Я сказал, что мне ничего особенного не нужно, только было бы крохотное местечко под солнцем. Она коротко ответила: будет!
А потом стало происходить что-то странное. Она критически расценивала каждый мой шаг.
Вот мы направляемся в «Распредсолнце».
— Милый, почему ты так спешишь? Ведь мы идем не на пожар, не правда ли?
Я стараюсь идти медленнее.
— Голубчик, ну что ты тянешься, будто неживой? Очнись! Если двигаться по-черепашьи, то мы как раз попадем к шапочному разбору.
Из-за пререканий опоздали. На «Распредсолнце» — огромный висячий замок. И записка: «Уехала на базу за лимитами».
Но вот, кажется, мне подвернулась удача: я нашел подходящее местечко и стою не шелохнувшись, словно врос в землю. Но тут же слышу ее голос:
— Глупышка, не стой как истукан, а оглянись назад — ты отбрасываешь совершенно косую тень. Хочешь, чтобы и вся жизнь у нас пошла наперекосяк?
Нет, я не хочу. И покидаю облюбованное местечко. В другой раз место оказалось идеальным, тень короткой и ровной. Но все равно ей оно не понравилось.
— Птенчик, умоляю, спрячься под дерево. Иначе тебе напечет головку, она у тебя и без того слабая.
Повинуюсь и сую свою голову в пыльную, нагретую солнцем листву.
С годами становится хуже и хуже. Стоит мне мало-мальски сносно устроиться, как она приказывает:
— Уступи место этому симпатичному юноше. Я уверена, что он отзывчив!
Я покорно уступаю место парню, хотя мне до сих пор неясно, каким образом она определила степень отзывчивости его сердца.
Мне все труднее и труднее подлаживаться под ее команды. А они сыплются как горох из худой торбы.
— Поворачивайся быстрее!
— Не юли.
— Держись левой стороны.
— Я сказала тебе: иди направо!
— Не сутулься.
— Чего ты стоишь, будто аршин проглотил?
— Лезь в гору!
— Сейчас же спускайся вниз!
Она четко руководит моим общением с людьми.
— Поклонись Петровым.
— Не замечай их!
— Поласковей с Ивановым, он очень влиятелен.
— Не смей лизаться с этим проходимцем!
— Позвони Сидорову.
— Забудь номер его телефона!
Не знаю, как себя чувствуют марионетки после очередного спектакля, устают ли они? Но я себя чувствовал прескверно, тем паче, что моя женушка устраивала представление за представлением, постоянно обновляя репертуар и сокращая время антрактов. И я забастовал.
— Больше не хочу, — заявил я однажды.
— Чего не хочешь?
— Места.
— Какого места?
— Под солнцем.
— Ну и дурак, — откровенно рассердилась жена. — А у меня как раз наметился прекрасный вариант для тебя.
— Хватит, — отрезал я, — никаких вариантов. Сыт по горло.
Но, конечно, тут мне пришлось покривить душой. Один вариант у меня остался. Вот какой.
Едва наступает ночь и моя супруга погружается в глубокий сон, чтобы рано утром с новыми силами обкатывать и обтесывать меня, я покидаю дом. На улице ни души, царят тишина и покой. В темном ночном небе ярко сияет луна.
Теперь никто мне не мешает, никто не тычет острым локтем в бок, никто не заставляет дергаться и уподобляться бездушной кукле в театре марионеток. Я свободен, устраиваюсь как хочу и блаженствую.
Наконец-то я нашел то, чего искал всю жизнь. Ведь луна тоже небесное светило и тоже чудо из чудес. Можете мне позавидовать: я имею место под луною.
Хотя иногда мне бывает грустно оттого, что она только светит, но не греет…
А ЧТО МНЕ ОТЛОМИТСЯ?
Зря говорят, что время тех самых, выражаясь по-ученому, катаклизмов давно прошло. Неверно! Откройте любую газету, почитайте последний столбец, напечатанный мелкими буквами. Там только о том и пишут. Где-то в горах после хорошенькой встряски образовалось озеро, да с такой целебной водичкой, что нырни в него пенсионер, а выберется на берег молодец молодцом, хоть садись в «Чайку» с розовыми ленточками и правь прямиком во дворец бракосочетаний. В другом месте кусок материка отломился и превратился в остров. А на острове, конечно, бананы, кокосовые орехи величиной с астраханский арбуз, и внутри бодрящий напиток. Вроде жигулевского пива. Бывает, что подземная лава выталкивает наружу чистое золото. Да не в виде песка, а кусковое, наподобие сахара, только не белого, а желтого цвета. Обыкновенное золотишко, из которого у нас куют зубные коронки, а у них буржуи на биржах с жиру бесятся.
Нет, и в наши дни отламываются лакомые кусочки. Только не теряйся, вовремя кошель подставляй. Лично я всегда об этом помню, всегда наготове.
Заходит ко мне как-то знакомый зававтобазой и просит помочь. Крыша над ним закачалась, вот-вот рухнет. Помоги, мол, а то мне уже первое блюдо под названием баланда по ночам стало сниться. И просыпаюсь по утрам с неприятным привкусом во рту. А у тебя, говорит, дружки есть в ревизионном управлении. Ну, есть, не скрываю, кому какое дело? Если у кого над головой крыша трещит, то мне под нее соваться совсем не обязательно. И что мне от той шаткой кровли отломиться может? А он намекает, сулит… Ну, помог я, шепнул кому следует что полагается. И отломился мне… автомобильчик. Уютный такой, красивенький, «мерседес» называется. Он у моего знакомого завбазой числился на балансе несколько лет, пока не пришло время списать его как утиль. А утилек подходящий оказался, крепенький, бегает будто молодой конь.
Однако коню не только корм, ему и конюшня требуется. Тут и подвернулся кстати землемер один. Кто не знает, тому скажу, что люди землемерного ремесла не только на селе, но и в городе есть. На казенном языке инспектор по отводу земель называется. А понадобилось инспектору дядю прописать. Полезного, видать, дядю. У меня же к паспортному ведомству ходы есть. Ну и договорились. Устроил я дядину прописку, а мне бросовый кусочек земли отломился, где я не только гаражик, но и хозсарайчик возвел. Близехонько: одна трамвайная остановка от дома.
Скачу я на своем коньке по городу, но встречают меня горожане без должного почтения. В чем дело, думаю? Надоумил меня один работяга с «Сигнала». Так заводик зовется, где тот работяга проводит трудовые будни с понедельника по пятницу включительно.
Ну я и говорю ему:
— Если, мол, предоставлю тебе желаемый дефицит, сумеешь ли необыкновенный сигнал к моему стальному коню приспособить?
— Какой только ваша душа пожелает, — отвечает.
Ударили по рукам, и вскорости умелец начал мудрить вокруг моего «мерседеса». И вот езжу теперь и радуюсь. Нажму где-нибудь на перекрестке сигнал, и всех в великое смущение привожу. Гаишники, те честь отдают, светофорят изо всех сил, а прохожие никак в толк не возьмут: кто едет? То ли западногерманский фирмач, то ли дипломатический представитель арабского эмирата… Короче, даже те, кто к ОРУДу никакого отношения не имеют, шапки снимают и стоят рот разинув…
Почет, он, конечно, хорош, а выгода лучше. Потому-то я за почетом особенно и не гонюсь. А вот явится проситель-посетитель за нужной ему позарез справкой, так я устремлю взгляд поверх его головы и кумекаю: а что мне может отломиться? И если не почувствую ничего такого, то спокойно говорю:
— Зайдите-ка через недельку. Справки мы в конце месяца выдаем.
Не так давно несчастье стряслось: поселок строителей затопило. Разлилась речонка наша, хлынула в низину и захлестнула дома под вторые этажи. Бедствие.
Звонят мне после потопа из горкома профсоюза, субботник, говорят, в поселке организуется, прими, дескать, участие.
Принять участие, конечно, можно, а каков будет результат? Верблюд, когда возят зерно, тоже принимает участие, а ест одни колючки. Кому же хочется быть верблюдом? Возможно, вам? А у меня лично такого желания нет.
Однако принял я участие: десяток бульдозеров с одной нашей стройки в аварийный поселок перебросил. Авось, думаю, мне что-нибудь от тех строителей отломится. И отломилось… После субботника благодарный постройком прислал бригаду отделочниц. Такие замечательные девушки оказались! За три дня они мои хоромы гак отлакировали, теперь в них хоть художественный музей открывай.
Вот что значит умело воспользоваться подходящей ситуацией.
У меня для таких вот случаев, когда надобность какая появится, даже книжечка специальная заведена, вроде телефонной. Хитрая книжечка, в ней не всякий обэхээсник разберется. Под литерой «А», например, идут у меня абажуры, авиация, антиквариат, на «Б» — базы, бакалея, извините, бабы, под буквой «В» значатся вагоны, вазы, валюта. И так далее. А уж потом вписаны фамилии и телефоны.
Вот открываю я сейчас книжечку на букву, скажем, «М» и смотрю. Тут магнитофоны, магазины, ма… Подождите, фамилия здесь попалась очень знакомая. Кирпичникова М. Е. Так ведь я и сам Кирпичников. А М. Е. это кто? Мать честная, да это же моя мать — Матрена Егоровна! Как же она сюда затесалась? Жива, значит, старушенция, только вот не заглядывал я к ней тыщу лет. Да и какая корысть заглядывать? Пенсия 42 рэ, спитой чай, сушки по 36 коп. за кулечек, и разговоры про модные лекарства против радикулита. Нет уж, увольте, тыщу лет не звонил и сейчас не буду. Перебьется как-нибудь, поди привыкла без моих звонков. А вот в магазинчик один брякнуть надобно. Балычка что-то захотелось. Директору того магазинчика я как-то сынка из беды выручить помог. Пусть и он постарается.
Да… Так вот и живу я на свете: людям стараюсь помогать и про свой интерес не забываю. Только вот сейчас, признаться, чувствую себя как-то не так. Стою перед вами, рассказываю обо всем без утайки и в догадках теряюсь… А что мне за это отломится?
АЛЛЕРГИЯ
Если я вам скажу, что у нас на сборке народ подобрался исключительно разный, то никакого открытия не сделаю. Недаром наш оратор по вопросам промышленного дизайна Коля Шутиков любит повторять, что в мире нет двух абсолютно одинаковых утюгов. Ну, а о людях нечего и говорить: что ни человек, то свои, индивидуальные отклонения от технических нормативов. И все-таки даже на фоне этих отклонений Мотька Улыбов — настоящий уникум. Впрочем, судите сами.