Честь и хвала тем, кто восседает на лихом коне или, того лучше, завладел штурвалом самолета! Стыд и позор плетущимся пешочком или, того хуже, взгромоздившимся на панцирь неповоротливой черепахи! Об этих районные публицисты сочиняли хлесткие фельетоны, в них метали громы и молнии.
Тогда-то и выяснилось, что для седока медлительная черепаха куда опаснее дикого мустанга! С нее слетали вверх тормашками. Оказаться в длинном списке последним означало оказаться им в последний раз. Отстающих били, даже не вслушиваясь в их объяснения.
Вполне правомерному понятию «объективные причины» был придан сначала саркастический, а потом уже и откровенно грозный оттенок. К битью быстро приохотились все те, кто любой руководящий тезис схватывал на лету, как утка схватывает не в меру распрыгавшегося лягушонка.
«За ссылку на объективные причины объявить…», «Управляющий (имярек), прикрываясь объективными причинами, сорвал сроки, чем поставил под угрозу… Исключить… Поручить прокуратуре…»
И управляющие самыми разными делами — выращиванием хлеба, возведением домов или подготовкой будущих медиков — стали думать не столько о самом деле, сколько о том, чтобы уберечь свои затылки от очередной затрещины. И боязливо прислушивались, не раздастся ли очередной нетерпеливый окрик:
— Давай, давай!
О людях судили тогда не по результатам работы, а по тому, проявляют ли они достаточное рвение.
Справедливости ради скажем: время увесистых подзатыльников кануло в вечность. И никто сожалеть об этом не станет. Сожалеть приходится о другом.
Сохранился еще кое-где обычай устраивать из любого дела, которым заняты советские люди, совсем не веселые перегонки. Правда, уже под другими, более благовидными предлогами.
Когда в заводских цехах впервые появляется такой транспарант, лишь немногие догадываются, какие печальные последствия повлечет за собой этот с виду совершенно безобидный факт.
Ведь немногие знают, что кинескопы телевизоров — это электроника, материя чрезвычайно чувствительная. Нужно освоить весьма тонкую технологию, провести серию специальных испытаний, добиться устойчивой работы всех радиоэлектронных устройств. И на все нужно время. А его нет. О чем настойчиво напоминает тот же транспарант:
И хотя инженер, техник, рабочий, наделенный неблагозвучной кличкой «телевизионник», слышал о намерении «ознаменовать» лишь краем уха, он задумывается. Да, получается как-то неловко. Юбилей, цветы, поздравительные телеграммы, а тут неувязка с технологией. Нельзя ли что-нибудь предпринять? Оказывается, можно.
— Давайте нажмем!
Так появляются в продаже телевизоры, предупредительно снабженные печатной инструкцией, в которой сказано;
«Дорогой потребитель! В выпускаемых нашим заводом телевизионных аппаратах могут быть лишь три дефекта:
1. Есть изображение, но нет звука.
2. Есть звук, но нет изображения.
3. Нет ни звука, ни изображения.
В случае выявления той или иной неисправности следует немедленно обратиться в ближайшее телевизионное ателье».
Появляются как раз к тому самому моменту, когда раздаются первые бравурные звуки медноголосого туша и с усыпанных цветами трибун читаются свежие, еще пахнущие телеграфным клеем приветственные депеши.
И никому нет дела до того, что счастливый обладатель телевизионного аппарата со столь незначительным количеством дефектов никуда, собственно говоря, не спешил. Он мог повременить с покупкой, приобрести телевизор спустя, скажем, месяц после юбилейной даты. И вообще как-то мало задумывался над тем фактом, что славному городу Энску может когда-нибудь исполниться 125 лет.
О эти любители всяческого приурочивания!
Именно они решают, что прокладка новой шоссейной магистрали должна быть закончена к началу областного смотра народных талантов, что День птиц следует ознаменовать пуском механизированного банно-прачечного комбината, а в юбилей великого Низами открыть движение по кольцевой троллейбусной трассе.
Каждому понятно стремление советских людей встречать знаменательные события в жизни государства успехами в труде. Боевое, горячее соревнование стало у нас традицией.
Но скачки с препятствиями не имеют к тому никакого отношения. Нельзя выдавать авралы за единственно приемлемый метод хозяйствования.
Это разные вещи.
Кто сказал, что человек хочет обязательно заполучить ключи от своей новой квартиры именно в предновогоднюю ночь или в канун революционного праздника? В сущности, его волнует другое: он хочет жить в таком благоустроенном доме, который радовал бы его не только в праздники, а и в будни. Ведь последних в календаре несравненно больше! И зачем потом успокаивать его такими примерно разъяснениями:
«Поскольку ваш дом намечался пуском к 1 Мая, была применена древесина, имеющая излишнее переувлажнение. По этой причине произошло искривление поверхности пола и частичное растрескивание оконных рам…»
Зачем объяснять прохожему, на голову которого свалилась двухсотграммовая облицовочная плитка:
«Здание, около которого вы были травмированы, сдавалось в канун общегородского праздника «Русская зима», в период исключительно низких температур. Ввиду этого нарушилась консистенция раствора. При оттаивании раствор утрачивает присущие ему вяжущие свойства, что, в свою очередь, приводит к случаям…»
Впрочем, к каким это случаям приводит, мы уже знаем.
