— Она уже ждет его! — простонал Сэррей и выхватил свою шпагу, чтобы броситься на графа Монгомери, как только тот покажется у окна, и бороться с ним не на жизнь и на смерть.
Роберт ждал около четверти часа. В комнатах, где только что веселилась толпа гостей, было теперь темно и тихо. Вот захлопнулись ворота Лувра; по саду прошел патруль и скрылся.
Граф Монгомери, вероятно, тоже спрятался где-нибудь невдалеке и ждал, пока все стихнет.
Вот поднялась штора; свет в комнате погас, и у окна показалась фигура, но это была не Мария Сэйтон, а сам граф Монгомери. Он выглянул вниз, как бы измеряя высоту между окном и землей.
«Слишком поздно! — подумал Сэррей. — Мне остается только отомстить за ее позор, а не предупредить его».
В эту минуту его внимание было отвлечено светом, показавшимся в окнах верхнего этажа, как будто кто-то проходил по комнатам с фонарем в руках. Вот осветилась лестница, и Роберт узнал короля, который спускался по внутренней лестнице вниз.
«Генрих II, очевидно, ищет комнату Марии Сэйтон, и теперь встретится с графом Монгомери, если тот не успеет убежать, но скрыться граф может, только выскочив в окно. И ему не миновать моих рук!» — злорадно подумал Роберт, сжимая шпагу в руках.
Но что это? Окно тихонько закрылось, и граф, по-видимому, подошел к двери, навстречу королю. Холодный пот выступил на лбу Сэррея, он не понимал, почему граф не убегает, но чувствовал, что перед его глазами происходит какая-то странная загадочная драма.
«А что если граф серьезно любит Марию и она позвала его за тем, чтобы он защитил ее от насилия короля?» — предположил Роберт.
Свет показался в угловой комнате нижнего этажа, затем осветились третье и четвертое окна… Вдруг раздался крик.
Сэррей выскользнул из кустарника и приблизился к окну. И вдруг оно открылось.
— Видите ту маленькую калитку, позади боскета? — прошептал голос Марии Сэйтон. — Бегите все прямо, вы не можете ее миновать, а я уже открыла засов. Из калитки поверните сначала направо, а затем налево. Не забудьте этого! Да хранит вас Бог!
— Благодарю вас. Теперь скорее прочь отсюда! — шепотом ответил граф Монгомери, и его голос задрожал.
— Вы поклялись мне, что будете избегать убийства, помните о своей клятве! — тихо напомнила Мария.
— Только в том случае, если над ней не было совершено насилие, а она сама пошла на разврат. Но тогда от всей души проклинаю ее, — так же тихо прошептал Монгомери.
Голоса удалились от окна.
Роберт понял, что тут замешана тайна какого-то третьего лица и что он совершенно напрасно заподозрил и оскорбил Марию.
У него было большое желание послушать дальнейший разговор, но побоялся скомпрометировать Марию Сэйтон. Если бы патруль наткнулся на Сэррея, то Роберт мог объяснить свое присутствие лишь тем, что хотел помешать свиданию Марии Сэйтон и таким образом наложил бы пятно на репутацию девушки.
Сэррей осторожно прошмыгнул в кусты, затем прошел сад и нашел ту самую калитку, о которой говорила Мария. В нескольких шагах от калитки было перекрестие дорог.
«Куда же повернуть: направо или налево?» — вспоминал он, забыв какой путь указывала Мария.
Постояв несколько секунд на одном месте, Сэррей повернул налево и скоро очутился перед винтовой лестницей. Он спустился по ней вниз, держась за стены, совершенно мокрые от сырости. В темноте он нащупал вдруг железную решетку и содрогнулся от ужаса, услышав чей-то жалобный голос:
— Боже, вы уже пришли!
Роберт понял, что заблудился и попал в подземную тюрьму Лувра, о которой слышал раньше. Жалобный голос заключенного, ожидавшего тюремного надзирателя или даже, может быть, палача, не оставлял сомнения в этом.
В Бастилию заключали лишь государственных преступников и тех особ, которые, по желанию короля, должны были исчезнуть с лица земли; подземная же тюрьма Лувра предназначалась для тех, кто навлекал на себя гнев Дианы Пуатье и Екатерины Медичи. Эти лица считались малодостойными Бастилии, слишком незначительными для этого. В большинстве случаев заключенные в Лувре представляли собой бывших фаворитов Екатерины Медичи, которых королева сплавляла сюда для того, чтобы они не могли разболтать о милостях, которыми пользовались раньше. В эту же тюрьму сажали и молодых девушек, не желавших подчиниться любовным требованиям короля, а также и тех, которых хотели спрятать от мести разгневанных родственников.
Сэррей быстро взбежал вверх по лестнице и вышел опять на ту же дорожку, от которой начиналась лестница. Едва успел он остановиться, чтобы перевести дух, как услышал шаги, тихие голоса и шелест платья.
Роберт остановился у темной стены так, что его не могли видеть, но сам он мог рассмотреть, что происходило.
Впереди шел паж с факелом в руках, за ним следовала Екатерина Медичи, которую сопровождал неприятного вида старик с седой бородой, в длинной черной мантии, какую в то время носили ученые, астрологи, аптекари в отличие от придворных кавалеров; шествие замыкали два ключаря с голыми руками и длинными ножами за поясом.
