К счастью, ни одному из них не суждено было осуществиться. Я говорю — к счастью, потому что, может быть, мы имели бы сносного адвоката или инженера, но лишились бы замечательного карикатуриста.
А произошло следующее: Борис Ефимович Ефимов стал художником.
Где-то я читал, что один кинолюбитель, когда у него родился сын, предпринял такой любопытный эксперимент. Он все время, с первого дня его жизни, снимал сына своим любительским киноаппаратом. Причем каждый день делался только один кадр. Когда сын достиг совершеннолетия, то наш экспериментатор пропустил полученную ленту через проектор. Получился удивительный фильм. На экране прошла жизнь человека от первых дней существования на этом свете до расцвета и возмужания.
Я просматриваю альбом сохранившихся чудом рисунков Бориса Ефимова, и передо мной возникает примерно такая картина. Вот первая карикатура, опубликованная киевской газетой «Большевик» в 1919 году. Над рисунком заголовок: «Единая, неделимая». На железнодорожной платформе изображены четыре фигуры: одна женская, три мужских. К каждой фигуре дана подпись — «Вендетта», «Шульгин», «Драгомиров», «Бредов», удирающие в Одессу. Чтобы не было сомнения, куда они удирают, художник написал на борту платформы: «В Одессу» — и для пущей выразительности добавил: «Скотный вагон». Такова была эта первая карикатура, предельно наивная по замыслу и исполнению.
Я листаю альбом, дальше и вижу другие карикатуры, напечатанные в 1922 году в «Правде», «Рабочей газете», «Известиях» и, наконец, в «Крокодиле». Чудесным образом преображается рисунок. Чувствуется, как рука художника приобретает уверенность, штрих становится более определенным, композиция простой и строгой. И из суммы всех этих, казалось бы, случайных находок и открытий вырастает неповторимый ефимовский рисунок, который нам сегодня так привычен и знаком.
Спрашиваю художника, сколько же он сделал рисунков за свою более чем семидесятилетнюю жизнь? Учтем, что рисовать он начал девятнадцатилетним юношей.
Борис Ефимович отвечает мне так:
— Я просто не помню такого дня в своей жизни, когда бы я не рисовал. А сколько накопилось всего нарисованного мной, подсчитайте сами.
И вот этот простейший арифметический подсчет, может быть, несколько приблизительный, — около 22 тысяч рисунков. Поразительный итог! Естественно, что плодотворность работы в искусстве измеряется не количеством созданных произведений, а их качеством. Но все-таки воздадим должное умелым рукам художника и его неиссякающей творческой фантазии — двадцать две тысячи сюжетов, тысячи художественных решений! Не каждый способен на это.
С чем сравнить карикатуру? По чисто формальному сходству я уподобил бы ее моментальной фотографии. Если фотограф, вооруженный современной камерой, тратит на то, чтобы запечатлеть объект, буквально мгновения, то и карикатуристу на процесс изображения отводится совсем немного времени. Ибо карикатура запечатлевает политический момент, явление, факт, которые существуют и актуальны сегодня, а завтра могут уже умереть.
Если автору этих строк можно было бы хоть на короткое время стать карикатуристом, то он вынужден был бы перефразировать известное изречение и воскликнуть:
— Остановись, мгновение! Ты безобразно!
Но в действительности этого, к сожалению, не бывает. Жизнь быстротечна, одно событие сменяет другое, политические катаклизмы, кризисы, взрывы и падения происходят иногда намного чаще, чем смена погоды. И карикатурист обязан успевать за всеми этими быстротекущими изменениями. Если живописец может потратить полгода, а то и год на эскизы, поиски натуры, композиции, колорита, то карикатуристу всего этого не дано. Он вынужден подчиняться жестокому закону: сегодня придумал, нарисовал, завтра — в газету.
И тут мы подходим к одному из замечательных качеств, свойственных художнику Борису Ефимову, — его умению немедленно отзываться на любое событие, происходящее в политическом мире, порой самое необыкновенное. Способность сконцентрировать свою мысль на факте, явлении, возникшим иногда совершенно неожиданно, — вот первое качество карикатуриста. Тугодум, человек, у которого, как у пресловутого верблюда, насморк наступает лишь через неделю после того, как он промочил ноги, на роль политического карикатуриста абсолютно не пригоден.
Но ведь если бы работа Ефимова ограничивалась только придумыванием и рисованием карикатур! Художник же, как говорят, «везет» на себе еще столько трудных, хлопотных обязанностей… Назовем среди них хотя бы крокодильские бдения.
Ефимов в «Крокодиле»… Об этом можно рассказывать много. За долгих шестьдесят лет своего существования журнал сменил множество резиденций. Но неизменной деталью (и важной) крокодильского пейзажа во все годы была и остается колоритная фигура Бориса Ефимовича. Он появляется как-то незаметно, присаживается к краешку стола, за которым заседает редколлегия или идет темное совещание, и как бы маскируется «на местности».
