В то же время слабодушных, и по этой причине неспособных защитить себя, вроде газели и антилопы, зайцу не жаль. Мягкие, добрые животные, которые покорно идут на убой, дают легко обвести себя вокруг пальца, не вызывают у него сочувствия — они ему даже не по нраву. Порой он сам крут с ними. Глупость, как и наивность, претит ему, и он чаще карает за нее, чем прощает. Один из уроков, которые можно извлечь из поведения зайца, таков: слабые телом должны быть сильны духом. Иначе зачем жить на белом свете, если тебя в любой момент могут побить и съесть? Слабые духом обречены и в фауне, и в человеческом обществе.
Однако заяц в сказках — не статичный образ, а изменяющийся живой, отражающий перемены, происходящие в Африке. В современных сказках, сочиняемых при рыночных условиях, под влиянием западной «цивилизации», заяц ведет себя более развязно, с меньшим уважением относясь к традициям и обычаям. В сказке «Увлекательная история Лека-зайца» он произносит вчера еще, казалось бы, невероятный монолог. «Со своей стороны, я полагаю, что ни джиннов, ни колдунов не существует. Люди просто не знают истинной причины тяжелых болезней, которые набрасываются на нас неожиданно из-за угла, — рассуждает косой. — Тогда они думают, что эти болезни вызываются злыми призраками. Я уверен, что, когда люди будут более образованными, легенды о джиннах и колдунах быстро исчезнут». (См.: Colin R. Les contes noirs de l’Ouest africain. Paris, 1957.)
В наши дни популярный персонаж быстро приобретает новые черты, которые практически не имеют ничего общего с традиционной Африкой. Заяц уже больше становится похож на гражданина западной страны, чем на африканца, подобно тому как русские зайцы теперь все чаще начинают смахивать на своих американских собратьев. Французский писатель и литературовед Ролан Колэн связывает это с проблемой денег. «Экономические заботы все более заполоняют человека, переворачивая его сознание и оставляя на нем свой отпечаток, — огорчается он. — Поиски денег и излишков стали главной движущей силой поведения людей в Африке. На Западе Африки даже сказки стали эволюционировать в этом направлении, тем более животные, за которыми скрываются люди. Заяц во многих историях становится более циничным, более ревниво относящимся к своим личным интересам. За корзину рыбы он соглашается обучить бегемота самозащите против гиены, иногда же за свои услуги требует денег». (См.: Colin R. Litterature africaine d’hieres et de demain. Paris, 1965.)
То же самое происходит в мире народов банту, на юге континента.
Перенимая и принимая западные ценности, африканцы рискуют лишиться собственных, исконных и подлинных ценностей. Поэт Сенгор и сказочник Саджи даже вкладывают в уста своего более умного, чем другие животные, зайца предостережение, касающееся денег. «Берегись, — говорит заяц слепому, — просить у волшебной миски иного, кроме пищи. Деньги делают нас эгоистичными. Больше того, они привлекают к нам несчастья. Именно потому, что король хотел стать очень богатым, он был очень злым. А за то, что был злым, он и был наказан». (Leopold Sedar Senghor et Abdoulaye Sadii. La Belle histoire de Leuk-le-lievre, classigues Hachette. Paris, 1953, p. 142.)
С зайцем в сказках Черной Африки дружит мудрая черепаха Мбонате. Она осторожна и хитра. Ее трудно провести на мякине, наряду с этим она никогда не рискует и, как говорится, до противного дорожит своей шк… Извините, своим панцирем. В одной из сказок описывается, как заяц встретил ее в лесу по пути к льву, дяде Гаинде. Когда он спросил подругу, где живет лев, она, трясясь от смеха, вымолвила: «Ты можешь следовать своей дорогой, друг мой. Я вижу, что тебе не терпится заняться сильными мира сего. Я же предпочитаю оставаться спокойной в своем панцире». Наверное, именно потому, что косой не способен прятаться от жизни под панцирем и отважно бросает вызов силам зла, зайца так любят в Африке. Право же, я замечал, что в каждом африканце есть что-то от зайца.
Сказки Черной Африки я научился слушать и читать внимательно, выискивая в них особый подтекст и своеобразную символику, полюбил эти сказки, потому что благодаря им открываешь для себя целую философию африканских народов — и одновременно видишь зыбкость «монополии Запада» на философские размышления. «По нашему мнению, африканская мысль не может вместиться в прокрустово ложе западных схем, поэтому мы намерены войти в современный мир с собственным мировоззрением и миропониманием, — писал Ж. Камиссоко в издающейся в городе Абиджане, в Кот-д’Ивуаре, газете «Фратерните матэн». — Мы считаем, что западное философское направление далеко не единственное возможное. Мы утверждаем, что перед лицом тоталитарных эгоцентрических философий Запада должны извлечь все возможное из наших сказок, пословиц, мифов, из африканской мудрости, которая является частью мудрости других народов мира». (G. Kamissoki. «Fraternité-Matin», Abidjan, 2 Décembre 1969.) Так что стратегически африканский заяц не собирается работать под американского или английского, что бы ему за это ни обещали, а предпочитает оставаться самим собой.
