Иногда от какого-либо прайда отделялся один особо видный собой член «царской» семьи: с массивной головой, длинной густой гривой и с превеликим достоинством, величаво подходил к машине и пристально вглядывался в нас сквозь стекла. Немигающий взгляд источал гордое олимпийское спокойствие, монархическую величавость и абсолютную, неземную серьезность, слегка подернутую пеплом равнодушия. Облик его был прямо-таки человеческим — так и хотелось опустить стекло, пожать ему мощную лапу и побеседовать с ним по душам! Но я-то знал, что и на солнце лев смотрит не мигая, а упади оно — он и его слопает, поэтому относился к зверю с разумным недоверием.
— Тимоти — самый старший и уважаемый лев в заповеднике. Такой не станет, как у нас говорят, есть траву, даже если не будет другой пищи. Мы почитаем его: в нем есть что-то от наших предков, — с похвалой отозвался об этом льве егерь из здешнего клана народности шона, чьими тотемными животными всегда были львы.
Тем не менее и он всячески предупреждал и удерживал нас от предательского порыва довериться спокойно-важному и вроде бы незлобивому взгляду зверя:
— Поверьте моему опыту: когда он смотрит на вас, то ничего, кроме вкусного, лакомого потенциального завтрака или обеда не видит.
Постояв у машины и вот так, молча пообщавшись с нами, царь зверей медленно возвращался к львице, которая лежала с детенышами чуть поодаль, под акацией, и, не сводя глаз с машины, наблюдала за нашей встречей.
На душе у нас потом весь вечер сохранялось теплое, сердечное настроение.
— Он никогда не изменяет Джудит. Так мы зовем его супругу, — промолвил однажды егерь.
«Свежо предание, но верится с трудом», — усомнился про себя я, рассуждая чисто по-человечески. Но вслух свои сомнения не осмелился высказать.
Согласно исследованиям американских ученых из Университета штата Калифорния, всего 10 процентов птиц и млекопитающих хранят лебединую верность своим постоянным партнерам. Треть всех детенышей зачинается самцами и приживается самками «на стороне» вне законного, если так можно выразиться, союза. И лишь гаечки — вид синицы — дошли в процессе эмансипации до того, что поставили в качестве условия брака твердое правило: в то время как самец все время ухаживает за птенцами, самка систематически вылетает на многочисленные свидания с посторонними самцами. Но более всего меня разочаровали кукушки, мерное «ку-ку» которых я любил слушать в юности (и попутно подсчитывал, сколько мне осталось жить на белом свете). И самец и самка отличаются «нечеловеческой» и даже «нептичьей» страстностью. Самка отдается сразу нескольким ухажерам подряд. Мама она никудышная. Яйца сама не высиживает, а подбрасывает их другим птицам. Забота о своих детенышах выражается у нее в самой подлой форме: порой она возвращается к гнезду, в которое подложила свои яйца, и выбрасывает оттуда часть хозяйских яиц и даже птенцов. Ее же птенец до безобразия прожорлив, и потому большая часть пищи, что приносят своим родным детям их родители, все равно достается алчному подкидышу… Распределение доходов совсем как в наше горькое время!
В Национальном парке Лейк-Накуру, на западе Кении, по рассказу старшего егеря Алфреда Майоли, как-то возник классический «любовный треугольник» среди белых носорогов. Молодой, атлетически сложенный (в молодости все кажутся таковыми, даже носороги) носорог всеми путями пытался отбить толстокожую подругу у «старого неуклюжего мужа». Тот же предлагал соблазнителю разрешить спор жестким поединком, явно рассчитывая на свой опыт в подобных стычках. Но соперник всячески уклонялся от дуэли. К тому же чувствовалось, что симпатии «жены» были на стороне молодого «любовника». В течение нескольких дней егеря не раз видели изменщицу в компании честолюбивого «юноши»; они сладострастно отдыхали в тени деревьев. Ревнивый же «старый муж» внимательно, исподлобья наблюдал за счастливой парой из кустов.
Вообще-то конфликтная ситуация с носорожьей любовью в парке была буквально спровоцирована людьми. Дело в том, что изначально в Лейк-Накуру из Южной Африки переселили пять устойчивых пар носорогов. Работники парка стремились создать максимально благоприятные условия для быстрой акклиматизации редких животных и выведения ими потомства. Но одна из самок заболела воспалением легких, и спасти ее не удалось. Вот так и возник «любовный треугольник» среди носорогов. Глубина наших чувств проверяется жизнью. Носорожиха не выдержала испытания верности — и изменила пожилому мужу, которого до этого, как уверяли работники заповедника, якобы любила без памяти.
Если вернуться к вопросу о верности, то образцовой семьей, оказывается, следует считать мышиную. Одним из самых верных животных называет британский журнал «Сайенс» калифорнийскую мышь. Золотисто-коричневые грызуны подбирают себе пару на всю жизнь, и самцы калифорнийской мыши игнорируют предложения сексуальных отношений вне собственной норы.
