льница с мужем; еще была длинноволосая дама, которая добросовестно пила и все время ритмично переступала ногами, будто работала на швейной машинке… Потом еще одна пара, весьма пристойная, еще какой-то друг Фреда — его интересовала только выпивка, затем пухленькая, симпатичная девушка, которая тихонько сидела в углу и тихонько поглощала пятый кусок торта. Штефица принялась за третью рюмку и французский салат, не переставая удивляться, что вино на нее совсем не действует.
Потом в поле зрения Штефицы опять попала Эла. Она единственная смеялась так заливисто, будто на свадьбе было сто гостей. Штефица вообразила, что Эла — гигантская мясорубка, которая, стоит ее только включить, перемелет всех на этой свадьбе.
По пути на работу Штефица проходила мимо стройки и всегда останавливалась посмотреть. Больше всего ей нравилось наблюдать, как огромный экскаватор металлическими зубьями вгрызается в землю. Была в его работе какая-то сила, и теперь Эла показалась Штефице вот такой сильной машиной. Эла стучала, блестела своими зубами, светилась металлическим светом… Страшно, подумала Штефица и залпом выпила еще одну рюмку…
А потом из своего угла вдруг проговорила глухим голосом:
— Эла, ты просто сексуальный экскаватор!
На мгновение все стихло, гости стали очень серьезными, Эла первой прыснула и захохотала… У Штефицы закружилась голова, почему-то сильно потянуло в сон, она растянулась на кровати, натыкаясь на чьи-то руки и ноги, впрочем, ей уже было все равно.
Утром Штефица проснулась, но не смогла открыть глаза. Она лежала на животе, зарывшись головой в подушку. Веки были склеены намертво. Может, их уже не удастся открыть? — лениво проползла мысль. Штефица не пошевелилась. Голова была ужасающе пустой. Это от вина… — постепенно возвращалась память к Штефице. Она не двигалась, только прислушивалась. За окном ворковали голуби. Интересно, сколько сейчас времени? — тяжело ворочала мозгами Штефица.
Она осторожно разлепила один глаз и прищурилась. Прежде всего увидела что-то очень грязное, но не смогла понять — что. Раскрыла глаз пошире. Свиная голова! Рядом со Штефицей, щека к щеке, покоилась свиная голова. Нет, не может быть! — решила Штефица и закрыла глаз. Потом осторожно приоткрыла оба глаза. Свиная голова продолжала лежать возле Штефицыной щеки. Штефица различила зубы, глаз…
Штефица со страхом приподнялась и увидела на подушке голову жареного поросенка. В комнате был беспорядок, на столе лежали остатки еды. Противно пахло вином и окурками. Кровать была украшена увядшими цветами, рядом со свиной головой лежал обещанный свадебный букет.
Отлично же они меня украсили! — подумала Штефица и сбросила поросячью голову на пол. Однако потом подняла ее, размахнулась и вышвырнула в окно. Стряхнула с покрывала цветы вместе с Элиным букетом и укрылась с головой покрывалом. Там, в темноте, Штефица бесповоротно решила умереть.
Аннушка, весьма искушенная в вопросах депрессии,сообщает новость Штефице Цвек(петли)
Если хотите, чтобы мимозы как можно дольше оставались свежими, поставьте их не в холодную, а в теплую воду.
— Алло, Штефица? Это Аннушка!
— А, это ты! Откуда звонишь?
— Да здесь я, у себя. Как ты? Что нового?
— Ничего. Все по-старому.
— Знаешь, а у меня все по-новому!
— Серьезно?!
— Да! Я влюбилась!
— Да что ты говоришь?! В кого?
— Увидишь сама, сейчас не буду рассказывать. Астролог. Ну, может, не совсем настоящий… А знаешь, как познакомились? Я пришла составить гороскоп…
— И?
— И ничего! Влюбилась!
— Знаешь, я очень рада за тебя…
— Звоню тебе, потому что есть кое-что и для тебя. Спрашивала его и про твой гороскоп…
— Не может быть! И что он сказал?!
— Тебе нужно самой поговорить с ним. Короче, сказал, что у тебя до сих пор был черный период и потому ничего не получалось, понимаешь? Сейчас ты постепенно входишь в светлый период… Слушаешь?
— Слушаю.
— Тебя что, это не интересует?
— Ну что ты, я слушаю тебя. И что еще он сказал?
— Сказал, что вскоре у тебя настанет переломный момент или какое-то событие в жизни. Счастливое, естественно. И еще твое роковое число — тринадцать! В положительном смысле.
— Серьезно?
— Да. Так он сказал.
— А еще что?
— Пока больше ничего. Впрочем, сама познакомишься с ним скоро… Что касается меня, он все угадал, представляешь?!
— А что именно?
— Ну, прежде всего про себя…
— И ты влюбилась?..
— Ага.
— А он?
— И он.
— Слушай, что это у тебя с телефоном? Что-то в трубке трещит!
— Это не в трубке, это попугай. Я купила попугая. Не говорила тебе разве?
— Ах, да. Говорила. Забыла совсем… Так громко орет?
— Да. К тому же ужасно глуп! Чертова птица…
— Как его зовут?
— Кого? Попугая?
— Да нет же! Этого твоего астролога!
— Мариан.
— Ага. Хорошо. Как-нибудь зайду… Пока…
— Пока! Заходи, звони…
— Ага.
