мой последний час, я сольюсь с ним!
- Не перенапрягайся, - посоветовал Анатолий. - Не то оно произойдёт скорее, чем ты приведёшь нас к нему.
Слова Анатолия заставили старика очнуться. Мало того, они заставили очнуться и Аркс-саха.
- Вот это любовь! - благоговейно прошептал он.
- Это не любовь, - поморщился Анатолий. - Это экзальтация.
Они поднялись ещё на один этаж и остановились у неприметной маленькой дверцы, скрывающейся за тяжёлой портьерой.
- Вот за этой дверью, - торжественно проговорил старик, - находятся покои Императора!
- Так просто? - удивился Анатолий. - Тогда любой может войти сюда, с галереи!
- Никто не сможет войти сюда, если не будет на то желания Императора! - провозгласил старик. - Он сам решает, кого видеть, а кого - нет. И я боюсь, что ваши слова разгневают его! И тогда дверь не откроется. И это станет достойным наказанием для вас!
"Да старикан-то, выходит, актёр, - разочарованно подумал Анатолий. - Привёл к запертой двери, разыграл целую роль, а после толкнёт дверь - и заявит, что Император разгневался. А может, он и есть Император? Потому и издевается? А сейчас откроет дверь, сядет на трон - и продолжит издевательство по-иному".
Но старик отошёл в сторону, молча предложив Анатолию открыть дверь самостоятельно. Тот потянул за ручку... и дверь начала открываться. И из неё заструился яркий свет.
- О, смотрите, - шутливо произнёс Анатолий, оборачиваясь к старику. - Дверь открывается! Император не разгневался!
Шутить-то он шутил, но в глубине души не был полностью уверен в том, что сейчас произойдёт разоблачение в стиле только что представленного им самим. Более того: и не хотел его! Ещё и потому, что сам нуждался в сильном, а лучше - всесильном Императоре. Иначе всё приходилось начинать сначала: искать медные поножи, строить передатчик, посылать сигнал СОС...
Анатолий ожидал увидеть всё, что угодно: мало ли что могли прикрывать маленькие дверцы? Например, чёрный ход в парадные покои дворца. Или потайной спуск наружу. Или прозаический кухонный лифт.
Поэтому когда глаза немного привыкли к яркому свету - после полусумрака переходных галерей - и он заметил за спиной вышедшего вперёд деда-дворецкого низкий край облицованного керамической плиткой бассейна, то не особенно удивился. Подумалось: личная купальня Императора. А в бассейне - он сам. И, возможно, неглиже. Мало ли какие привычки бывают у великих людей...
Но когда подошёл к бассейну, то понял, что шутки кончились.
В глаза Анатолию ударило внеземное сияние.
Свет струился из самого бассейна.
Лишь узкая полоска пешеходной галереи отделяла бассейн от высоких керамических стен - в непосредственно близости, слева и справа. Что находилось дальше, рассмотреть не получалось: не было возможности.
Старик опустился на колени и так подошёл к краю. На коленях.
И Анатолию захотелось незамедлительно проделать то же самое.
Потому что в бассейне находился Император...
Но не в виде человеческой сущности. И вообще ничего человеческого не осталось в его облике - как не существовало и самого облика. И это несмотря на то, что Император полностью состоял из той субстанции, которая является в человеке определяющей. В чём, собственно, и содержится человеческая личность. То самое, драгоценнее которого нет ничего во Вселенной - человеческое сознание.
Больше всего увиденное Анатолием походило на Солярис. Но не в материальном воплощении. Хотя видимость совпадала в точности: высокие волны ходили внутри обширнейшего бассейна, дальние края которого - да и боковые - терялись в туманном сиянии. Нигде не перехлёстывая, не набрасываясь на стенки, не дробясь в мелкие брызги. Ходили медленно и неторопливо.
На поверхности волн порой возникали воронки, глубокие водовороты. Иногда волны вырастали точными слепками с экрана осциллографа, образовывали катящиеся поверху замкнутые фигуры, не имеющие ни точной формы, ни правильного очертания. Тонкая плёнка прорастала изнутри острыми пиками, сталагмитами, по ней расходились кольца и струились самостоятельные течения, нисколько не мешая друг другу.
Бассейн лежал... нет, простирался, велик и величественен - на многие-многие километры... сотни, тысячи километров Он был огромен, он уходил намного дальше, чем за горизонт... и Анатолий понял, что обычная геометрия и топология здесь не работают. Само пространство имело гораздо больше измерений, нежели привычные три. И лишь едва ощутимая граница кромки бассейна - с этой стороны - отделяла стоящих у края человеческих существ от нечеловеческой силы и мощи. Да и это было сделано, наверное, лишь для того, чтобы хоть как-то соединить привычное - с непривычным, возможное - с невероятным, известное - с неописуемым, реальное - с ирреальным.
Каждое движение в бассейне сопровождалось переливами света, создавая фантастические картины, перемещающееся в пространстве. А они, в свою очередь, вызвали всё новые и новые изменения в бесконечном движении...
"Вечное сияние чистого разума"... - вновь подумалось Анатолию.
