Никогда, например, не соглашусь со смыслом пословицы народа джерма в Нигере — осел, дескать, выпил воды из колодца и выругался: «А теперь пусть колодец провалится сквозь землю!» Так поступают лишь люди. Тем более что, кроме описанного случая с Валаамовой ослицей, по-человечески ослы никогда не говорили. (Хотя одного из них и брался в свое время научить говорить — за десять лет — сам Ходжа Насреддин.) Возводить напраслину на безответное существо легко, ибо «на смирного осла двое садятся». Интересно, что так говорят и армяне и азербайджанцы. Порой хочется швырнуть в лицо хулителям ослов слова М. Горького: «Ложь — религия рабов и хозяев». Ощущение собственной неполноценности и несвободы толкает род человеческий к клевете на животных, в особенности на ослов, то есть к поискам «козла отпущения».
У людей бытует мнение, что осел годится только для каторжного труда. Он и в самом деле от зари до заката солнца вкалывает как каторжник. «Осел от работы не устает», — гласит амхарская пословица. Литературно это переводится на русский как: «Работа дураков любит». В праве на отдых ему по неясным причинам, по крайней мере в фольклоре, обычно отказывают. «Осла пригласили на свадьбу: надо было возить воду и дрова», — угрюмо шутят сомалийцы.
Ругатели осла, однако, постоянно упускают из виду одну важную деталь: все плохое в нем происходит от деятельности самих людей. «Домашний осел так опустился вследствие постоянно дурного обращения с ним, что почти не похож на своих прародителей, — писал зоолог Окен. — Он не только отличается от них меньшим ростом, но и цветом шерсти, которая у него более бледного, серо-желтого цвета; уши его также длиннее и дряблее, чем у дикого осла. Бдительность перешла у него в упрямство, проворство — в медлительность, живость — в леность, ум — в тупость, любовь к свободе — в терпение, мужество — в равнодушие к людям». Подчас даже кажется, что разобиженный на самого себя человек умышленно сорвал злость на осле — постарался воспитать его в определенном духе и весьма преуспел в этом. Наверное, в грядущем, при развитом или при диком капитализме, ослов будут чернить и винить еще больше: человек постепенно черствеет, становится все более расчетливым, эгоистичным, безнравственным, а винить в том самого себя ему ой как не хочется. Вот и стал для него осел палочкой-выручалочкой.
Когда эфиопы желают подчеркнуть неизменность чьих-то дурных черт характера или намекнуть на чье-то сходство с несчастным животным, они говорят: «Осел и под золотым седлом — осел». «Осел, если и до Мекки дойдет, будет все тем же ослом», — вторят им афганцы. «Сорок раз побывал осел в Иерусалиме, да остался все тем же ослом», — поддакивают армяне. «Осла как ни наряжай, все равно ослом останется», — согласно кивают ассирийцы. «Осел остается ослом, хоть вези он казну султана», — пожимают плечами ливийцы.
Обратите внимание на единодушие! Десятки подобных изречений есть у китайцев, курдов, персов, зулусов, индонезийцев и других народов. Вдохновлены эти пословицы отнюдь не выходками ослов, а глупостью самих людей, причем чаще всего — руководителей, которые волей дурной судьбы возносятся на самый верх и, расслабившись там, на Олимпе, выказывают свое подлинное лицо. Людям стыдно за поступки представителей рода человеческого, но свое смущение они прикрывают упреками в адрес ослов.
Однажды, при встрече с камерунским философом Жаном Батистом Обамой в Яунде, я завел разговор о пристрастном отношении людей к ослу.
— Человек болен тенденциозностью, — обронил Обама. — Если бы он умел смотреть на себя более самокритично, то избежал бы многих ошибок. Подчас его неприязнь исходит не от силы, а от слабости. Осел раздражает нас тем, что в нем мы узнаем самих себя. Заметь, осел проник в романы, поэмы, философские трактаты, сотни пословиц и поговорок. Благодаря ему человек открывал самого себя. Лицезрея его в свободную минуту, он видел в застенчивом четвероногом собрата по роду и себя лично. Осел испокон веков служил для человека своего рода зеркалом, исходным эталоном для самооценки.
— Почему именно осел? — нетерпеливо перебил я его.
— Это уже другой вопрос: почему человек избрал для подобной роли осла, а не, скажем, медведя, быка, крокодила или тушканчика? Наверное, потому, что под рукой у него оказался не тигр, а осел. Или потому, что с тигром шутить опаснее, чем с ослом…
Устное народное творчество более всего бьет по ослу по сравнению с откликами на поведение других животных. «Сколько осла ни мой, все равно в корову не превратится», — усмехаются непальцы. «Отрежь ослу уши — арабского скакуна из него не получится», — иронизируют турки. «Кто слез с лошади, на осла не сядет»; «Если падать, то лучше с коня, чем с осла», — утверждают грузины. «Сколько осла ни бей, коня из него не выйдет», — говорят в гневе пуштуны. Право же, поражает людская неблагодарность по отношению к тому, кто сделал и делает для них столько доброго!
В практической жизни каждому, однако, понятно, что, «когда нет верблюда, лучше иметь осла, чем не иметь его». Сомалийцы часто употребляют эту пословицу. «Коль нет лошади, так и осел хорош», — убеждены венгры. Турки придерживаются особого мнения: «Лучше два быка, чем один, лучше один осел, чем два». Каково происхождение столь странного суждения? Видимо, они обратили внимание на то, что от одинокого осла-трудяги, как правило, и звука не услышишь. Отсюда родилась и другая идиома: «Задуматься, как осел», — которая обычно употребляется в отношении тугодумов и откровенных тупиц. Если же ослов два и более, то, по наблюдению турок, они устраивают жуткий гвалт, бросив работу. Впрочем, сомалийцы и арабы практически в любой ситуации придерживаются противоположной точки зрения: «Лучше иметь двух ослов, чем одного».
В некоторых районах Африки пословицы состоят из двух частей. Мораль в них выражается не прямо, а образно, в виде аллегорий. Один собеседник, как пароль, изрекает первую половину, а другой в ответ — вторую, давая понять, что мысль схвачена. И никто не обижается.
— Для осла мед не имеет вкуса… — услышал как-то я, став свидетелем такой переклички в деревне тыграев, в Эфиопии.
— Глупцу совет не нужен, — моментально прозвучал отзыв.
Бенинский журналист Малид Дагиа в свое время процитировал мне (по поводу захвата власти в Либерии сержантом Сэмюелем Доу) пословицу своего народа эве: «В стране, где нет лошади, осел — принц». Разумеется, невозможно по своему желанию заиметь природные способности, если они не даны тебе от роду Богом. Но человеку свойственно порой полагать, что все ему нипочем — и не замечать своих слабостей, не осознавать их, веря всему, что нашептывают льстецы.
— Старый осел с новой попоной, — сквозь зубы процедил заирский журналист Маланда ва Каманда, комментируя борьбу за власть, разгоревшуюся в его стране под флагом «движения к демократии и многопартийности» между находившимся у власти 30 лет президентом Заира Мобуту Сесе Секо, с одной стороны, и оппозицией — с другой.
Слушая иной раз по радио или телевидению какой-либо африканской страны очередное «эпохальное» обращение к народу, невольно вспоминаешь мудрое выражение бурятов: «Осла узнают по ушам, дурака — по речам». Или популярное выражение осетин: «Осел как ни разжиреет — все осел». Разумно было бы внять голосу здравого смысла, исходящего от китайцев и монголов, которые остроумно подметили: «Насыпь ослу в уши хоть золото, хоть навоз — он одинаково замотает головой». Нельзя отмахиваться и от мнения народа волоф: «Как бы осел ни тряс головой, от ушей не избавится».
Ученые доказали, что ослам вольготнее всего в родной стихии, то есть в ослином обществе. Чем больше ослов вокруг, тем раскованнее ощущает себя каждый из них. Ничто в такой однородной социальной среде не нарушает гармонии и покоя. Ослы хорошо понимают друг друга и не обижаются один на другого. В отличие от людей, осел не бьет своих. «Осленок спокойно сосет сзади ослицу», — исстари одергивают сомалийцы расшалившихся детей. А в Конго кивают в знак согласия, добавляя: «Маленький леопард не боится пятен своего отца». Не бывало еще казуса, когда бы ослица пнула приладившегося сзади к ее сосцам сына или дочь. Амхарцы теоретически допускают такой редкий случай, но с оговоркой: «Когда осел лягает осла, зубы у них остаются целыми». Однако горе барану или овце, если они попытаются усыпить бдительность ослицы!
Тем не менее не будем чересчур легковерны и восторженны. Осел не такое уж бессловесное и безобидное животное. Приниженность его нередко бывает напускной. «Упрямый осел лишь принимает покорный вид», — предупреждают проницательные японцы. «Осел лягается и кусается, как и его отец», — ставит точку над «i» народность волоф… Да, осел не бьет своих, но чужим следует быть настороже с ним.
— В моем народе овамбо с детства учат: «От осла всегда жди пинка», — сказал мне Сэм Нуйома, будущий президент Намибии. (Это было еще до провозглашения независимости страны, когда он не являлся главой государства, а еще только вел переговоры с пятеркой ведущих западных держав.) — В трудном деле надо быть постоянно начеку: не предвидеть опасность — легкомысленно.
Конечно, кому понравится, когда вмешиваются в его дела, диктуют, какую политику проводить, каких руководителей выбирать, какие книги читать, какую музыку слушать? Видный лингвист Ахмед Артан Ханге, директор Института лингвистики в Могадишо, привел мне старинную пословицу: «Осла и того, кто суется в чужие дела, бьют по щекам».
Отношение к ослу зависит от обстоятельств и от его личных качеств — да позволит нам читатель выразиться так напыщенно и красиво. «Если твой господин — осел, не говори ему «чош!» — предостерегают армяне («Чош!» — окрик, которым понукают осла). В переводе на русский это означает примерно следующее: «При плешивом не доставай гребешок». Бывают, разумеется, исключения из правил. Малагасийский писатель Арсен Рацифехера как-то раз с непроницаемо суровым лицом пошутил:
— И глупая речь приходится к месту, если ее держит осел и все понимают это.
В России из глупой речи давно «насобачились» легко и непринужденно делать гениальную: все зависит только от того, чьи уста эту речь изрекают.