Глава четвертаяГИЕНЫ — ПРИРОДНЫЕ САНИТАРЫ
Однажды, путешествуя по Мали, я заночевал в деревеньке Юго-Догору, что расположилась на склоне горы. Ночь была несказанно прекрасна, напоена романтикой — и в памяти всплыли слова Н. Гумилева:
Ночная мгла несет свои обманы,
Встает луна, как грешная сирена,
Бегут белесоватые туманы,
И из пещеры крадется гиена.
Ее стенанья яростны и грубы,
Ее глаза зловещи и унылы,
И страшны угрожающие зубы
На розоватом мраморе могилы…
Засыпал я тогда долго и нехотя: бывают моменты, когда хочется почувствовать вкус новой атмосферы и представляется, что спать просто грешно. Вместе с тем мешали звуки, похожие одновременно и на людской смех, и на плач с рыданием. Утром мне рассказали, что в деревню забрела гиена. Она подкралась к задремавшему пастуху и отхватила у него нос. Односельчане сочувствовали бедолаге, но и недоумевали: как можно было расположиться на ночлег, зная, что рядом рыщет коварное животное.
Что же это за зверь? Почему с ним связано так много пословиц, жутких сравнений (вроде такого, как «убийца с глазами гиены»), мрачных поверий?
Тот, кто питается падалью…
Гиена — ночной хищник, отдаленно похожий на волка. Днем она либо скрывается в пещерах, глубоких норах, либо прячется в кустах или среди скал, а в сумерках — выходит за добычей. Длина пятнистой гиены составляет около 130 сантиметров, высота в холке — около 80 сантиметров, масса доходит до 80 килограммов. В Африке пятнистая гиена водится к югу от Сахары. Полосатая гиена обитает на северо-востоке Африки, бурая — на юге Африки (родственный ей земляной волк встречается на равнинах к югу от Эфиопии).
Первое впечатление: обыкновенная собака. Вернее сказать, не самый удачный дружеский шарж на нашего верного друга, а именно: непропорционально массивная, лопоухая голова с некрасивой скуластой, сплюснутой мордой, мощными челюстями и крупными плотоядными зубами; уродливо толстая шея; передние ноги кривые, задние — короче передних, отчего гиена всегда выглядит как бы полуприсевшей, словно она изготовилась к прыжку.
У гиены немало бросающихся в глаза непривычных и отталкивающих черт. На лапах по четыре пальца. Стоячие округленные уши, широкий нос придают ей выражение наглое и одновременно трусоватое; глаза косые, бегающие (как у плутоватого политикана, обещающего народу золотые горы перед выборами); мутные и будто бы вечно голодные. Живот у гиены вздут, шерсть — вечно слипшаяся от нечистот; редкие жесткие волосы на хвосте встают дыбом в момент возбуждения. В общем неописуемое безобразие, даже мерзость гиены производит впечатление чего-то мистического и назидательного: тот, кто питается падалью, не может быть красавцем и очаровывать! Его назначение — пугать… Впрочем, человеческие идеалы красоты условны. В облике зверя, кажущемся чудовищным, все — как и в любом другом земном существе, если вдуматься, — подчинено законам целесообразности. Благодаря высокой и хорошо развитой передней части туловища и низкой задней достигается стремительность движений гиены. Достойны восхищения мощные челюсти. Любовь гиен нежиться на солнце, лежа в каком-нибудь грязном с виду водоеме, также объясняется практическим смыслом — «грязевые ванны» освежают, исцеляют раны, защищают от насекомых-паразитов.
Считается, что подавляющее большинство гиен предпочитает употреблять в пищу мертвечину. «Прежде всего их манит тухлятина, — пишут известные зоологи Джейн и Гуго ван Лавик-Гудолл в своей книге «Невинные убийцы». — Первая проблема для падальщика — найти пищу, для чего ему служат зрение, слух и обоняние; вторая — если законный хозяин добычи еще не кончил свою трапезу, урвать кусочек и унести ноги подобру-поздорову; третья — поспеть на место как можно быстрее, пока не набежали и не налетели остальные падальщики-конкуренты». (См.: Ван Лавик-Гудолл Джейн и Гуго. Невинные убийцы. М., 1977.)
Авторитет льва в сознании африканцев непререкаем. Однако факт остается фактом: львы (и леопарды) также не прочь полакомиться мертвечиной. В результате полевых исследований южноафриканский ученый Ф. К. Злов установил: 82 из 100 наблюдавшихся пятнистых гиен питались животными, которых уничтожили сами, и лишь 11 доедали остатки добычи других зверей. Гиены пробегали за ночь 80 километров; тяжелой, на вид неуклюжей рысью преследовали добычу со скоростью до 65 километров в час.
Выясняется, что красавцы львы и леопарды часто выступают «нахлебниками» пятнистых гиен, иными словами, отбирают у них пищу по праву сильного. Известный путешественник Бернгард Гржимек однажды записал голоса львов и гиен и, поочередно подвешивая громкоговоритель на деревья в разных местах саванны, транслировал их. «И тут выяснилось нечто совершенно ошеломляющее, — рассказывает Гржимек. — Не гиены интересовались львиным рычанием над поверженной жертвой, а львы немедленно сбегались к месту, откуда доносилась похожая на смех «перебранка» гиен, жадно и поспешно разрывающих свою добычу. Этим звукам не в силах противостоять ни один лев». (См.: