— Зачем же тогда вы принимали новые? — осмелился я спросить.
— У нас такой обычай — иметь как можно больше законов и чаще менять их. В этом мы опередили весь мир. Только за последние десять лет было пятнадцать конституций{65}, из которых каждая по три раза отменялась и вновь вводилась, так что и нам, и гражданам трудно разобраться и упомнить, какие законы действуют, а какие отменены… Этим, сударь, я думаю, и обеспечивается совершенный порядок и культура страны! — заключил министр.
— Вы правы, господин министр, иностранцы должны завидовать вам в столь мудром государственном устройстве.
Вскоре, попрощавшись с господином министром, я вышел на улицу.
На улице меня поразило невообразимое множество людей, группами направляющихся со всех сторон к большому зданию. Каждая группа шла со своим знаменем, на котором было написано название того или иного округа, а под ним слова: «Всем жертвуем для Страдии!», или: «Страдия нам дороже свиней!»
Улица приобрела особо праздничный вид, на домах были вывешены белые знамена с народным гербом посередине, закрыты все лавки и прекращено всякое движение.
— Что это? — с любопытством спросил я господина на улице.
— Праздник. Разве вы не знали?
— Нет.
— Да ведь об этом вот уже три дня пишут в газетах. У нашего великого государственного деятеля и дипломата, имеющего много больших и серьезных заслуг перед родиной и оказывающего решающее влияние на внешнюю и внутреннюю политику нашей страны, был сильный насморк, который божьей милостью и усердием врачей прошел, так что теперь ничто не будет мешать ему все свое внимание и заботу отдавать на благо измученного отечества и вести его к лучшему будущему.
Перед домом государственного деятеля собралось столько мужчин, женщин и детей, что яблоку негде было упасть. Мужчины сняли шапки: у одного в каждой группе торчала из кармана патриотическая речь.
На балконе дома появился убеленный сединами государственный деятель, и громогласное «ура!» всколыхнуло воздух и разнеслось по всему городу. В окнах соседних домов зазвенели стекла, и в них высунулось множество голов. Заборы, крыши — все вокруг было заполнено любознательным народом, даже из каждого чердачного окна торчало по две-три головы.
Возгласы сменились мертвой тишиной, и из толпы раздался трепетный, пронзительно-тонкий голос:
— Мудрый правитель!..
— Ура! Ура! Ура! — прервали оратора громкие и бурные возгласы; как только патриотическое волнение граждан стихло, оратор продолжал:
— Жители моего края проливают горячие слезы радости и коленопреклоненно возносят хвалу всемилостивейшему богу, который спас наш народ от великой беды и даровал тебе, дорогой правитель, выздоровление, чтобы ты долго жил на радость стране и счастье народа! — Оратор закончил, и из тысячи глоток вырвалось:
— Ура!
Мудрый государственный деятель поблагодарил оратора за искреннее поздравление и заверил, что он и впредь все свои мысли и чувства отдаст повышению культуры и благосостояния дорогой родины.
Разумеется, его речь вновь покрыло многократное «ура!».
Вслед за этим один за другим выступили с десяток ораторов из разных краев страны, и на каждую речь маститый государственный деятель отвечал патриотическим и содержательным выступлением. Конечно, все речи сопровождались восторженным «ура!».
Церемония длилась очень долго, а потом заиграла музыка, и по всем улицам стал прогуливаться народ, что придало празднику еще больше торжественности.
Вечером засверкала иллюминация, патриотически настроенные массы несли горящие факелы, на улицах счастливого города вновь гремела музыка; высоко в воздухе разрывались ракеты, выписывая имя великого государственного деятеля, как бы сплетенное из звездочек.
А когда наступила глубокая тихая ночь, патриоты прекрасной Страдии, утомленные выполнением высокого гражданского долга, сладко заснули, видя во сне счастливое и великое будущее любимой родины.
Разбитый удивительными впечатлениями, я не мог заснуть целую ночь и только на рассвете, одетый, задремал, склонившись головой на стол; и вдруг услышал страшный, злобно хохочущий демонический голос: «Это твоя родина!.. Ха-ха-ха!..»
Я вскочил, дрожа от страшного предчувствия, а в ушах раздавался издевательский хохот: «Ха-ха-ха!»