Штефица Цвек и попугай,в действительности оказавшийся замаскированным негодяем(окантовка)
С приходом весны появляются комары. В качестве первой помощи от укусов годится сок репчатого лука. Несколько капель вотрите в место укуса — боль и зуд заметно уменьшатся.
На этот раз Штефица окончательно и бесповоротно решила не выходить из депрессии. Даже Аннушка… Даже Аннушка полюбила!.. — рыдала Штефица.
Она и сама не могла бы толком объяснить, почему Аннушкин новый роман вверг ее в такое отчаяние. Однако, поразмыслив, Штефица пришла к выводу, что, видимо, человек уж так устроен, что всегда должен быть кто-то, кому хуже или хотя бы так же плохо, как и ему. Аннушке всегда было хуже.
Вдруг как гром среди ясного неба Штефицу пронзила догадка: попугай! Точно! Попугай! Аннушка ведь и купила-то его, потому что вечно была в депрессии. И с той самой минуты все повернулось к лучшему. Попугай, очевидно, был слабым, тайным голосом жизни, просьбой о помощи, скромным знаком судьбы — как отдернутая штора на окне, или вазочка с цветком, или свет в комнате… Судьба заметила Аннушкин знак.
Уж если на то пошло, думала Штефица, попугай меньше и дешевле собаки, это даже и не животное, а всего лишь птица, собака к тому же лает, а попугай — нет, только трещит, щелкает семечки и наверняка веселее собаки…
А, была не была, и Штефица купила попугая. Тетя предложила назвать его Перо. «Только бы он не ждох у наш жа полгода!» — заметила она.
Перо был веселой и симпатичной птицей. Он не умел разговаривать, и это нравилось Штефице. Аннушкин — тот даже по телефону спокойно поговорить не дает…
И в жизни у Штефицы Цвек все повернулось к лучшему. Маленькая симпатичная птичка внесла в тихий дом Штефицы Цвек и ее тетушки перемены. Штефице просто некогда стало грустить. Однажды после обеда Штефица сидела и перелистывала журнал мод. Тетушка дремала в кресле. Лучи послеобеденного солнца проникали в открытое окно и бегали по стенам. Штефица тихо закрыла журнал и будто впервые увидела комнату, тетю в кресле, игру солнечных зайчиков и ощутила, как жизнь ее наполняется теплом и что еще много тепла у нее будет…
Вдруг Штефица услышала странный голос:
— Штефица с жиру бесится!
— Что-о-о?! — взвилась Штефица.
Из клетки на Штефицу маленькими черными глазками не мигая смотрел попугай.
— Штефица с жиру бесится! — повторил он равнодушно, каким-то старческим голосом.
Штефица покраснела, поднялась и снова села. Казалось, ей не хватает воздуха. Она смотрела на попугая, который сидел неподвижно. Но только он опять открыл свой злобный клюв, Штефица вскочила, поставила клетку на подоконник и открыла дверцу. Попугай не спеша вышел из клетки и, даже не взглянув на Штефицу, улетел.
— Дохлятина! Негодяй! — крикнула ему вслед Штефица.
И снова села. Слезы текли сами по себе. Она уставилась на пустую клетку. Слезы текли по щекам. Проклятый попугай! Слезы лились ручьем. Пригрела на груди змею. Слезы лились потоками. Сердце разрывалось. Слезы хлестали из глаз. Ей чудилось, что жизнь висит на волоске.
— Швятая Клара! — пробормотала вдруг сквозь сон тетя. — Днем шьет и поет, ночью порет и плачет! — Она поворочалась в кресле и захрапела.
Штефица Цвек размышляет о первой дефлорации,о второй дефлорации и самоубийстве(планка с прорезными петлями)
Знаете ли вы, как определить, готовы ли овощи? Если они опустились на дно посуды, значит, готовы, а если плавают, то еще нет.
Да, их было двое! Эла сказала: «Не болтай глупости! Дефлорация есть дефлорация, значит — первый раз!» Штефице не нравилось слово «дефлорация», но Эла сказала, что пришло время называть некоторые вещи своими именами. Ах, Эла… Эла — это совсем другое дело!
Первый был сыном соседей Шкаричевых. Они вселились позже других. Короче говоря, он был электриком четвертого разряда. Он сходил с ума от всего, что можно было разобрать и собрать, и по всему, что можно было зарифмовать. Впервые встретив Штефицу в коридоре, он сказал: «Куда, малыш, со мной поспать спешишь?» Потом Первый часто заглядывал к ним и шутил с тетей: «Тетя, в зятья возьмете?» И та, бывало, приговаривала: «Пуштожвон! Настоящий пуштожвон!» А потом сломался телевизор, а тетя была в Босанской Крупе. Первый долго ходил вокруг телевизора, и тот в конце концов заговорил, потом он долго ходил вокруг Штефицы… Вот так. Случилось, а она и сама не знает как… Единственное, что запомнилось, — это шум сгоревшего телевизора. Штефице не понравилось. Первому понравилось. Несколько раз она находила в почтовом ящике бумажки с нацарапанными стишками, где рифмовались слова «красив» и «стихи» («Пусть не очень я красив, но зато пишу стихи»), «любовь» с «вновь» («Я прошу, верни любовь, давай встретимся мы вновь») — и все в таком же духе. «Пуштожвон!» — повторяла тетя, и Штефица с ней соглашалась.