Вот он, перед ним - Всепланетный Мозг, Мировой Разум, Коллективное Сознание, Разум Планеты, Ноосфера... Или как его можно назвать, чтобы и правильно и не обидно?
Пусть не всей планеты, а лишь малой части. Хотя... кто знает? Вернадский писал о ноосфере Земли, образующейся от слияния сознаний всех людей, когда-либо проживавших на ней. Но где конкретно находится эта ноосфера, в чём она воплощается, не знал. Может, в радиационных поясах Земли, спасающих жизнь от губительных комических лучей? А также от излишней опеки Солнца, когда оно чересчур увлекается и начинает "излучать лишку".
- Так вот ты какой, Император!.. - пробормотал он.
- Я недавно стал таким, - послышался беззвучный голос. - А до того момента зрелище оставалось... не очень лицеприятным.
Да, наверное, пока это был Разум не всей планеты. Но и на Земле ноосфера не стала всеобщим всеобъемлющим правителем. И станет ли? А может ли стать?
Анатолий не хотел, да и не мог называть здешний Мировой Разум Императором. Какой это Император? Без символов власти, без блестящей позолоченной мишуры, без подобострастной свиты. Просто Разум, вместилище чистого Знания. Он был всемогущим и всезнающим - потому что вобрал в себя знания всех людей, когда-либо живших на планете. От последнего нищего до блистательного царедворца. Ну, может, кроме ныне живущих, которые вознамерились превзойти Его и самостоятельно превратиться в бессмертных. Но вот избрали они для этого не вполне достойные средства...
А этот Разум был чист. Но, освободившись от тела - или от множества тел, что вернее - он избавился от всех забот и волнений, присущих телу, позабыл о них. Зачем всемогущему думать о бессильных? Тем более что он знал, что, рано или поздно, а все они присоединятся к нему. Для него время значения не имело: минута, год или человеческая жизнь - в сравнении с бесконечностью равны мгновению.
Он позабыл о терзающих тело голоде и болезнях, тревоге за судьбу близких. Одновременно лишившись и радости - радости тёплого ветерка, сделанной работы, первых весенних запахов, улыбки ребёнка, поцелуя...
Он позабыл, что такое хорошо и что такое плохо. Многие поколения Советников рассказывали ему о происходящем в стране - но рассказывали по-своему. То есть так, как привыкли рассказывать когда-то, может быть, живому Императору: приукрашивая действительность, постоянно восхваляя и превознося его, Императора, заслуги. Это занимало большую часть времени общения с ним. А под конец просили что-нибудь сделать - кто-то для страны, а кто-то и для себя лично.
Император всё выслушивал, взвешивал - и решал. Такая деятельность превратила Разум, по сути, в решающее устройство. Перед ним ставили задачу - и он её выполнял.
Для себя он не требовал ничего: ему ничего не требовалось. Он вышел за пределы заботы о себе и мог поддерживать своё существование вечно. Заботился, возможно, лишь об одном: о самосохранении. Но и оно не осталось чувством, а стало пониманием: пониманием того, что без сильного, большого Разума ни одна планета существовать не сможет. А вместе с гибелью планеты погибнут и населяющие её существа. Таким образом, заботясь о самосохранении, Разум заботился о сохранении, в первую очередь, всеобщей жизни. И ему не было дела до отдельных её представителей - пока существовала жизнь в целом. Или хотя бы малая её капля.
- Вы видите? - прошептал старик-дворецкий. - Это - правда! Всё, что я говорил об Императоре - правда! Раньше так и было: к Императору приходили те люди, которые чувствовали, что срок их жизни истекает. И сливались с ним! А я всю жизнь мечтал совершить это! И теперь смогу сделать...
И, не успел Анатолий опомниться - не смог прийти в себя, будучи сражённым невиданным зрелищем, - как старик встал на край бассейна, снял шляпу и склонился в глубочайшем поклоне...
Светящаяся струйка сбежала вниз и канула в общую массу. Свечение сразу стало чуть-чуть сильнее, и Анатолию почудилось, будто тихий хрустальный звон раздался в воздухе. И музыка донеслась откуда-то издалека - лёгкая, печальная... и радостная одновременно. Она шла из глубины сверхсознания, которое люди называли Императором.
Анатолий бросился к старику, чтобы удержать бездыханное тело и не дать свалится в бассейн. Но когда подхватил под руки, понял, что в подобном поступке нет необходимости: незримый барьер, отделяющий бассейн от галереи, восстановился.
Анатолий уложил бездыханное тело у кромки бассейна, и вновь молча замер, озирая катящиеся волны Коллективного Сознания, Мирового Разума. И понял причину творящихся злодеяний в мире.
Мировой Разум не мог давать нравственной оценки событиям. Он мог лишь творить - и добро и зло являлись для него безразличными понятиями. Он слушал того, кто находился поблизости, кто считался Советником. И не понимал, что корыстные люди решают все проблемы исключительно через призму собственного благополучия.
Но вот появился рядом человек незаинтересованный, не принадлежащий этому миру, но способный дать гуманистическую, то есть человеческую оценку совершавшихся до сего момента злых деяний. И захотел их исправить...