— И как давно вы за рулем?
— В машинах или в неделях? — не давая нам выбрать, она сама ответила на вопрос. — Четыре.
— Недели, я надеюсь?
— И машины тоже, — леди надавила на педаль газа сильнее, отчего деревья стали проноситься мимо окна с угрожающей быстротой. С другой стороны, расстояние между нами и Николасом Хардли тоже существенно сократилось.
— И в чем же была причина их столь частой замены? — с осторожностью поинтересовался я.
— Слишком низко летали.
С переднего пассажирского сиденья донеслось ядовитое хмыканье.
— Возможно, потому что они для этого не предназначены?
Автомобиль резко остановился, чтобы не повалиться вперед, я схватился здоровой рукой за спинку переднего кресла.
— Можете выйти, — предложила леди Эвелин, закуривая сигарету. — Если вас не устраивает мой стиль вождения или что-то еще…
Эйзенхарт уставился на нее во все глаза.
— Вы что, с ума сошли?! Вы хоть представляете, что вы творите?
— Нет, — равнодушно бросила леди, стряхивая пепел в окно. — Возможно, потому что вы забыли сообщить мне, в чем дело? Как в прошлый раз, когда пообещали все рассказать, а в итоге о судьбе своих убийц я узнала из газет спустя лишь несколько месяцев.
— Я был не прав, — скрепя сердце признал Эйзенхарт, как мне показалось, чтобы отвязаться, а не из раскаяния — Вы это хотели услышать? Мне плевать, как вы водите, плевать, если мы разобьемся. Теперь вы можете вновь завести вашу проклятую машину?
— Нет.
— Тогда что вы от меня хотите?
— Все. Я хочу узнать все, если уж собираюсь опять ради вас рисковать жизнью.
— Леди, — из губ Эйзенхарта это слово приняло угрожающий оттенок, — в той машине опасный преступник, и если из-за вас я его упущу…
— Не упустите, — перебила его леди Эвелин. — Это, — ее руки любовно погладили обтянутый кожей руль, — "Луиза Н6", способная разогнаться до девяноста четырех километров в час за двадцать секунд. Она догонит вашего преступника за считанные мгновения, а вы пока успеете мне все рассказать.
— Он не может, — вступился я за Эйзенхарта. — И дело не в его желании. Поверьте мне, леди, я сам допытывался у него подробностей этого дела, и безрезультатно.
— Вам я верю, — леди Эвелин перегнулась через сиденье и посмотрела мне в глаза. — Но тогда пообещайте мне рассказать хотя бы то, что знаете сами.
Я с легким сердцем дал ей слово. Я не знал, какими причинами руководствовался Эйзенхарт, оставив леди Эвелин в неведении касательно судьбы ее покусителей, однако в любом случае считал это слишком жестоким наказанием. И если рассказ о моих догадках позволит искупить вину Виктора, я с радостью пойду на это.
Когда автомобиль тронулся с места, мне стало ясно, что ранее мы видели далеко не всю его мощность. Картина за окном почти слилась в одно размытое пятно, и я покрепче ухватился за подлокотник, словно это могло спасти меня в случае аварии.
"Луиза" действительно была способна догнать автомобиль Хардли. Стремясь избавиться от преследователей, тот нырнул в один из прилегавших к бульвару проулков.
Это было умно. На прямой дороге у Хардли не было ни единого шанса, однако здесь, в старых кварталах, где улочки были проложены задолго до появления автомобилей, и ни одна из них не была вычерчена по линейке, леди Гринберг была вынуждена сбавить скорость, следуя за Хардли по городскому лабиринту.
— Не переживайте, доктор, — утешила меня леди Гринберг, лихо вписываясь в очередной поворот. — Может, я за рулем не так уж и долго, но километров накрутила достаточно. Это так… невыносимо — сидеть все время взаперти из-за траура. Я не могу еще появляться на людях, поэтому часто беру машину и просто выезжаю в город на целый день.
Я обратил внимание на тоску в ее голосе — и на то, что за исключением набивного гардарикского платка в ее внешности не осталось ярких пятен. Даже канареечные перья в волосах были спрятаны под шапочку черного ханского меха. Действительно, убийство ее жениха (как оказалось, фиктивного) произошло менее полугода назад, и по обычаям эти месяцы леди Эвелин должна была проводить, не выходя из дома и не принимая посетителей. Зная, что ее и покойного барона Фрейбурга не связывали никакие отношения кроме деловых, я и не подумал о том, что леди Эвелин будет соблюдать необходимый церемониал. Оставалось только посочувствовать ей: за время знакомства леди Эвелин показалась мне энергичной и деятельной натурой, которая должна была с большим трудом переносить подобное заточение.
— Раз уж мы заговорили о трауре… разве вы не получили наследство? — подал голос Эйзенхарт, не отрывавший взгляда от преследуемой машины.
— Ах да, — леди бросила на него косой взгляд. — Когда, спустя несколько недель тишины, газеты разразились историей об убийстве Ульриха ревнивой любовницей, я очень удивилась. Но представьте себе мое удивление, когда спустя какое-то время со мной связался поверенный Ульриха и объявил меня единственной наследницей! Случайно не ваша работа, детектив? В любом случае, я отказалась.
— Моя, — легко признался он. — Я подумал, что общественности необязательно знать всю правду. Но отказаться от права наследования? Почему? Разве вам не нужны были деньги, чтобы уехать в колонии?
Всю авантюру с фиктивной помолвкой леди Гринберг затеяла ради денег, оставленных ее бабушкой. По условиям завещания, получить их леди Эвелин могла только выйдя замуж или обручившись до своего совершеннолетия — что она совершенно не собиралась делать. Тогда и родился спорный с моральной точки зрения план по получению наследства.
Смерть барона Фрейбурга, исполнявшего роль жениха в этом спектакле, разрушила все, лишив леди Гринберг шанса на получение денег и новую жизнь вдали от родственников. Какая-то часть меня сочувствовала ей, но до сегодняшнего дня я не думал, что Эйзенхарт разделяет мои сантименты.
— Я передумала. Я нашла кое-что, ради чего стоит здесь остаться.
Мы не успели узнать, что это было. Неожиданно для всех, лобовое стекло жалобно звякнуло и пошло трещинами вокруг небольшой дырочки прямо посередине.
— Кажется, в нас стреляют.
— А ведь я был уверен, что после четырех пуль в плечо двигать правой рукой он не сможет, — пробормотал Эйзенхарт. — Я ошибался.
Второй выстрел заставил нас отнести к опасности серьезней.
— Пригнитесь! — крикнул я леди Эвелин.
— Еще чего! Если вы не заметили, мне нужно видеть, куда ехать, иначе мы разобьемся.
Машина опасно вильнула, огибая препятствие; только эта случайность позволила нам избежать встречи с третьей пулей.
Сжимавшие руль пальцы побелели от напряжения, губы были сжаты в нитку, однако, если бы я знал леди Эвелин ближе, я бы посмел предположить, что леди была скорее рассержена, чем напугана.
Мне вспомнилось, какой хладнокровной, даже отрешенной, она казалась, когда пришла в полицейское управление после покушения. Тогда меня восхитило ее самообладание, в данной же ситуации оно стало отдавать чем-то неестественным, принадлежащим той грани бытия, где нет места жизни в нашем понимании этого слова. Она не падала в обморок, не прижимала руки к груди, не всхлипывала от страха — хотя многие в такой ситуации испытали бы подобное желание. Но не леди Эвелин.
— Сколько еще у него выстрелов? — вместо этого практично поинтересовалась она у Эйзенхарта. Она сосредоточилась на управлении автомобилем на узкой мощеной мостовой, подернутой еще утренним инеем.
— Девять. У него два военных "Кригера" на шесть патронов каждый.
Леди пробормотала что-то нецензурное себе под нос.
— Будем надеяться, что он не попадет в бензобак.
Словно услышав ее мысли, следующий выстрел ушел ниже. Как и два последовавших за ним.
— Шины, — сердито прошипела леди Эвелин, — он стреляет по шинам!..
Мы и сами это поняли, когда после громкого хлопка машина просела на один бок, и все перед глазами завертелось. Теряя управление на повороте, леди Гринберг ударила по тормозам, но было слишком поздно. Последним, что я запомнил, прежде чем закрыл глаза, была кирпичная кладка стены впереди.
Глава 7
Вопреки моим ожиданиям, столкновения я не почувствовал. Машину ощутимо тряхнуло при торможении, но когда я открыл глаза, стена была на том же месте, а я все еще был жив. Автомобиль остановился меньше чем в десяти сантиметрах от кирпичной кладки — везение, достойное вмешательства Духов. Леди Эвелин, поправив съехавшую набок шапочку, легко выскользнула со своего сиденья и присела на корточки у простреленного колеса.
— Что там? — поинтересовался Эйзенхарт, выходя вслед за ней. — Починить можно?
Леди Эвелин что-то пробормотала на иньском наречии.
— Шина в лохмотья и трещина в ободе, — повторила она громче, поднимаясь на ноги и выбрасывая испачканные во время осмотра перчатки прямо на землю. — Тут и вулканическая мастерская не поможет, которой я, кстати, поблизости не вижу, — язвительно добавила она, обращаясь к Эйзенхарту. — Смиритесь, погоня окончена.
Тот смерил ее внимательным взглядом.
— Не думаю. В конце концов, — подмигнул он ей, — не зря же из всех машин в городе навстречу мне выехала ваша.
Леди Эвелин дернулась, словно ее ударили.
— Совпадение, — отрезала она.
Между ними явно что-то происходило. Со стороны леди Эвелин сейчас мало походила на Канарейку; если в начале нашей встречи она просто была рассержена на Эйзенхарта за его поведение, то сейчас она походила скорее на хищника, оценивающе кружащего возле противника — и в любой момент готового ударить. Эйзенхарт же наоборот был расслаблен и весел, как уверенный в своей правоте человек — хотя я не мог найти причин для этого. Преступник, которого он искал вот уж несколько недель, скрылся в неизвестном направлении, найти его не было никаких шансов, а сами мы, лишь чудом избежав смерти, застряли неизвестно где.
— Возможно, — беспечно сообщил он. — но если и так, то счастливое. А, значит, мне может снова повезти.
Позади нас послышались шаги.