На следующий день о празднике писали все газеты страны, и особенно подробно правительственная; в ней были также помещены телеграммы за многочисленными подписями из всех краев Страдии, в которых граждане выражали сожаление, что не смогли лично выразить свою радость по случаю благополучного выздоровления великого государственного деятеля.
Главный врач, лечивший государственного деятеля, сразу стал знаменитостью. Во всех газетах можно было прочесть, что сознательные граждане из такого-то города, округа или края, отдавая должное врачу Мирону (так его звали), приобретают для него такой-то ценный подарок.
В одной газете писали:
«Как стало известно, город Крадия по примеру других городов готовит ценный подарок врачу Мирону. Это будет небольшой серебряный канделябр в виде статуи Эскулапа, держащего в руках серебряную же чашу, вокруг которой сплетаются две позолоченные змеи, с бриллиантами вместо глаз и со свечами во рту. На груди Эскулапа будет золотыми буквами написано: «Граждане города Крадии врачу Мирону в знак вечной благодарности за заслуги перед родиной!»
Газеты были забиты подобными сообщениями. По всей стране готовились для врача дорогие подарки, а в телеграммах выражалась благодарность этому счастливцу. Один город так воодушевился, что начал даже строить величественный дворец, в стену которого будет вделана большая мраморная плита с выражением народной благодарности.
И, само собой разумеется, сразу же была создана и размножена картина, на которой изображался великий государственный деятель, с благодарностью пожимающий руку врачу. Под ней текст:
«— Благодарю тебя, преданный Мирон, ты спас меня от болезни, мешавшей мне отдать всего себя на благо любимой родины!
— Я только выполнил свой святой долг перед отчизной!»
Над их головами порхает голубь, держа в клюве ленточку с надписью: «Милостивый творец отводит от возлюбленной Страдии всякое зло».
Повыше голубя крупный заголовок: «В память о дне выздоровления великого государственного деятеля Симона». (Так, кажется, его звали, если мне не изменяет память.)
По улицам и гостиницам детвора разносила эти картины, оглушительно крича:
— Новая картина! Государственный деятель Симон и врач Мирон!..
Прочитав несколько газет (почти в каждой из них публиковалась подробная биография знаменитого врача-патриота), я решил пойти к министру сельского хозяйства.
Господин министр — пожилой, маленький, тщедушный, седеющий человечек в очках — встретил меня любезнее, чем я мог ожидать. Он предложил мне сесть поближе к его столу, а сам занял свое обычное место за столом, заваленным старинными книгами с пожелтевшими страницами и потрепанными обложками, и сказал:
— Спешу похвастаться. Вы и представить себе не можете, как я доволен. Вообразите только, какое я сделал открытие!
— Новый способ усовершенствования сельского хозяйства?
— Э, нет! Какое там сельское хозяйство! Хозяйство усовершенствовано хорошими законами. Об этом и думать больше нечего.
Я умолк, не зная, что сказать, а он с добродушной, блаженной улыбкой спросил меня, показывая на старую книжищу:
— Как вы думаете, что это за произведение?
Я притворился, будто что-то припоминаю, а он вновь блаженно заулыбался.
— «Илиада» Гомера!.. Но очень, очень… редкое издание!.. — проговорил он, смакуя каждое слово и с любопытством следя за выражением моего лица.
И я действительно поразился, правда совсем по другой причине; однако сделал вид, что меня удивила именно редкость этой книги.
— Замечательно!
— Ну, а если я добавлю, что это уникальное издание!
— Да, это великолепно! — восторженно воскликнул я и принялся рассматривать книгу, притворяясь, что глубоко тронут и заинтересован этой редкостью.
Разными вопросами мне насилу удалось отвлечь его от Гомера, о котором я никогда не слышал ни слова.
— Осмелюсь спросить, господин министр, о каких законах усовершенствования сельского хозяйства вы упоминали?
— Это, можно сказать, классические законы. Поверьте, ни одна страна не тратит столько средств на подъем сельского хозяйства, сколько наша.
— Так и должно быть, — сказал я, — это важнейшая основа развития любой страны.
— Именно поэтому я добивался, чтобы были созданы наилучшие законы и на подъем сельского хозяйства, и индустрии выделялся как можно больший бюджет.
— