Голоса животных и растений — страница 21 из 62

Мэнефильд, кстати сказать, заметил, что явных разведчиков, высматривающих верблюдов, которых можно было бы использовать для селекции, для отправки за море, на трибунах вроде бы не было. Но кто знает?

Во всяком случае, при самых радужных прогнозах австралийцам еще предстоит поднять авторитет верблюда в Австралии и защитить его права. Вот характерный пример. Некий Энтони Фрейзер проехал на своем любимце Коби 650 километров от Кофс-Харбора (штат Новый Южный Уэллс) до Канберры, чтобы встретиться там с премьер-министром Джоном Говардом. Но ковбоя не пустили в федеральный парламент. А он хотел между тем заявить протест главе правительства против дискриминационного закона, обязывающего любого гражданина приобретать лицензию за 30 австралийских долларов (20 долларов США), чтобы возить на верблюде туристов или соревноваться.

— Разве этот сбор справедлив, если за пользование лошадью или другим животным никто ничего не платит? — рассуждал он. — Именно это я желал бы обсудить с Говардом за чашкой чая. Пусть он подумает о том, как трудно бывает нам, сельским жителям, и сколько подобных мелких вещей усложняют нашу жизнь. Вы можете обзавестись лошадью и ничего за нее не платить в Новом Южном Уэльсе. Крайне мало людей владеют собственными верблюдами и вынуждены платить за лицензию. За что у нас в стране преследуют бедных верблюдов? Если потребуется, я поставлю эту жгучую проблему даже перед ООН!

Но мне кажется, что, несмотря ни на какие нарушения прав, верблюды еще скажут свое веское слово в Австралии. И не только в Австралии. Таково впечатление тех, кто приезжает в эту удивительную часть света.


Глава третьяСАМОЕ УМНОЕ ЖИВОТНОЕ АФРИКИ

В Африке, чтобы заполучить руку царевны или королевны, требуется приложить не меньше усилий, чем это было на Руси с Иваном-царевичем из русской народной сказки. Как-то, путешествуя по Мали, я остановился на ночлег в крошечной деревушке народа сенуфо посреди сухой привольной саванны. Едва опустились сумерки, мой коллега Бирама Диаките, вместе с которым мы отправились в путешествие, пригласил меня посидеть с селянами — «хлебнуть свежего воздуха сельской жизни», как он выразился. В центре площади, под громадным вековым баобабом, сидели старики, тут же пригласившие меня в свою компанию, а вокруг гомонили улыбчивые, доброжелательные жители деревни.

— Тебе повезло: сегодня будет рассказывать сказки знаменитый бард Мамби Сидибе, — радостно сообщил мне Бирама.

Старики принялись расспрашивать меня о моей стране, о наших обычаях, о впечатлениях от Мали. Но, как только появился старый Мамби, общий шум голосов разом стих, все вмиг замерли, и вокруг стали слышны лишь писк несметного комарья, стрекотание цикад и голоса диких зверей, доносившиеся из глубины равнинного редколесья, да еще успокаивающий голос старого Мамби.

Мамби рассказывал артистично, мастерски, и, даже если бы Бирама не переводил мне, я бы все равно кое-что понял. По крайней мере, так мне казалось. По ходу рассказов народ вокруг смеялся до слез, женщины, приставив ладонь ко рту, пронзительно улюлюкали. Однако, когда сказитель перешел к шедевру местного фольклора — «О том, как заяц покорил молодую девушку», — мину вящей неприступной серьезности сбросили даже важные, гордые старики. Хохот стоял гомерический, повальный.

А суть последнего сказания заключалась вот в чем… В один погожий день некий король издал указ следующего содержания: тот, кто своим мужским достоинством скосит поле пырея (скажем проще — сорняков) и покроет накошенной соломой строящуюся хижину, получит в качестве приза руку прекрасной дочери короля и полцарства, а после смерти монарха — и все царство. Охотников до царских дочерей и, естественно, а может быть — тем более до власти в Африке — хоть пруд пруди, так что претендентов явилась тьма-тьмущая; были среди них даже надменные слон и леопард, не говоря уже о вездесущей гиене. Крупные звери даже не скрывали своей уверенности в победе. Поначалу замах у них всех получался более чем, так сказать, рублевый, но сдались они очень быстро.

— К чему мне царская дочь, если я вот-вот стану калекой! — зычно воскликнул, кривясь от боли, практичный слон. И добавил: — Лучше я на простолюдинке женюсь, но настоящим мужчиной останусь.

До финиша с веселой улыбкой добрался лишь один заяц — и получил царскую дочь. Как это ему удалось?..

— Нужно голову иметь на плечах, и тогда все царские дочери будут валяться у ваших ног или готовить вам просо на кухне, — пропел Мамби, мило подхихикивая и споро перебирая струны на гитаре.

…Перед ристалищем заяц предусмотрительно сбегал к портному, и тот по заказу сшил ему соответствующим образом выпирающие спереди брюки, в ткань которых был искусно вшит серп.

Народ, особенно женщины, скалил зубы и покатывался со смеху, когда старый Мамби, образно жестикулируя, сказывал свою сказку, подробно изображая сам процесс работы, от которой пострадал даже слон.

Заяц, в отличие от малодушного «корабля саванны» и вопившей от боли гиены, косил сорняки на поляне лихо и хладнокровно, напевая песенку:

Богатый король возвестил миру:

Скосивший траву своим детородным органом

Женится на самой-самой красивой девушке.

