На тот случай, если его не до конца поняли, он нанес еще один удар. Словно чувствуя себя обязанным внести свою лепту в экзекуцию и понимая, что в теоретических рассуждениях он не силен, Тарга с силой ударил носком сапога по ребрам крестьянина, так что тот неподвижно распластался по земле. Алькальд Торены с гордостью посмотрел на Клаудио Асина, свою путеводную звезду, своего наставника.
– Не убивайте его, он должен заговорить, – вмешался один из присутствующих, демонстрируя немного больше здравого смысла, чем у остальных. И в этот момент, доченька, полуживой бедолага вдруг подполз к моим ногам, и я явственно ощутил тяжелый, резкий запах страха.
– Я не хочу умирать, – пробормотал он.
Однако его мучители, не обращая на него никакого внимания, рассуждали о том, как следует на научной основе проводить эксперимент с болью: мне это известно из достоверного источника, поскольку мой шурин был связан с войсками СС в Роне и слышал, как они обсуждали такие опыты. Твой шурин? Да, из Сарагосы, он лейтенант.
– А ты видел эсэсовскую форму?
– Обалдеть! Нет, серьезно, просто обалдеть.
– Да.
– Но, как говорят, при таких опытах обязательно присутствие врача, чтобы он четко все объяснял, и тогда можно куче всего научиться.
Я стоял там как в рот воды набравши, доченька, а несчастный лежал у моих ног. Не осмеливаясь произнести ни слова, я мучился страхом при одной мысли о том, что этот истерзанный мужчина вдруг признается в том, что никто, даже он, не должен был знать, что он скажет, кто такой Элиот или что учитель из Торены – это внедренный в ряды фалангистов агент, который передает маки важную информацию и прячет в школе людей, и у него даже есть радиопередатчик; но даже если он всего лишь сообщит им, что получил приказ передавать световые сигналы в направлении деревушки Торена…
– Почему бы нам не провести опыт с этим?
– Но тогда нам нужен врач.
– Да иди ты к черту! – Обращаясь к остальным: – Хотите попробовать?
Пока они обсуждали, кто начнет научный эксперимент, определяющий болевой порог у крестьянина из Монтардита, Ориол наклонился, чтобы разобрать, что говорит пленник, который все это время порывался что-то сказать; несмотря на исходящий от крестьянина сильнейший запах, он поднес ухо ко рту мученика и услышал, как тот бормочет не убивайте меня, я только должен был посылать сигналы кому-то из Торены, кажется тамошнему учителю…
– Что он говорит? – подозрительно спросил Валенти.
Ориол поднялся:
– Он хочет, чтобы мы его убили, чтобы не заставляли больше страдать.
Научный пинок Клаудио Асина на этот раз угодил жертве прямо в селезенку, отчего тот скорчился и застыл с раскрытым ртом, не в силах вздохнуть.
– Осторожно, мы его теряем.
– Да. – Разочарование в голосе одного из самозваных докторов. – Смотри-ка, похоже, этот несчастный не даст нам возможности провести научный эксперимент.
Другой докторишка каблуком форменного сапога на всякий случай расплющил пленнику нос. Лицо мужчины понемногу приобретало пепельно-серый оттенок, как и небо над нашими головами, которое исподволь хаотично темнело.
– Дело в том, что, если вы заметили, – вмешался на этот раз травматолог, по-видимому окончивший Тордесильясский университет, – ребра, которые предохраняют от удара важные части тела, ломаются очень быстро.
И чтобы проиллюстрировать свое утверждение, он обрушил на ребра испытуемого такой удар ногой, что несчастный даже не смог никак прореагировать, поскольку и дышать-то уже толком был не в состоянии; а я, доченька, все молчал, не произнося ни слова, и только глядел на страдальца с нестерпимым желанием вонзить в него кинжал и тем самым покончить с его мучениями, ведь именно так поступают в этих долинах с умирающими собаками и мулами.
– Но зато, – продолжал травматолог, нанося подопытному удары в большую берцовую кость, – бедренная кость, или как она там называется, может выдержать что угодно.
– Да, это интересно. А ты, товарищ Фонтельес, не хочешь немного поэкспериментировать?
Я нанес бедолаге робкий удар в ногу. Кажется, задел ему колено, потому что он издал глухой стон. И моя душа тоже. Я ожидал, что сейчас раздастся обвинительное песнопение, но, видимо, момент был столь горестен, что даже петухи онемели от страха.
В доме мерцал слабый огонек света, и Валенти с опаской огляделся вокруг, словно обеспокоившись, что его могут застать за делом, которое, возможно, вызовет недовольство и нагоняй от злобных пиявок вроде Фаустино Рамальо Песона, которые совсем обленились от бесконечного сидения в своих просторных кабинетах и не в состоянии понять, что все в этой жизни надо испытать на собственной шкуре; но они же полковники и всегда относились к героическим товарищам фалангистам с умозрительным недоверием. Особенно если те играют в докторов. Если бы все военные были как Сагардия, нам, фалангистам, пели бы совсем другие песни.
– Хватайте его и везите в Сорт, – сказал Тарга, подводя итог своим размышлениям.
– В этом нет необходимости, – ответил самый ученый из присутствующих, патологоанатом из Сальена, выполнявший обязанности секретаря в Муниципальном совете Жерри. – Он уже не дышит.
