— Коли оказалось слишком коротко, так надобно надставить! — нарушила тишину Ленче из Струмицы.
— Вот именно! — проворно поддержали ее остальные.
— Здесь мы можем тебе карашо помочь! — любезно произнесла пани Ярмила.
— Гм, — повторила мама, очевидно собираясь взять дело в свои руки. — Как ты смотришь на то, чтобы в продолжении описать супружескую жизнь Штефицы Цвек. Они, как водится, расписываются, справляют хорошую свадьбу, потом она рожает ребенка, скажем девочку. Оба страшно заняты по работе… ах, да, ты там не написала, где этот Френдич работает?.. Затем она рожает второго ребенка, и, естественно, понемногу запускает себя. Тогда он заводит любовницу, какую-нибудь молоденькую студенточку, и она, Штефица, узнает об этом и ужасно страдает… Тут начинается битва за собственного мужа…
— Битва эта, конечно же, состоит в том, что она идет в парикмахерскую, — сердито перебивает тетя Сека, — и на обратной дороге попадает под дождь. А у нее, разумеется, нет зонтика. Какой-то автомобилист окатывает ее с ног до головы грязью. И вообще у нее все давно пообтрепалось, разлезлось, испортилось, сгорело, истлело, разрушилось!.. Это мы сто раз видели в кино! — горячилась тетя Сека. — Да что уж тут говорить! Несчастней нас, женщин, на свете и нет никого! Чтоб этого Френдича машина задавила! — зашлась от гнева тетя Сека и закурила.
Тетя Сека нервно вдыхала дым, мама обиженно отхлебывала кофе, Ленче бешено вращала глазами, а соседка Мая быстро-быстро вязала.
— А почему вы думаете всё так грубый? — спросила певучим голосом очень деликатная пани Ярмила. — Не знаю что, но было бы карашо, чтобы ваша пани Штепанка наследовать капитал, а также можно отправить ваш пан Френдич к солнечный Ядран. Бог мой, вы имеет такой прекрасный голубой море!
Я хотела заметить, что идея о нашем прекрасном голубом море не так уж и плоха, но мама, едва дослушав предложение пани Ярмилы, опередила меня.
— Хорошо, — сказала она, — если нормальный брак вам не подходит, пусть они разведутся! Нелегкая жизнь разведенной женщины тоже весьма поучительна!
— Господи, да и про это мы сто раз уже!.. — нервничала тетя Сека.
— Не знаю, не знаю… — задумчиво повторяла пани Ярмила.
Соседка Мая неожиданно отложила вязанье и упоенно заговорила:
— А через несколько месяцев после развода Штефицы начинает домогаться начальник по службе, отвратительный тип!
— Зачем? — звонким голосом спросила тетя Сека.
— Да это… как ее… да ведь сама догадываешься. Чтобы переспать с ней! — смутилась Мая.
— Ну что тут такого! И пусть себе переспит, начальники-то чай тоже люди! — завращала глазами Ленче.
— Ну не знаю… я просто думала… ведь так всегда бывает в романах… думала, обязательно найдется какой-нибудь начальник… и вот…
— Мая в некотором смысле права! — изрекла мама и обратилась ко мне — Уж не думаешь ли ты допустить, чтобы твоя героиня спала с каждым?!
— Переспать — в данном случае не вопрос морали, а вопрос сюжета! — сказала я огорченно и пригрозила: — Ради интересной сюжетной линии могу отправить ее подряд в три постели!
— Пошлите вашу пани в путешествие! — старательно выговорила пани Ярмила. — Скажем, в путешествие по Средиземноморье. Она и два дитя. На палубе ваша пани Штепанка знакомится с паном, который остался без жены. Вот, пожалуйста, все прекрасно, все интересно и справедливо. Для пани Штепанки, имею в виду.
— А не лучше ли было познакомиться с этим господином на сафари? — съязвила тетя Сека.
— Вот те на! — встрепенулась Ленче.
— Придумала! — перебила всех мама. — Не обязательно идти вперед. Мы можем вернуться назад! Например, вообще неясно, кто у этой девушки родители?! Откуда взялась тетя?! Понимаешь? Все так туманно…
— Это не входит в мои планы! — отвечаю я мрачно.
— А и правда! — поддерживает меня Ленче. — Не обязательно все должно быть ясно! Литература — одно, а жизнь — другое. Да господи, ведь ежели поразмыслить, так и в жизни-то не все понятно. Так, доченька?
— Так! — соглашаюсь я.
— Так! — встрепенулась и Мая, откладывая спицы. — В этом и есть вся соль, что литература — это одно, а жизнь — совсем другое! То, что не бывает в жизни, бывает в искусстве. Поэтому я обожаю все, что хорошо кончается! Как-то видела восхитительный фильм, там у всех чего-то не хватало. Одному — жены, другому — ноги, третьей — мужа, четвертой — мужика, а пятая была слепой. В конце концов каждый получил то, что хотел. Одноногий женился на слепой, которая изредка прозревала. Вот это был фильм! Так и ты сделай со Штефицей! Пусть ей все время чего-нибудь недостает, а потом она это получит! Сделай так!
— Так получила же ведь! — говорит ехидно тетя Сека. — Френдича!
— Знаю, — не унималась соседка Мая, — только пусть и теперь ей опять чего-нибудь будет не хватать!
— Квартиры! — осенило тетю Секу.
— Что ж, неплохо, — признала мама спокойно.
— Бабы, ну и ну! Да ведь писатель — не Дед Мороз! — воскликнула вконец изнервничавшаяся тетя Сека.
— Знаю! — настаивала Мая. — Вот вам случай из жизни! Моя подруга Мария, вы ее не знаете… Хорошо, пусть Штефицу бросит этот Френдич, как мою Марию бросил ее придурок!.. Мария всего пару месяцев прожила одна, с дочкой, такая хорошенькая малышка, Сильвия… Да, так вот, ребенок вдруг покрылся сыпью, и Мария кинулась в больницу… К чему я вам это рассказываю?! Молодой педиатр, стажер из Кении… Теперь каждую неделю мне пишет из Майроби!
— Найроби! — грозно поправила тетя Сека.
— Ладно, Найроби, какая разница… А вы тут себе морочите голову про сафари!
Мама поняла, что разговор ушел в сторону, и с подобающим выражением лица объявила перерыв.
— Как вы смотрите на то, чтобы выпить по рюмочке коньяку? Госпожа Ярмила?! Вы, Ленче?
— Пожалуйста, только чуть-чуть! — сказала пани Ярмила.
— Можно! — оживилась соседка Мая.
— Давай, — сказала тетя Сека.
— Славно придумано! Так, доченька? — одобрила Ленче и похлопала меня по коленке.
— А ты? — спросила мама.
Выдержав длительную паузу, я почти мстительно сказала:
— Я — лимонад!
Мама налила, женщины отпили по глоточку, выпила мама, хлебнула и я (лимонад), и мама сказала:
— Итак, мы пришли к выводу, что вам не нравится ни предложение описывать далее семейную жизнь, ни чтобы Френдич завел себе любовницу, ни чтобы Штефица осталась разведенной, ни то, чтобы она путешествовала по Ядрану или Средиземноморью, ни то, чтобы ребенок заболел, ни то, чтобы нашлись ее родители… Что будем делать дальше, спрашивается?!
— А пускай тетка найдет себе любовника! — выкрикнула тетя Сека.
— Некарашо! — поморщилась пани Ярмила. — Может быть, будет карашо, если ваша пани Штепанка будет ходить на курсы по французский язык?
Я поспешила опустить лимонные косточки в стакан на предмет изучения техники их опускания на дно, делая вид, что эта реплика меня не касается.
— Свекровь! — вдруг отложила спицы соседка Мая.
— Что — свекровь? — осторожно спросила тетя Сека.
— Выход — в свекрови! Здесь могут сложиться драматичные отношения! Штефица и свекровь!
— Мне больше по душе, если бы у Френдича появился брат! — иронично бросила тетя Сека.
— И что? — воскликнули женщины в один голос.
— И Штефица влюбится в брата.
— А Френдич укокошит его в пылу ревности! — вспыхнули глаза у соседки Маи.
— Не знаю, не знаю… — смиренно уступая, повторяла деликатная пани Ярмила.
Ленче, вероятно желая спасти разговор, заметила:
— Любая вещь, и художественная тоже, должна быть как гювеч. Чем больше всего положишь, тем вкуснее.
Ленче замолчала, глотнула из рюмки и обвела взглядом присутствующих. Тетя Сека, заинтересовавшись, спросила:
— А что ты кладешь?
— Что? Сказать вам?
— Конечно! — отвлеклись женщины.
— Лук, чеснок, петрушка, перец, баклажаны, помидоры, морковь, мясо, рис, горький перец… — перечисляла Ленче.
Женщины откуда-то вытащили листки бумаги и карандаши. От растерянности и стремительности развития событий карандаш и бумага оказались и у меня…
— Самое главное, — продолжала Ленче, — тушить на медленном огне, а потом запечь в глиняном горшке.
— В глиняном горшке… — бормотали, едва поспевая, женщины.
— В горшке… — записываю я, и вдруг меня осеняет: — Жанр! — говорю я тихо и бросаю на Ленче выразительный взгляд.
— Ну, не обязательно в глиняном, можно и в обычной кастрюле… — растаптывает Ленче последнюю надежду быть понятой.
— Обычной… — бормочут женщины.
— Так! — будто мессу, эффектно завершает Ленче.
Женщины, довольные, убирают листки. Я без сожаления утопила еще одну лимонную косточку, другую немилосердно проглотила и проговорила грозным голосом:
— А Штефица?!
Женщины молчали.
— А Штефица?! — повторяю я укоризненно. Пани Ярмила лишь пожимает плечами и качает головой.
— Не знаю… Не знаю…
Остальные тоже почему-то закачали головами.
— Ну неужели вы действительно ничего не можете вспомнить? Ничего, кроме банальных и избитых ситуаций?! Ничего из собственной жизни?! Разве вы не жили?..
— А знаешь, в том фильме с Шарлем Боайе, например… — начала было мама, но при упоминании имени Шарля Боайе соседка Мая вскочила как ужаленная, отбросила свое вязанье и крикнула:
— Стойте!..
Женщины вздрогнули, но соседка Мая уже стремглав выбежала из комнаты, и было слышно, как открывается дверь ее квартиры. Через несколько минут Мая вернулась с огромной книгой.
— Смотрите!.. — восторженно воскликнула Мая.
На обложке крупными буквами было написано:
HEART-THROBS,
а дальше буквами помельче:
A colorful collection of the world’s most fascinating men[6].
А я, поняв, что моя тема исчерпана, мысленно погрузилась в лимонад и ложечкой потопила оставшиеся косточки.