Детей, стариков и козлят перевозят на наиболее спокойных «носильщиках», которые всегда в цене. Нередко вьючные верблюды обслуживают несколько семей. Если у соседей нет таких животных, то в засуху их вывозит из района бедствия семейство, имеющее горбатых перевозчиков. В разгар зноя верблюды доставляют людей к колодцам. Для этого отряжаются самые быстроходные из них.
О Дубоу, мой стройный верблюд,
К дальним колодцам мы едем с тобой,
Чтобы доставить влагу и пищу
Жаждущим и беспомощным детям, —
поется в сомалийской песне. Вьючный верблюд всегда содержится вне общего стада. Он стреноживается (за передние ноги) близ семейного шатра и пасется днем тут же, под боком: путы чуть расслабляются, но не снимаются, чтобы верблюд не удалился от дома.
В народной традиции верблюд воспет так ярко, что предстает этаким бездонным колодцем, из которого вытекают чудесные реки, заставляющие расцветать пустыню. Из этой живой криницы человек черпает животворную влагу. «Корабль пустыни» — признанный король среди домашних животных. «Маленький осел никогда не сравнится с верблюдом», — поют сомалийцы. «Лучше иметь одного верблюда, чем пять коров или десять коз», — слышится поющий голос скотовода в звездную ночь.
Наблюдательный поэт Сайид Мохамед Абдилле Хасан вырос в середине XIX века в районе Нугаал и Доло. Он стал вождем движения дервишей, сражавшихся против британских колонизаторов на северо-востоке Сомали. Темы его поэзии — борьба за национальную независимость и роль верблюдов в жизни пастушеских племен. В одной из поэм он честно отдает предпочтение верблюду перед ослом:
В солнечный день осел
С двумя маленькими бурдюками на боках
Полагает, что на спине у него
Нагружена огромная гора.
Однако пусть ведает истину
Зазнавшийся осел:
Никогда не сравниться ему
С богатырем верблюдом,
Величаво несущим гору на горбу.
Впрочем, по соседству, в Кении, козе отдается предпочтение перед верблюдом, хотя в других странах ее справедливо ругают за прожорливость и всеядность (она сжевывает даже пластиковые пакеты), которые становятся причиной гибели растительности, а в ряде районов — и опустынивания.
Для праздничной трапезы в Сомали принято забивать верблюдов. И вообще: только мясо большого верблюда можно подавать уважаемым людям. «Вокруг туши (костей) верблюда всегда много интересных разговоров», — гласит пословица. За совместной трапезой несколько семейств решают общие проблемы, скажем, договариваются о породнении или о сотрудничестве. Кочевники знают толк в верблюжьем мясе. Стареющим мужчинам рекомендуется употреблять в пищу печень животного. В арабских сказках весьма аппетитно описывается, как счастливчики лакомятся жареным верблюдом, начиненным бараном, который, в свою очередь, нафарширован курами или индейками. Лишь евреям, согласно Библии, было запрещено употреблять в пищу верблюжье мясо, но ездили они на «кораблях пустыни» так же часто, как мы сегодня передвигаемся на троллейбусе или поезде. До недавнего времени не ели верблюжатину — и не могли смотреть на тех, кто это делает, — туареги.
У колодца песня родится
К сожалению, люди привыкли судить о многом по внешнему впечатлению, причем по одному лишь фасаду. А ведь когда кочевник величественно восседает на верблюде, невозможно и вообразить, сколько труда ему пришлось вложить, чтобы вот так, на зависть зевакам, гарцевать по пустыне или по большому городу. Значительная часть сомалийских песен родилась в процессе водопоя. И не потому, что кочевникам весело, когда они поят скот, а именно потому, что им приходится в это время очень трудно. Как русский ямщик в трескучий мороз подбадривал себя песней в бескрайнем безлюдье снежных просторов, так и пастухи запевают песню, вытягивая увесистый бурдюк из глубокого колодца.
Приобрести тебя, мой верблюд,
Легче, чем долго содержать, —
жалуется в одной из песен владелец дромадера. В засуху верблюда стараются поить каждые шесть-семь дней. За один раз он поглощает от 80 до 200 литров воды: два-три раза переводит дыхание и вливает в себя за десять минут до 135 литров. Довольный отходит он от колодца, и слышно, как в его теле, словно в полупустой бочке, бултыхается вода.
Семь потов прольется у хозяина, пока ублаготворенные верблюды не отойдут от колодца.
Пока не сойдет кожа с ладоней,
Не начнут ныть от боли бока и поясница,
Не навалится усталость,
Верблюды не отвернутся от воды.
В голосе певца даже чудятся нотки обиды. Но это не совсем точное впечатление. К концу водопоя пастухи и в самом деле, как явствует из этой песни, просто валятся с ног от усталости, но зато нет границ их удовлетворению. Кочевник уважает в другом кочевнике труженика. В столь скудной в отношении флоры и фауны природной среде лодырю-краснобаю не выжить.