Ориол наклонился, чтобы пощупать несчастному пульс. И не обнаружил его. Не обнаружил сердца, не обнаружил признаков жизни.
– Он мертв, – подтвердил он. И самое ужасное состояло в том, доченька, что осознание того, что бедняга умер, вызвало у меня необыкновенное облегчение, ибо теперь он не мог меня выдать.
– Черт, могли бы быть немного посдержаннее, неужели это так сложно?
Молчание. Мертвец смотрел на меня остекленевшим взглядом каштановых глаз. Свет в доме замерцал сильнее, словно тот, кто держал в руке свечку, разрыдался. Ориол посмотрел на Валенти и сказал спокойным голосом:
– В любом случае надо отвезти его в Сорт.
– Почему?
– Это он заложил бомбу.
– Это невозможно, – выкрикнул патологоанатом. – Его задержали сегодня утром.
Я сказал это, доченька, потому что на войне как на войне, но от этих слов я почувствовал себя очень скверно. Настолько, что мне даже кажется, что теперь я совершенно созрел, чтобы убивать.
– Ну конечно, это он подложил бомбу! – Сеньор Валенти Тарга воспринял мои слова с восхищением. – Товарищ Фонтельес совершенно прав.
– И погиб, когда убегал, – сказал гинеколог, который университетов не заканчивал, но очень хотел помочь. – Упал с обрыва и…
Валенти Тарга наклонился, чтобы получше рассмотреть покойника. Остальные доктора тоже подошли к нему, и мне на какое-то мгновение показалось, что Рембрандт только что закончил запечатлевать урок анатомии доктора Тарги.
– Да, – подвел итог доктор Тарга. – Он прыгнул с обрыва.
С тех пор сеньор Валенти смотрит на меня по-свойски, все время одобрительно кивает и запрещает обращаться к нему на «вы». И так ко мне расположен, что во время последнего сеанса позирования, когда я выписывал эти его такие непростые глаза, он вдруг признался мне после трех или четырех рюмочек анисовой водки, что их с Элизендой Вилабру водой не разольешь. Что он в нее влюблен. Что они влюблены друг в друга. Что он готов на что угодно ради… я не знаю, зачем я рассказываю тебе, доченька, обо всех этих бедах. Я даже в зеркало не могу на себя смотреть.
Запах табака. Ориол зажег тусклую лампочку в столовой учительского дома. Лейтенант Марко, в прошлом крестьянин и контрабандист Вентура, сидел на тюфяке с безразличным выражением лица. В углу комнаты стоял смуглый мужчина с автоматом «стен» под мышкой; это был астуриец, которого все называли Вальдесом и который не боялся ничего и никого на свете. Ориол прислонил голову к дверному косяку; его тошнило, и казалось, вот-вот вырвет.
– Я больше не могу.
– Мы остались без маяка, – раздался голос Вальдеса из глубины комнаты.
– Я больше не могу, – настаивал Ориол. – Тарга в любой момент может меня разоблачить.
И еще я добавил, доченька, что не хочу, чтобы ты всю жизнь думала, что твой отец фашист. И что твоя мать…
– Тарга сказал тебе что-то, что нам следует знать?
– Почему маяк знал, что сигналы адресованы мне? – спросил в ответ Ориол, игнорируя вопрос астурийца.
– С чего ты это взял?
– Бедняга сказал я подаю сигналы учителю школы в Торене.
Марко бесшумно, как кот, поднялся с тюфяка. Ориол поспешил его успокоить:
– Кроме меня, никто не слышал.
Потом машинально, будто на автомате, подошел к шкафу и вынул оттуда кувшин с вином. Поставил кувшин на стол, и оба мужчины по очереди отпили из него. Пока Вальдес с удовольствием заглатывал вино, Ориол поведал им, что, по словам Тарги, гражданский губернатор сказал им можете не беспокоиться, мы внедрили агентов в штаб маки в Тулузе, и они нам сообщают обо всем, что там происходит.
– Ложь, – сказал Вальдес, вытирая рот тыльной стороной ладони. Потом поставил кувшин на стол и продолжил: – Это невозможно.
– Нет ничего невозможного, – сухо возразил лейтенант.
– И еще что вы собираетесь активизировать свои силы в Наварре и Бенаске.
Лейтенант Марко и Вальдес переглянулись.
– Он не назвал тебе имен внедренных в штаб?
Ориол взял кувшин и сказал еще чего, размечтались. Последовала пауза.
Потом, словно дождавшись подходящего момента, лейтенант Марко заговорил тем же тоном, каким обычно давал указания, – уверенно, без пауз, но при этом спокойно и вдумчиво, чтобы надлежащим образом вложить информацию в голову того, кому она была предназначена: готовится Большая Операция. И мы должны переправить кучу людей на юг и такую же кучу во Францию.
– За какое время?
– За неделю.
– Да вы с ума сошли.
– Да, мы сумасшедшие, но и ты тоже. Начинаем в пятницу.
– И что же, все эти люди пройдут через Торену?
– Не все, но почти все. У нас предусмотрены отвлекающие маневры в долине. А в это время горы превратятся в настоящий муравейник, и люди будут сновать туда-сюда, как муравьи со своим грузом на спине.
– А что такое Большая Операция?