Для этого все собрались здесь.

Мрр! Мрр! Дзинь ляля! Дзинь ляля!..

Такой была первая весточка мне об африканском зайце. В памяти до сих пор, во всех сочных красках и незабываемых подробностях, сохраняется эта сценка косьбы и звучит, трогая сердце, ритмичная ария зайца… Но с возрастом (моим, разумеется) почему-то в памятную мелодию вплетаются звуки и слова уже из другой, очень созвучной и похожей песни:

На поляне траву зайцы в полночь косили

И при этом напевали странные слова:

А нам все равно,

А нам все равно…

Ну а если говорить положа руку на сердце, то на зайцев в Африке я поначалу смотрел свысока, почти не замечал их, хотя слышал о них много. Взгляд больше ласкали и привораживали разные диковинные звери Африки — львы, слоны, носороги, жирафы, бегемоты, крокодилы, змеи… Заяц был все время где-то далеко, на самом заднем плане — или вообще пробегал стороной. Шмыгнет стремглав мимо меня существо песочного или серого цвета, подобие нашего лесного зверька — и все; его глухое ворчание, переходящее в случае тревожного настроения в жалобный вскрик, на фоне более величественных звуков саванны или влажно-тропического леса, наверное, воспринималось не громче комариного писка.

Есть и другая причина, по которой слоны и львы попадались на моем пути чаще, чем зайцы… Однажды, будучи в Зимбабве, я поехал с друзьями в вельд (вид саванны) полюбоваться слонами, так сказать, в полевых условиях. Мы решили подкрасться к ним на безопасное расстояние с наветренной стороны: у слонов никудышные глаза и уши, но зато тонкое обоняние — врага они чувствуют за версту и, гуляя с детьми, готовы ринуться на запах потенциального противника.

Когда мы так крались, один из друзей (шона по этнической принадлежности) вдруг крикнул мне:

— Владимир, отвернись! Зайцы!

— Почему? — изумился я.

— Не задавай глупых вопросов! Зайцы опаснее слонов! Отвернись! — скомандовал он. И я послушно уперся взглядом в землю.

Оказалось, что, по местным поверьям, причиной бесплодия у мужчины может стать встреча с косым в вельде. Поэтому зимбабвийцы, завидев издали зайца, норовят вспугнуть его, чтобы он убежал без оглядки, и сами сразу отворачиваются. По народной примете, если смотреть ему вслед, а ушастый в этот момент остановится и обернется на вас через плечо, то вы рискуете стать импотентом… С тех пор при встрече с косым я всегда быстро отвожу взгляд в сторону. Кто знает, что может случиться?

В любой деревне, на каждом привале слышал я от стариков сказки о проделках хитрых зайцев, об их магическом таланте выкручиваться из самых безвыходных ситуаций.

Если в Китае окрик «Заяц!» воспринимается как сильнейшее оскорбление с сексуальным подтекстом, то в Африке все наоборот. Именно заяц (принимая во внимание его сексуальную напористость) слывет самым башковитым и хитрым зверем. Когда кого-то там желают похвалить за ум и находчивость, то сравнивают его с зайцем. «Ну ты, брат (или сестра — так обращаются равные друг к другу), остер как заяц!» — хвалят того, кто сумел выкрутиться из трудного положения. А уж тот (или та) млеет от гордости и рдеет от удовольствия.

Порой мне кажется, что идея нашего замечательного сериала «Ну, погоди!» позаимствована из сюжетов многовекового африканского фольклора. Кстати, и здесь гиена, незадачливая напарница и лютая завистница зайца, всякий раз в конце очередной сказки клянется отомстить серому за свою очередную неудачу.

Заяц — персонаж несметного числа сказок в западно-африканской саванне, к югу от Сахары и вплоть до Чада, то есть везде, где водится ушастый герой. Да что там саванна! Молва о его похождениях заполонила всю Черную Африку, даже те районы, где зайцев нет и в помине. От Томбукту до мыса Доброй Надежды славят умного зайца и смеются над глупой гиеной. Первый сборник африканских сказок с зайцем в качестве одного из главных персонажей выпустил в 1828 году губернатор Сенегала барон Роже.

Вспомнив несчастную историю Африки, можно понять, почему темнокожие бабушки даже за океаном, на Кубе, Гаити, Мартинике, Гваделупе, Маврикии, в Гайане и самих США, убаюкивают внуков на ночь байками о подвигах зайца. В Сенегале он известен под именем Лек, в Мали — как Самба, в Буркина-Фасо — как Моро. Сенуфо зовут его Опе (хитрый), бисса — Фум, моси — Туб-Рава, догоны — Индиан-Диеме и т. д. У него масса прозвищ: в районе Фута-Джалон это «мбайо сари» («хитрый заяц», «нидианда ноли» («большой ушастик»). Его часто называют женским именем Кумба, поскольку хитрость, тонкое лукавство, плутни африканцы считают прежде всего свойством женского рода. В Гвинее, Мали, Сенегале и некоторых других странах Кумба — имя младшей дочери, считающейся в семьях не только самой красивой, но и наиболее хитрой, проницательной, лукавой и плутоватой. В некоторых сказках на языке суахили зайца называют Абу Навас — по имени известного поэта мусульманского мира, жившего при дворе знаменитого аббасидского халифа Харуна ар-Рашида. Остроумные проделки поэта Абу Наваса превращены в рассказы о зайце.