Этот человек — бездельник, прожигатель жизни.
Он — из тех, кто бежит на площадь танцевать,
Забрасывая верблюдов,
Ставя в опасность собственную жизнь,
Престиж своих родителей.
Наступит день, когда он будет голодать,
Навлекая на себя позор и бесчестие, —
напевал надтреснутым голосом старик у артезианской скважины близ Худдура, глядя, как молодые пастухи вытягивали ведро за ведром для сгрудившихся в ожидании верблюдов. Изредка он подавал им советы о том, как экономнее расходовать силы, потом брал в руки ветвь дерева аддэ и чистил ею зубы. Обычно старики не участвуют в поении, ограничиваясь наблюдением и мудрыми подсказками.
Одному человеку не под силу напоить 50—100 своих животных из колодца глубиной от 5 до 20 метров.
Из темного колодца в пучине земли
Кожаное ведро, огромное и тяжелое,
Вытаскивают вместе братья,
Или это делают мой сын и его дядя,
Брат моей жены…
«Пастухи держат свои стада вместе и одновременно отдельно», — прямо намекает пословица на те законы, которые диктует нужда в водопое. Кочевники по обыкновению помогают друг другу. В помощи пастуху никто никогда не отказывает.
Я не женат на его дочери,
Я не его почетный гость,
Нагрянувший ночью.
Я помогаю поить его несметное стадо,
Потому что люблю верблюдов, —
без околичностей объясняет этот обычай один из таких безотказных, добровольных ассистентов. Чувство коллективизма, осознание взаимозависимости людей диктуются здесь самой суровой природой, рождаются в процессе общего труда.
Плата за любовь и кровь
Библейское сказание гласит: Авраам, посылая гонца в Месопотамию за невестой для своего сына Исаака, дал посланному девять бактрианов — в качестве выкупа за невесту. В Сомали и сегодня соблюдается эта старинная традиция, называемая «ярад». Свадьба позволяет установить тесные связи и сотрудничество не только между семьями, но и между кланами. Жених и невеста должны быть достойны друг друга. У человека со скромным достатком мало шансов на свадьбу с признанной красавицей. По обычаям, максимум, на что он может рассчитывать, так это на брак с женой умершего брата. Но чем многочисленнее стадо жениха, тем больше чести ему. При таком подходе на физические дефекты и недостатки кандидата смотрят сквозь пальцы и родители, и невеста, свято верующие в принцип: «Стерпится, слюбится — лишь бы были верблюды».
Молва твердит: он низкорослый,
Но у него есть верблюды!
Говорят, что у него противное лицо.
Тоже правда, но он не трус и не лентяй…
За вескость выдвинутых аргументов эту песню любят и мужчины и женщины. Еще более откровенна и прямолинейна народная пословица: «Владело бы дерьмо верблюдами, к нему бы обращались: о, мягчайшее!», которая примерно соответствует русской: «Добр Мартын, коли есть алтын».
Вслепую, не выяснив материального положения невесты, или руководствуясь одним внезапно вспыхнувшим чувством, кочевники не женятся: в пустыне спутницу жизни обретают только по сговору. Жених заведомо наводит справки о достоинствах девушки — состоятельны ли ее родители, опрятна ли она, умеет ли стряпать, стелить постель?
Долго колеблется мужчина, перед тем как заплатить своими кровными, честно нажитыми верблюдами за любовь и семейный очаг. «Мужчина женится в тот момент, когда осознает, что женщина может быть дороже верблюда». Такими словами определяют кочевники психологию брака в пустыне. Впрочем, когда на руку гаари, то есть идеальной красавицы, претендует много мужчин, то за нее не жаль пожертвовать даже самым дорогим и сокровенным:
Ты, драгоценный мой верблюд,
Высшая цена,
Которую я плачу
За самую дорогостоящую, идеальную женщину,
О которой вздыхают многие мужчины.
Поэт Абди Галайя попытался изобразить дело в почти эпической форме:
Самую желанную и дорогую из невест,
Живущую в строгом уединении
И под охраной,
Даже самый ревнивый отец
Отдаст за девственных верблюдиц,
Принесенных в выкуп.
«Влюбляться — так в луну, красть — так верблюда!» Эта пословица из поколения в поколение регулярно вырывается из уст африканского кочевника в пылу откровенности и в Сахаре, и в Сомалийской пустыне — тем более когда он выпьет много молока. Известна, правда, и другая мудрость: «Захочешь чужих верблюдов — будет лоб в крови». Однако любовь любовью, но все-таки соображения совсем иного рода порой примешиваются к мотивам для вступления в брак двух юных существ. Как и в других, отдаленных от Африки краях, у определенного сорта молодых людей (и их родителей) спросом пользуются дочери вождей и уважаемых людей. Эту деталь кочевого быта подметил все тот же проницательный поэт Абди Галайя, вложивший романтические слова в уста юноши: