Логинов теперь вспоминал эту фразу и смеялся: полная психопатическая зависимость.
Он всё чаще и чаще думал об умершем брате-близнеце, и тем более мистически ему представлялись вспышки генной памяти Мосса, его ещё внутриутробное осознание присутствия живого существа рядом. Логинов нашёл в планшете давние записи сеансов с Моссом, подтекст потока сознания и свои комментарии к ним: «склонен к видениям, шизоидным фантазиям» – и с наслаждением стёр собственные ремарки. Никаких фантазий! Всё правда!
Марина тоже не беспокоила. Спасибо Кире, с момента, как она стала ей компаньонкой, не было ни одного тревожного эпизода. Логинов по привычке всё ещё ежедневно проверял сумочку и карманы жены, боясь обнаружить там незнакомый ему предмет. Он знал досконально все её личные мелочи и с замиранием сердца каждый раз, находя какую-нибудь незнакомую пуговицу или заколку, думал «о плохом», пока не вспоминал, что эта пуговица оторвалась от её брючного костюма, а заколка принадлежит коллекционной кукле, подаренной Марине на день рождения.
Но всё же Марина очень изменилась. Последнее время она стала слишком замкнутой, и Логинов с тоской вспоминал, как у них когда-то были традиционные семейные вечера, с ужином, чаепитием и непременным обсуждением прожитого дня. Теперь они разговаривали мало, и, по правде, Логинову очень хотелось с ней поделиться своим «открытием» и успехами Мосса, но, когда он заговорил об этом, Марина прервала его и так невинно, по-детски перевела разговор на какую-то ерунду, что Логинов почувствовал, как засосала под ложечкой едкая обида. Но на Марину обижаться нельзя – это же Марина, его Мышка, любимая, светлый лучик.
Ему не хватало прежней Марины – солнечной, смеющейся, той, в которую он когда-то влюбился. И он тешил себя иллюзией, что всё вернётся очень скоро. Вот убедится он окончательно в стабильности состояния Мосса, и они с Мариной отправятся куда-нибудь к тёплому морю, в Италию, на Амальфитанское побережье, например. Только бы у неё снова не было срыва!
Стоял самый разгар мая, дождливого и капризного, окно в домашнем кабинете Логинова было раскрыто настежь, и огромная гематомная туча, набухшая к вечеру до размеров цеппелина, полностью сожрала предзакатное солнце и чуть кровила снизу, под свисающим брюхом. Логинов смотрел на тучу и не мог избавиться от необъяснимого чувства нарастающей тревоги, сам себя ругая за это. Всё вроде хорошо, даже лучше, чем он ожидал. Мосс спокоен, уравновешен, с вдохновением работает, реакции адекватные, сердечный ритм и давление в норме. Лекарства Вера ему уже почти не даёт. Что может быть лучше?
Мысли немного путались, Логинов попытался снова всё разложить по полочкам, начертил на листе бумаги колонки, начал вписывать показательные симптомы, сравнивая их, и тут из утробы закрытого ноутбука раздалась курлыкающая трель скайпа. Он открыл крышку компьютера и уставился на экран. Станкевич! Он помедлил пару секунд и неохотно принял звонок.
– Здравствуйте, Феликс.
Голос серый, панихидный.
– Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич.
– Не рады мне?
– Отчего ж. Рад, – соврал Логинов.
– Как там погода у вас? Как Марина?
Логинова накрыла удушливая волна раздражения. Сдержаться было неимоверно сложно.
– Дмитрий Дмитриевич, простите за грубость – а давайте сразу к делу? Вы ведь не по поводу погоды звоните?
– К делу? – в голосе Станкевича загудел металл. – Это что такое???
Логинов взглянул на монитор. Станкевич, красный от злобы, тряс вырезанными из журнала страницами – теми самыми, со схемой организма бабочки на развороте, даже сквозь экранное мельтешение и смазанность картинки Логинов узнал её.
– Какие ещё, к дьяволу, человекообразные бабочки? Что за бредовая статья? Феликс, вы в своём уме???
Станкевич орал – долго и не стесняясь в выражениях. Логинов ухмыльнулся и выключил звук. Профессор на экране по-рыбьи открывал рот, колыхался похожий на малярную кисть седой чуб, вращались выпуклые белки глаз. На фоне доносившихся с кухни звуков телевизора это выглядело комично и жалко. Но журнал? Откуда он его раскопал? Логинов снова включил звук.
– Где вы взяли журнал?
Станкевич не ответил, лишь набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:
– Фейк в научном журнале! Фуфло! Вы не врач, вы шарлатан, самый настоящий шарлатан!
Сдать его могла только Кира. Логинов почувствовал, как похолодели ступни и свело икроножные мышцы.
– Да по вам и вашему Андерсену тюрьма плачет! – громыхал Станкевич. – Как вы посмели живого человека, вашего пациента!.. Как лабораторного лягушонка!..
Он заходился от гнева, переходя на кашель. Логинов обхватил голову руками.
– Но ведь это дало результаты! Послушайте, Дмитрий Дмитриевич, Мосс почти здоров. Он полностью социально адаптирован, спокоен, я и не ожидал такого успеха. Я поставил эксперимент и выиграл. Если бы вы только видели Мосса…
– Мне жаль вас, доктор Логинов, – перебил Станкевич. – Но вы перешагнули через самую последнюю черту.
– И что? Что вы сделаете? – заорал в ответ Логинов. – Позвоните в Росздравнадзор? В прокуратуру? Растрезвоните жёлтым журналистам? Валяйте!
– Мне жаль вас, доктор Логинов, – снова проговорил Станкевич и нажал на отбой.
Логинов с силой захлопнул крышку и швырнул ноутбук на пол. К чёрту всё! Он учёный, настоящий учёный, и готов за своё открытие биться до конца, пусть бы его даже отправили за ересь на костёр, казнили на электрическом стуле!.. И секунду спустя Логинов наяву ощутил, как стискивают его запястья и лодыжки грубые кожаные ремешки, как на выбритую голову кладут смоченную губку и одевают шлем с электродами, как гулко в пустом помещении звучит эхо от удаляющихся шагов – это палач идёт к рубильнику, тянет рычаг на себя…
И тысячи штырей вонзаются в кожу, в паху и горле становится невыносимо жарко, и воняет горелым мясом. Но ты уже не чувствуешь ничего. Твои глаза лопаются мириадами бабочек, улетающих в чернильную темноту.
Логинов вбежал на кухню. Марина отрешённо смотрела в окно – на ту же самую тучу-дирижабль, теперь растёкшуюся на весь горизонт. Кира сидела рядом в той же позе.
– Что случилось, милый? – повернула к нему голову Марина. – Мы слышали, у тебя что-то упало.
Логинов не ответил, молча схватил Киру за локоть и увлёк за собой в коридор. Та безропотно выпорхнула за ним.
– Кира, зачем вы это сделали? Я же просил уничтожить тираж! Почему у Станкевича оказался журнал?
– Ах, это… – Кира спокойно высвободила локоть. – А вы мне не говорили, что это тайна за семью печатями.
Она смотрела на него чайными глазами, такими невинными и чистыми, что ему захотелось её ударить.
– Кира… Я же… Я же доверял вам!
Она отошла на шаг и сняла свой жакетик с вешалки.
– Мне пора. Солнце уже почти село.
– Кира!
– Вы неправильно всё понимаете, Феликс Георгиевич. Это не предательство. Это помощь. Самая настоящая. Вспомните, сколько раз Дмитрий Дмитриевич вас выручал. Есть вещи, которые лучше видятся со стороны. Тем более таким психиатром, как он. И вы забыли, когда профессор приезжал в Калининград, вы пообещали ему держать его в курсе всего, что касается Мосса.
– Но вы, вы-то зачем вмешались?!
– А как же, – невозмутимо ответила Кира. – Только ради вас. Только для вашего блага.
Если бы она ответила что-то вроде «хотела похвастаться, какой вы умный, нашли новый метод, это целое научное открытие», состроила бы невинную мордочку, он бы простил. В какой-то недавний момент ему даже хотелось, чтобы кто-нибудь сообщил Станкевичу об ошеломляющих результатах лечения Мосса, сам же он планировал поговорить с профессором уже тогда, когда будет готова научная статья и состояние пациента окажется стабильным в течение хотя бы полугода – это минимальный период «кредита доверия». Но Кира сдала его Станкевичу не из-за гордости за него. А просто потому, что посчитала – без помощи более опытного врача ситуацию не разрулить.
Логинов смотрел на неё и не понимал – что это, девичья месть за тот свинский эпизод или она действительно считает, что его эксперимент равен преступлению?
Кира юркнула в кухню, попрощалась с Мариной и поспешила на свой автобус.
Логинов прижался лбом к дверному косяку. С Кирой надо было расставаться, причём немедленно. Но как найти ей замену – и в доме, и в офисе? Как?
Он почувствовал прохладную ладонь на спине и, вздрогнув, обернулся. Сзади стояла Марина, смотрела на него насторожённо.
– У тебя проблемы с Кирой, Феликс?
– Ерунда, не бери в голову…
Он взял её за обе руки.
– Мышка, мы уедем, очень скоро. Летом. В Италию, хочешь?
– Нет, – равнодушно ответила Марина.
– Мы уедем, – не слушая её, продолжал Логинов. – Мы будем вместе, я сниму небольшую уютную виллу с чудесным видом, помнишь, как мы мечтали? Считай, что я, как твой доктор, срочно прописываю тебе море, солнце и долгие прогулки с мужем.
– Только Кира поедет с нами, – стылым голосом произнесла Марина и пошла к лестнице.
– Господи! Зачем нам Кира?
Марина вильнула спиною, вполоборота посмотрела на него:
– Я сказала, Кира поедет с нами. Иначе я не сдвинусь с места.
– Вы меня обманули.
Вера сидела на стуле, держа спину прямо и сложив руки в замок. От напряжения костяшки пальцев побелели и проступили голубые червяки жилок на покрасневшей коже – выпуклые, узловатые, как у старухи. Она смотрела в пол, не решаясь поднять на Логинова глаза. Острый подбородок вздрагивал от притопленного беззвучного плача.
– Вы говорили, что вылечите его.
– Верочка, если помните, я говорил не «вылечу», а «помогу». Это разные вещи.
Логинов дотронулся до Вериного плеча, и она дёрнулась, как от раскалённого прута.
– Вы сами запутались во лжи! Сначала вы обещали избавить его от боязни бабочки, и я согласилась помочь вам. Но стало только хуже. Потом вы заставили поддакивать ему. Готовить то, чем, как он считает, должна питаться