Все это общество спустилось вниз, и Роберт почувствовал, что сейчас в подземелье произойдет убийство.
Он быстро направился к тому месту, где начинался перекресток и, едва добежав до него, услышал чьи-то шаги.
«Это — граф Монгомери!» — подумал Сэррей и медленно последовал за ним в некотором отдалении, чтобы не привлекать внимания.
Дойдя до первого поворота, Сэррей потерял из вида графа Монгомери. Глянув налево, он увидел перед собой какое-то слабое свечение. Подойдя ближе, понял, что это блестела вода Сены, освещенная бледным светом луны. Посередине реки скользила лодка. На пристани не было другого судна, и Роберт, не размышляя долго, бросился в воду. Хотя Сэррей был искусным пловцом, но тяжесть намокшей одежды и сапоги настолько стесняли его движения, что он вскоре начал выбиваться из сил. Сидевший в лодке поспешил к нему на помощь и втащил его в свое судно.
— Благодарите Бога, что стража сегодня праздновала свадьбу и, кажется, спит, — сказал граф Монгомери. — Впрочем, вы не похожи на убегающего узника, — прибавил он, вглядываясь в Роберта, — у вас даже имеется шпага при себе. Следовательно, вы возвращались после какого-нибудь ночного приключения?
— Во всяком случае не веселого, граф! — ответил Роберт.
— Вы знаете меня? — удивился Монгомери. — Да и ваше лицо мне кажется знакомым.
— Мы встречались с вами в Шотландии, — заметил Сэррей.
— Ах, это вы, сэр Говард?.. Вы остались в Лувре для того, чтобы поговорить с Марией Сэйтон? — тревожно спросил Монгомери. — Постойте, вы шли из дворца тем же потайным ходом, что и я. Значит, вы следили за мной?
— А если бы и так? — вызывающе ответил Роберт. — У меня возникло подозрение, и я решил узнать, ошибаюсь я или нет.
— Если вы все время следили за мной, то один из нас должен умереть! — решительно завил Монгомери.
— Я с этим не согласен, — ответил Сэррей, — напротив, мы должны сделаться друзьями, граф Монгомери, так как нас соединяет общая ненависть.
— О какой ненависти вы говорите? — спросил Монгомери.
Я испытал такое же чувство ненависти к вам, когда думал, что вы идете на любовное свидание к Марии Сэйтон, какое испытывали вы к королю, когда он пробирался к любимой вами девушке. Благодаря Богу, мои подозрения относительно вас не оправдались и мое чувство ненависти к вам перешло на того человека, который сегодня посягает на вашу невесту, а завтра может обратиться с гнусным предложением ко всякой другой порядочной девушке. Меня самого трясло при мысли о том, что вам пришлось испытать на деле.
— А что вы сделали бы, сэр Говард, если бы ваши подозрения оправдались? — спросил Монгомери.
— Я убил бы вас! — не задумываясь, ответил Роберт.
— А если бы виновным оказался не я, а король? — продолжал допрашивать Монгомери.
— Тогда я посмотрел бы, сумеет ли защитить Марию тот, кого она позвала на помощь, и если бы оказалось, что нет, то сам отомстил бы за нее даже королю.
Граф Монгомери протянул руку Роберту и воскликнул:
— В таком случае мы — друзья! Я ненавижу короля не за свою возлюбленную, а за собственное опозоренное имя. Он преследует с гнусной целью не мою невесту, а мою сестру. Когда Екатерина пригласила ее ко двору, у меня не было возможности противиться этому. Моя сестра так же, как и я, сирота, а потому находится под покровительством королевы. Вот сестра и последовала совету Екатерины и явилась ко двору; да и ее самолюбию льстило стать фрейлиной королевы. Я утешал себя тем, что имя моей сестры слишком известно, чтобы кто-нибудь осмелился забыться перед ней; кроме того, приглашение самой королевы должно бы было служить гарантией этому. Однако же тревога не покидала меня. Наконец один из моих друзей признался мне, что при дворе распространился слух о любви короля к Кларе, а Екатерина Медичи смотрит на это очень благосклонно, надеясь вырвать Генриха из цепей Дианы. Я обратился за объяснением к сестре. Она посмеялась над моей мнительностью. В следующий раз меня вообще не допустили к Кларе, объяснив ее нездоровьем. Сейчас она опять отсутствовала на вечере; это обстоятельство заставило меня утвердиться в том, что мою сестру умышленно прячут от меня, боясь, чтобы я как-то не повлиял на нее. Тогда я решил посвятить в мою тайну одну из придворных дам, которую я особенно уважаю за ее преданность Марии Стюарт и еще больше за ее безупречное поведение, о котором говорят при дворе, как о необычайной редкости. Мария Сэйтон нашла, что гораздо честнее открыть мне правду. Она сказала, что предупредить позор сестры я уже не могу, так как Клара сделалась любовницей короля! Я не мог, я не хотел верить в этот ужас. И готов был в присутствии всей французской знати, в присутствии всего двора призвать короля к ответу, бросить ему перчатку в лицо. Мария Сэйтон горько улыбнулась. В глазах этой милой девушки я увидел столько участия! Ее взгляд подействовал на меня и помог мне собраться с мыслями.