Но нельзя ли без них? Нельзя ли избавить древесину от переувлажнения, то есть попросту подождать, пока доски и рамы хорошенько просохнут? И лепить плиты в более подходящее время, чтобы консистенция вяжущего раствора ничем не нарушалась?
Чувствую, что не перевелись еще у нас такие читатели, которые, дойдя до этого места, могут сказать:
— Значит, автор отрицает значение темпов?
Но, ей-ей, не стоит так говорить. Только умственно отсталый субъект может отрицать роль темпов и не хотеть, чтобы у нас быстро строились дома и прокладывались дороги, проворно тачалась обувь и ткались полотна. Но к слову «быстро» любой здравомыслящий человек добавляет еще одно — «хорошо»!
Нас справедливо заботит качество продукции. В самом деле, обидно видеть товары-страшилища и изделия-уроды. И мы скрупулезно доискиваемся до истоков брака. Но забываем притом о недобром наследстве прошлого — человечке с туго набитым портфелем.
Правда, теперь этот человечек носит костюм другого покроя. Он давно сменил защитного цвета китель, который ему изготовили когда-то в районной пошивочной. Но, случается, бродит он среди строительных лесов, по заводским и фабричным цехам и, встав за спиной рабочего человека, надоедливо бубнит:
— Давай, давай!
Можете не сомневаться: в его голове созрел план очередного авральчика, приуроченного к тысячелетию существования на Руси водяных мельниц или симпозиума врачей-стоматологов.
УХАРЬ ЗА ПРИЛАВКОМ
Я замечаю, что в последнее время общественность все чаще обсуждает вопрос о том, каким должен быть наш, советский продавец. По этому поводу устраиваются диспуты, проводятся социологические опросы, распространяются разного рода анкеты. В ходе дискуссий высказываются, конечно, различные мнения. Одни говорят о деловой подготовке продавца. Дескать, если уж он стоит за прилавком электротоваров, то должен быть докой по части трехфазного тока и законов старика Ома, а не туманить покупателю мозги рассуждениями о селедках баночного посола. Другие нажимают на обращение продавца с покупателем. Дескать, должно оно быть мягким, предупредительным, сердечным. Будто это не обыденная встреча двух деловых людей (продавец — покупатель) в хозмаге, а рандеву у фонтана. Третьи мямлят что-то интеллигентское о высоких нравственных устоях и моральной чистоплотности. Как будто к любой нашей торговой точке не подведены горячая и холодная вода, где продавцы, товароведы, заведующие секциями и завмаги умывают руки.
Есть еще одна группа покупателей, правда не очень значительная, которая предъявляет большие претензии к внешнему облику продавца. Тут, конечно, мнения расходятся: одним нравятся блондины, другим, наоборот, брюнеты, некоторые питают слабость к длинноносым, а иные даже во сне бредят субъектами, у которых, собственно говоря, не нос, а, извините, пуговка. Одна молодая особа договорилась даже вот до чего:
— Продавец должен мне нравиться!
Откровеннее не скажешь, хотя неизвестно, в какие дебри может завести нас этакая, с позволения сказать, философия.
Между прочим, когда проводились опросы, диспуты и симпозиумы, фельетонистов почему-то не спросили. А ведь у них тоже есть свое мнение. Мне, например, очень нравятся работники прилавка конца XIX — начала XX века. Помните эти строки:
Ехал на ярмарку ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец…
Так вот, мне все время видится за прилавком былинный удалой молодец, ухарь конца прошлого и начала нынешнего столетий. Но не подумайте, что я за восстановление или, выражаясь научно, за реставрацию старорежимных порядков в торговле. Всех этих сладеньких ужимочек при встрече с покупателем-толстосумом: «Чего изволите-с, чего прикажете-с?..» Нет, чур меня, я не за это, и поймите меня правильно.
Скажите лучше, какое из самых демократических, то есть общедоступных, занятий является в то же время самым изнуряющим и мучительным? Правильно, угадали: конечно же ожидание. Но сверхмучительными, сверхизнуряющими оказываются минуты и часы ожидания, проведенные в расположении магазина, торгового зала универмага либо вблизи ларька или палатки.
Представьте себе, что накануне вы основательно побаловались селедкой уже упоминавшегося баночного посола. К тому же у вас пошаливает печень. И вы, проходя мимо магазина «Минеральные воды», всегда такого пустынного и неживого, вдруг видите толпу. Не иначе, выбросили «Ессентуки № 17». Так и есть! Вы вклиниваетесь в очередь и начинаете испытывать жажду. Сначала заметную. Потом жгучую. И, наконец, нестерпимую. А очередь почти не движется.