Но стоит только выставить на всеобщее обозрение унылый, вымученный рисунок или нелепую «дремучую» тему, как откуда-то из «толпы» раздается ехидно-вежливый вопрос:
— Что, уже можно смеяться?
Это, весело поблескивая стеклами очков, спрашивает Ефимов.
Требовательный к себе, он не переносит приблизительности, неряшливости и дилетантства у других. Иногда его суждения бывают категоричны и суровы:
— Этому молодому человеку неплохо было бы поучиться рисовать.
В отличие от многих других художников, Борис Ефимович проявляет живой интерес к литературным материалам журнала. И когда обсуждается какой-нибудь фельетон или рассказ, то художник высказывает удивительно меткие соображения. Он многое видел, многое знает.
Борис Ефимович Ефимов никогда не приходит в редакцию с пустыми руками. То он принесет свернутый в трубочку готовый рисунок, то эскиз будущей карикатуры, а иногда и просто тему.
Непримиримый враг бюрократизма, волокиты, канцелярщины, он часто приходит в журнал с готовыми фактами, чтобы «подбросить» их кому-нибудь из фельетонистов. А потом внимательно следит, как развивается дело и какие получаются последствия.
Условились мы с Борисом Ефимовичем не касаться сегодня редакционных тем, а вот невольно вспомнились крокодильские дела. Нет, оставим их в покое. Вернемся к главному.
Впрочем, обо всем мы, кажется, переговорили и уточнили вехи большого пути, пройденного художником. Но мне хотелось бы, чтобы читатели услышали его самого. Поэтому я предлагаю художнику небольшой вопросник.
1. Борис Ефимович, можете ли вы сказать, какие обстоятельства толкнули нас на не очень прямую и даже опасную стезю художника-карикатуриста?
— Кажется, есть такое изречение: обстоятельства повелевают. А обстоятельства были такие: желторотый выпускник киевского реального училища оказался в гуще бурных событий. Клокочут волны революции и разбиваются об устои подорванных, но еще не разрушенных крепостей реакции. Предо мною встал выбор: какое место занять на баррикадах? И, конечно, я выбрал ту сторону, где сражался народ. А оружием своим взял карикатуру.
2. Какова же она была, ваша первая карикатура? Не стыдитесь ли вы ее сегодня?
— Первую в своей жизни карикатуру я напечатал в газете «Большевик», издававшейся в 1919 году в Киеве. Она сохранилась в моем альбоме, и вы ее видели. Должен ли я ее стыдиться? По-моему, нет. Ведь именно о сатирических стихах и рисунках тех бурных лет сказал Маяковский:
Вы с уважением ощупываете их,
Как старое, но грозное оружие.
3. Кто был вашим учителем или учителями? И непосредственными, которые, может быть, водили вашей рукой, и духовными, находившимися, так сказать, в большем отдалении?
— Моими учителями были два художника — Виктор Николаевич Дени и Дмитрий Стахиевич Моор. Конечно, мне, начинающему молодому художнику, нельзя было и мечтать о непосредственном, близком знакомстве с этими мастерами политической сатиры. Знакомство ограничивалось тем, что я долгими ночами вглядывался и изучал каждый рисунок Дени и Моора в журналах и газетах, пытался понять их художественную манеру и на первых порах безбожно подражал им. А потом, позднее, мне выпало счастье встретиться с ними в Москве и работать бок о бок. Тут они были моими непосредственными наставниками. А смысл их наставлений был примерно такой: «Мальчик, ты уже научился водить пером по бумаге, теперь мы ждем, когда у тебя появится свой почерк».
4. Борис Ефимович, весь мир изобразительного искусства вам необычайно близок. Но все-таки назовите имена самых любимых вами художников.
— Валентин Серов, Константин Ротов, Николай Радлов. А из зарубежных художников больше всех люблю Веласкеса и англичанина Давида Лоу.
5. Интимный вопрос, на который вы можете и не отвечать: кто ваши друзья?
— Охотно отвечу. Мои друзья — Кукрыниксы. Поскольку вы знаете, что это три художника, к тому же успевшие обзавестись художниками-сыновьями, то никто, надеюсь, не может упрекнуть в том, что у меня мало друзей.
6. Мне кажется, что я вас достаточно утомил, и потому задаю последний вопрос: какими качествами должен обладать политический карикатурист? Чтобы ответ не был односложным, я предлагаю разделить его на три части. Итак, политический карикатурист должен быть:
— Во-первых, чутким политиком, улавливающим малейшие изменения в политической атмосфере. Во-вторых, он должен быть мастером, потому что политическая карикатура — это не голая, сухая схема, а произведение искусства. И, в-третьих, чему я придаю особое значение, карикатурист должен состоять в крепкой дружбе с редактором, который может подсказать ему не только тему, а, может быть, и ее художественное решение.
Мы расстаемся с художником, чтобы, может быть, вновь встретиться завтра на каком-нибудь редакционном совещании. Но назавтра он в «Крокодиле» не появился. А вечером, развернув «Известия», я увидел его очередную карикатуру.
Борис Ефимов остался верен себе: ни дня без рисунка…