Ученики высказывают несколько предположений, но они все оказываются неправильными. А я тут же отвлекаюсь от происходящего, вспомнив о визите советника Уолкера и его собаки по кличке Лапа. Теперь благодаря мисс Ретте библиотечный святой живет у меня в саду, среди кустов олеандра. И он становится мне еще дороже. В конце концов, мы с ним оба обожаем книги, а он еще и может похвастаться библиотечным прошлым!
— У кого сейчас фотография тысяча девятьсот шестьдесят первого года? — спрашивает Бабушка Ти. Вы, думаю, сумеете ответить на вопрос, почему сейчас там написано просто «Огастинская библиотека Карнеги».
— Сегрегация кончилась, Бабушка Ти, — робко предполагает Лора Джилл, одна из «городских». Лора еще ни разу не открывала при мне рта — ни в классе, ни в коридоре. Но общаться с Бабушкой Ти ей куда комфортнее — возможно, они родственники или девочка училась у нее в воскресной школе.
— Совершенно верно, милая! Огастин, конечно, сопротивлялся остальным изменениям, как мог, но город с удовольствием взял под свой контроль эту библиотеку! — Глаза Бабушки Ти мерцают за толстыми стеклами очков. Она с головой погружается в воспоминания. — То был конец одной эпохи и начало другой. Отныне и белые, и темнокожие детишки могли сидеть в одной комнате и читать одни книги. Так началась новая глава в библиотечной истории. Новый поворот в ее судьбе. А сейчас многие напрочь о ней позабыли. Люди не помнят истории этого здания, не ценят его, как оно того заслуживает. Но вы, ребята, теперь понимаете, как важна была эта библиотека и какой ценой она досталась нам. Возможно, отныне она предстанет перед вами в ином свете.
— Потому-то я и попросила Бабушку Ти заглянуть к нам и рассказать эту историю, — включаюсь я в разговор и выхожу на середину класса. Ученики тем временем продолжают обмениваться старыми фотографиями. — Этот город полон историй, о которых многие уже не помнят. И в ближайшие несколько недель мы с вами поработаем детективами и посмотрим, что нам удастся разузнать. Я хочу, чтобы каждый из вас изучил историю какого-нибудь места или события, произошедшего в городе — то, о чем мало кто знает, — и написал об этом. Вы можете собирать заметки, копировать снимки, словом, пользоваться любыми материалами.
Раздается несколько недовольных вздохов — правда, совсем тихих. Их почти заглушают заинтересованные и удивленные возгласы:
— А кого нам расспрашивать?
— Как искать информацию?
— Куда идти?
— А если ничего о здешних местах не знаешь?
— А если я из другого города?
В этом гаме я различаю скрип парты, и на мгновение мне становится страшно: неужели сейчас, прямо на глазах у нашей гостьи, разыграется какая-нибудь неприятная сцена? Не посмеют же ребята…
Я поднимаю взгляд и вижу, что Малыш Рэй, вскинув руку в воздух, привстал со своего места.
— Мисс… э-э-э… мисс… — Моего настоящего имени он не помнит, а произнести вслух одну из сомнительных кличек, которыми меня наделили ученики, в присутствии Бабушки Ти не решается.
— Да, Малыш Рэй?
— Выходит, надо написать о каком-нибудь месте?
— Или о событии. Верно. — Пожалуйста, только не начинай бунт! Если Малыш Рэй примется спорить, его примеру последует и толпа прихвостней. Успокоить класс после такого будет не просто. — Это задание сильно повлияет на вашу оценку за семестр, так что постарайтесь. Но я хочу, чтобы вам было интересно. Как только определитесь с темой, сообщите ее мне, чтобы у нас не было повторов и мы узнавали что-нибудь новое из каждой работы!
Я обвожу класс строгим учительским взглядом, давая всем понять, что на этом вопрос закрыт.
Снова скрипят ножки парты, и это опять Малыш Рэй:
— Мисс… э-э-э…
— Сильва.
— Мисс Сильва, я что спросить хотел: а можно написать не про событие и место, а про человека, потому что…
— Ой, точно! — резко перебивает его Лора Джилл. Впрочем, перед этим она поднимает руку, как будто бы это дает ей право влезать в разговор. — В Новом Орлеане в одной из школ во время Хеллоуина устраивают такую штуку под названием «Байки из склепа». Я про нее в газете читала в прошлом году, когда гостила у кузины. Люди наряжаются в какого-нибудь человека из прошлого, идут на кладбище и там рассказывают его историю. Может, и нам провернуть такое?
Эта идея вспыхивает, точно искра, дающая возможность разгореться большому костру, о котором я и мечтать не могла. В глазах моих подопечных мгновенно зарождается интерес — и вот уже весь класс увлеченно обсуждает новые планы.
Глава семнадцатая
Ханни Госсетт. Ред-Ривер, 1875
Мы собираем свои пожитки, сворачиваем лоскутное одеяло, снимаем занавеску, за которой прятались от солнечных бликов, танцующих на речных волнах. Вот уже несколько дней мы плывем вверх по Ред-Ривер, то и дело налетая то на отмель, то на ветки, упавшие в воду. За это время мы успели пересечь и покинуть Луизиану. Теперь мы, на наше счастье или несчастье, добрались до Техаса.
Дом остался далеко позади. Он так далеко, что оглядываться нет смысла, да и назад вот так просто уже не вернуться. Лошадей мы продали, и я надеюсь, что новый хозяин будет о них заботиться. Прощаться с ними было тяжело, особенно Джуно-Джейн. Но только так мы смогли выручить деньги, чтобы запастись продуктами и купить билет на пароход, на котором мы и плывем сейчас. Я до сих пор гадаю, правильно ли поступила, поднявшись на борт вместе с Джуно-Джейн. Но до отправки я упросила ее написать письмо Тати, Джейсону и Джону и отправить его. В нем я просила их не волноваться за меня и сообщала, что уехала разузнать что-нибудь о судьбе массы. Вернуться я обещала еще до начала сбора урожая. О том, что я надеюсь выйти на след родных, я не упоминала. Не знаю, как Тати, да и Джейсон с Джоном воспримут эту новость. Почти все время, сколько я себя помню, они были моей семьей. Но я все еще помню и другую жизнь, ту, которой жила давным-давно в маленькой деревянной хибарке, где ребятишек было так много, что в кровати все без конца пихались коленками и локтями, а шум стоял такой, что себя невозможно было услышать.
Во время нашего путешествия Джуно-Джейн читает мне вслух газетные объявления, размещенные в маленьких квадратиках. Сколько она уже их прочитала, и не счесть! Грузчики и члены экипажа — по большей части он состоит из цветных, если не считать капитана и его помощников — часто приходят в наш маленький «лагерь» на палубе и всякий раз спрашивают, о чем пишут в объявлениях. Некоторые просматривают страницы сами, скользя по строкам жадным взглядом и надеясь отыскать в них то, что питает их надежду.
Пока что это удалось только одному парнишке — он наткнулся на объявление девушки, которая по описанию была похожа на его сестру.
— Послушай, а если я достану тебе бумагу с чернилами, ты напишешь за меня письмо, а? Чтоб я мог его отправить, когда доберусь до Джефферсона. Я в долгу не останусь! — заявил он, глядя на Джуно-Джейн. Та согласилась, и грузчик радостно зашагал по своим делам, посвистывая и напевая: — «Благ, благ, благ Господь! До чего же он добр ко мне!»
Белые пассажиры парохода «Кэти П.» — все сплошь из бедняков. Они едут в Техас за лучшей жизнью. На поющего грузчика они сначала смотрели как на умалишенного, но недолго. Пошел слушок, будто мы за деньги варим под навесом колдовское зелье и накладываем заклятия вуду — вот почему к нам валом валит народ. А еще сплетники подметили с нами босоногого и рослого мальчишку, который вечно молчит, и решили, что это все наших рук дело, а посему лучше держаться от нас подальше.
Да, мисси мы взяли с собой. А что нам было еще делать? На борт мы ступили с причала полуразрушенного захолустного торгового городка, изрядно пострадавшего после войны. Оставлять в нем мисси, в ее-то состоянии, было никак нельзя. Так что мы решили, что если не найдем в Джефферсоне массу, то передадим Лавинию в руки его поверенного, и пусть он уже сам с ней разбирается.
Наше судно покидает воды Ред-Ривер и выходит в озеро Каддо, потом пересекает заболоченный участок большого кипарисового леса, с каждым минутой приближаясь к нашей цели — порту города Джефферсон. Вскоре уже со всех сторон слышится протяжное гудение и пыхтение пароходов.
Пых-пых-пых, ту-ту-ту!
Приземистый корпус «Кэти П.» покачивается на волнах, когда мы проплываем мимо встречного судна, груженного хлопком, кукурузой, мешками с зерном. И мы тоже чего только не везем на борту: и сахар с патокой в стальных бочках, и одежду, и гвозди, и даже стеклянные окна. Пассажиры встречных судов машут нам, а мы — им.
Близость порта чувствуется все больше. Впереди пронзительно гудят суда. Вдоль берегов появляются притаившиеся среди кипарисов и увитые виноградными лозами пестрые здания с тяжелыми балконными решетками. Городской шум перекрывает пыхтенье нашего парохода и гул его котла. В жизни такого гама не слышала — и не видела разом столько людей. Музыка, крики, ржание лошадей, рев быков, лай собак, стук колес экипажей и тележек по улочкам, мощенным красным кирпичом. Нарядное местечко! Оживленное и громадное. Самый отдаленный речной порт в Техасе.
И тут меня охватывает тяжелое чувство. Сначала я не понимаю почему, но потом все встает на свои места. Я припоминаю этот город. В прошлый раз я попала сюда не по реке, но именно сюда меня привез шериф, когда я была еще малюткой, а афера Джепа Лоуча только-только вскрылась. Меня решили упрятать в тюрьму, пока не приедут мои законные хозяева, — шериф счел, что так будет безопаснее.
Воспоминания застают меня врасплох, когда я складываю газетные листы и убираю их в наш узел. Они все сплошь исписаны по краям карандашом, который кто-то из матросов стащил с игорного стола, стоящего в одной из верхних кают. Джуно-Джейн записала имена всех пассажиров «Кэти П.», которые разыскивают близких, вместе с именами тех, кого они ищут. Мы пообещали, что будем расспрашивать встречных о них во время своего путешествия. И если что-нибудь разузнаем, то напишем в Джефферсон по почте, указав в качестве получателя пароход «Кэти П.».