Что мне бросилось в глаза в Африке: львов всех пород сближает с людьми удивительное сходство в нравах. Львы живут либо в одиночку, по-холостяцки, либо супружескими парами. «Лев — человеческое животное, — писал зоолог Шейтлин, — подобно тому, как и между людьми есть люди скотские». (Брем А. Э. Жизнь животных. М., 1997. Т. 1. С. 193.) К человеческим чертам льва причисляют и то, что он, как правило, верный супруг и нежный отец, и то, что это животное в высшей степени благородное, мужественное, умное, сообразительное, понятливое и в общем-то чуждое кровожадности, присущей многим представителям семейства кошачьих. Лев никогда не бросает супругу на произвол судьбы, постоянно заботится о ней, защищает ее и детей. Они вместе дружно охотятся.
А уж родители львы — прямо-таки образцовые; любят детей самозабвенно, готовы загрызть любого врага, покушающегося на их потомство. Запомнилось, как Тимоти однажды на наших глазах приглядывал за детьми где-то в течение полутора часов, пока Джудит была в отлучке.
В брачный период десять или двенадцать львов следуют за одной львицей, храбро сражаются между собой за право овладеть ею. Она же понимающе наблюдает их свары со стороны. Львы по-своему весьма демократичны, в их поведении нет ничего от эгоистических и варварских «кавказских» замашек, которые у нас часто неверно смешивают с настоящей гордостью. Последнее слово в выборе супруга остается именно за самкой. Но как только она сделала свой выбор, все остальные соперники благородно удаляются со сцены в поисках другой, свободной львицы. А пара в течение нескольких суток предается любовным утехам и затем живет в мире и согласии.
К слову сказать, влюбленные жирафы, в повседневной жизни — спокойные, мирные создания, из-за самок дерутся между собой. Тем не менее это своего рода ритуал, обычай, ведь в спаривании должен участвовать сильнейший, и такое право завоевывается в честном бою, не оттого ли потомство жирафов, как правило, здоровое.
О поединке, как я понял из своих и чужих наблюдений, жирафы договариваются заранее. Два претендента постепенно сближаются и непрерывно смотрят друг другу в глаза. Сблизившись на расстояние в несколько шагов, они начинают ходить кругами один вокруг другого, а потом грудью теснят друг друга, размахивая при этом головами, нанося ими удары в грудь и спину; ногами не бьют. Когда становится ясно, что один из соперников слабее, побежденный отказывается от своих амбиций и мирно уходит прочь, а победитель гордо идет к самке. После подобного боя в стаде жирафов вновь воцаряются мир и лад.
Кстати, в поведении животных в Африке я не заметил укоренившейся в демократической России привычки: нападать «всемером на одного».
Любовь у льва проявляется иначе, чем у других самцов семейства кошачьих примерно таких же размеров: она скромнее, если так можно выразиться, осторожнее. «Царь зверей» сохраняет обычно королевское спокойствие, и лишь изредка, как утверждают ученые и егеря, он позволяет себе припадок ревности. Львица сама «представляется» избраннику, только-только завоевавшему право на ее лапу и сердце: с ласковым видом приближается к суровому самцу, еще не остывшему от страстей на поле брани, и пытается раззадорить его. Он же смотрит на львицу хладнокровно, испытующе, словно бы без эмоций — и сдается только тогда, когда она по-настоящему «наваливается» на него.
Одна знакомая англичанка, специалистка по львам, рассказывала мне, как спаривались львы из симбского прайда. Характерно, что в это же самое время прочие самцы, среди которых был и наиболее крупный (которого моя знакомая считала вожаком), лежали неподалеку около камней, не проявляя агрессивных намерений — скажем, бросить вызов счастливцу.
Пока в течение 15–16 недель львица вынашивает львят, а потом выхаживает потомство, лев терпеливо кормит ее и носит львице и детям добычу, не разрешает ей поднимать ничего тяжелого.
Что мне не понравилось во львах, так это их обостренное чувство собственности — каждый из них ведет себя как настоящий землевладелец. В Серенгети во время моего приезда туда имелось два прайда, каждый из которых властвовал на площади около 50 квадратных километров. Один прайд включал двух крупных самцов и девять взрослых самок, второй — трех самцов и семь львиц.
В мире львов охотятся, то есть трудятся, в основном самки, как принято в Африке, тогда как самец одиноко, и величаво шествует к «накрытому столу», набивает себе утробу и волочится за дамами — пока всем не насытится. После чего он позволяет «дамам в фаворе» приблизиться к столу и к себе. По крайней мере, так утверждает зоолог Ума Лена Лундберг. По ее наблюдениям, льву необходим достаточно большой охотничий участок: максимум — 250 квадратных километров. Однако размеры участка колеблются в зависимости от условий обитания и от степени доступности добычи.
Накал борьбы за участок доходит порой до остервенения. Львы готовы дать отпор даже людям, которые попробуют покуситься на их «собственность». В мае 2000 года на юге Зимбабве чернокожие ветераны освободительной борьбы решили захватить ферму одного белого хозяина, на территории которой располагался частный заповедник «Гонарежу». Эти захваты проводились в рамках кампании по «справедливому перераспределению сельскохозяйственных земель» в стране в пользу африканского больш