
Она пристально посмотрела на него. Алькальд съежился на стуле, как провинившийся ученик в классе сеньориты Руфат. Элизенда заговорила медленно и размеренно, словно обращаясь к маленькому ребенку:
– Лыжная станция – это долгосрочное вложение капитала, и если выйдет неудачно, значит не повезло. Что меня по-настоящему интересует, так это продать Туку шведам. Если это сработает, то я стану такой богатой, что…
– Но мне это все известно.
– Смотри на мои губы, когда я говорю, – сухо сказала она. – Чтобы продать гору, сначала я должна купить ее по частям и по низкой цене. Ты мне в этом поможешь, а я тебе щедро заплачу. Договорились?
– Да, сеньорита Руфат.
– Но если пойдут слухи, то о низкой цене можно забыть. – И ласковым тоном: – Ну а теперь скажи мне, с кем ты об этом говорил, или я тебя накажу и не пущу на перемену.
– Ну, может быть, я что-то и сказал… ну, не знаю, правительственному уполномоченному…
– Да ты полный дурак, ты и твои чертовы дружки фалангисты.
– Не оскорбляй меня.
– Я буду делать все, что мне заблагорассудится. – Она указала на стоявший на столе аппарат. – Кроме того, о таких вещах нельзя говорить по телефону.
– Почему?
– Потому что телефонистка может подслушивать.
– Но Синтета очень…
– Она сплетница, как, впрочем, и все вокруг.
Элизенда вновь устремила взгляд в окно, раздумывая над чем-то. Потом посмотрела на Таргу:
– Ну хорошо. Поезжай на встречу с этим Даудером и разубеди его в моих намерениях купить Туку. И чтобы он ясно понял, что не ты принимаешь решения. И еще напомни этому своему уполномоченному, что он еще не прошел освидетельствования, и если он не хочет, чтобы гражданскому губернатору было доложено…
Расстроенный Валенти встал, надел пальто и шляпу и открыл дверь кабинета.
– Как же тебя раздражает, когда я денежки зарабатываю.
– Ради бога, Валенти! – Теперь она возмутилась по-настоящему: да этот человек действительно дурак. – Да зарабатывай ты сколько хочешь, – она сказала это намеренно поучительным тоном, – но никогда не болтай ни обо мне, ни о моих делах со своими дружками. Никогда. – И прежде, чем Валенти исчез за дверью, Элизенда тихо добавила, глядя в окно: – И будь осторожен, – возможно, этот Даудер всего лишь посредник.
Валенти вернулся в кабинет и прикрыл за собой дверь. Раздраженно:
– Я буду делать то, что сочту нужным.
– Вот уж нет, если речь идет о моих деньгах. Ты скажешь ему, что у меня нет ни малейшего интереса что-либо покупать. Именно этими словами. И пусть засунет свою гору куда подальше.
– Но тогда все затянется.
– Да. По твоей вине. Потому что тебе нравится строить из себя важного человека. Вот и останешься без комиссионных.
Валенти вышел, с силой хлопнув дверью своего кабинета.
– Валенти, – позвала она, не повышая голоса.
Дверь снова открылась.
– Ты же знаешь, я не люблю, когда хлопают дверью.
Сеньор Валенти Тарга, весь красный от гнева, вновь закрыл дверь, на этот раз мягко и плавно. Сеньора Элизенда даже не удостоила его взглядом; она не могла тогда знать, что в последний раз видит алькальда Торены живым. Оказывается, на шоссе, ведущем в Сорт, на теневом склоне есть три крутых поворота. В ноябре, по утрам, если проявить неосторожность, занос на гололеде неизбежен. Это случилось на втором повороте, на Пендис. Судя по всему, Валенти назначил встречу в Сорте на десять часов и не хотел опаздывать на таинственное свидание; как показало расследование, он ехал со скоростью более пятидесяти километров в час, и у него не было времени правильно прореагировать. Машина камнем слетела вниз по склону и врезалась в подпорную стену, которую Тарга сам же и возвел у границы округа, чтобы предотвратить осыпание грунта и чтобы в нужный момент у него была возможность убить себя.
– Да-да. Ему был всего лишь пятьдесят один год.
– Он был весьма… неоднозначным человеком, – серьезно сказала Тина, беря печенье.
– Да. Но он взял на себя смелость внести порядок в царивший тогда хаос, – ответила дама.
Элизенда все еще не притронулась к чаю. Она думала о ноябрьском дне пятьдесят третьего года, дне, когда Эрнест Тремоледа Санчо, алькальд Сорта, позвонил ей и сказал сеньора Вилабру, случилось несчастье. Ей пришлось ехать в больницу Тремпа, там она увидела растерзанного Валенти, и там же ей сказали от имени гражданского губернатора ну и что мы теперь будем делать, ведь после него никто не захочет стать алькальдом. Или поставим вопрос о присоединении деревни и долины к округу Сорт?
– Скажите дону Назарио, что завтра же у него будет доброволец.
– Спасибо, сеньора.
Сеньора Элизенда спросила, указывая на истерзанный труп Валенти Тарги:
– Что произошло?
Ей рассказали о гололеде и цементной подпорной стенке, и она подумала да, не вовремя ты умер, Валенти, так и не разузнал для меня, кто же такой этот Даудер, который каким-то образом оказался в курсе предварительных торгов по Туке.
– Вы не могли бы подтвердить личность покойного, сеньора?
– Что?
– Судебный медик спрашивает, подтверждаете ли вы личность покойного. Это всего лишь формальности, сеньора.
– Хорошо. И что я должна сказать?
– Удостоверяете ли вы, что это сеньор Валенти Тарга?
Ну да, это Валенти, моя ошибка. Человек, который должен был отомстить за меня, мой Гоэль, Гоэль моей семьи. Он исполнил свой долг, а потом допустил ошибку. Допустил непростительную ошибку. Как же я тогда возненавидела тебя, Валенти. Ведь я знаю, что ты совершил это преднамеренно.
– Спасибо, сеньора.
Вдова Вилабру, тридцати восьми лет от роду, с горестным выражением лица и в траурных одеждах, от души поблагодарила железобетонную стену, поскольку в каком-то смысле это сооружение второй раз за последнюю неделю сделало ее вдовой и освободило от тяжкого груза. Завершился определенный этап, закончилась книга. Прощай, Сантьяго. Спасибо за первоначальный импульс. Прощай, Валенти. Спасибо за услуги. Теперь моя очередь. И хор вторил ей in saecula saeculorum.
– Почему вы утверждаете, что на святого он не похож?
– Ну, для начала он не верил в Бога.
– Это клевета.
– И у него была любовница.
– Это совершенная неправда. И знайте, что святость мученика измеряется степенью героизма его смерти.
– Простите, но я сюда пришла не для того, чтобы вести с вами теологические беседы, а чтобы отыскать следы родных Ориола.
– В живых никого не осталось.
– Это дело о беатификации – какой-то фарс. Ориол Фонтельес заслуживает памяти совсем другого рода.
Сеньора Элизенда приложила руку к груди, словно нащупывая там что-то. Потом поднялась. Несмотря на ее крайнюю худобу, слепоту и бремя возраста, которое она несла гордо и достойно, ее фигура внушала нечто такое, что помешало Тине продолжить свою обвинительную речь.
Покашливание Элвиры Льюис было явно как у чахоточной. Ориол не знал, могла ли она заразить других детей, но прекрасно понимал, что гораздо более жестоко было бы заявить ее родителям: не отправляйте ее больше в школу, пусть умирает дома. Поэтому он позволял ей кашлять в школе, около печки. Покашливание Элвиры Льюис было единственным звуком, раздававшимся в классе. Он оглядел своих учеников. Трое отсутствовали: у Микела из дома Бирулес была ангина, и еще не пришли Селия и Роза Эспландиу из дома Вентура. Прочитав «Отче наш», дети сели, делая вид, что не видят пустых парт сестер Жоана Вентуреты, и в упор смотрели на учителя. А он слышал лишь кашель Элвиры Льюис и с трудом выдерживал молчаливые взгляды своих учеников. Он собирался давать старшим материал о реках Испании (Миньо, Дуэро, Тахо, Гвадиана, Гвадалквивир, Эбро, Хукар и Сегура) и их основных притоках (Силь, Писуэрга, Эсла, Тормес, Алагон, Альберче, Хениль, Гальего и Сегре). А младшие должны были заниматься чистописанием. Но он натолкнулся на безмолвные растерянные взгляды учеников, потому что все они думали о пустых партах сестер Вентуреты, которых не было в классе, потому что не было их брата, не было их отца, а вот сеньор учитель накануне вечером был в их доме, когда оттуда вывели Жоана Вентурету; и об этом знала вся деревня; послушай, но на нем не было фалангистской формы; да, но он был там; но ведь он был очень расстроен и огорчен; но при этом ничего не сделал; у него было такое лицо, что больно смотреть; а что толку от этого лица, это все крокодиловы слезы; он такой же фашист, как и те, другие. Не кричи. Но меня бесит, что я даже заявить на него не могу. Не лезь не в свое дело. И ради бога, не болтай об этом в кафе.
Это был настоящий день тишины, потому что все спрашивали себя, что сделает алькальд Тарга, если старший Вентура не явится в мэрию, что было вероятнее всего. Естественно, невозможно, чтобы он убил ребенка, но что он сделает? Позволит своим врагам втихаря насмехаться над собой, потому что Вентура, несмотря на все угрозы, так и не явился? А? Вы что же, хотите, чтобы мы вернулись к беспределу анархистских банд, а? А шут его знает, придет ли Вентура! Каким-то известным всем способом, хотя никто ничего, разумеется, не знал, был пущен слушок, чтобы донести до ушей Вентуры благую весть, объявленную всем людям доброй воли, о том, что за четыре дня до Рождества Ирод повелел заключить в тюрьму его сына, и вся деревня была убеждена, что Вентура-отец услышит призыв и отправится в путь по тропам Палестины, ведомый путеводной звездой, и, явившись в полночь в Вифлеем, сдастся Валенти Тарге, уроженцу, как и он сам, Алтрона, но при этом алькальду Торены. Дабы спасти жизнь своего сына, Жоана Вентуреты, которого в данный момент оповестили о том, что уже полдень, а твой отец не подает никаких признаков жизни, ты ведь знаешь, что это означает? Это означает, что пора тебе молиться. И Вентурета попросил папиросу, пожалуйста, папиросу, потому что он не хочет наложить в штаны и ему нужно что-то, что поможет отвлечься от страха. А поесть ты не хочешь, Вентурета? Вечером, когда дети, как никогда молчаливые и пони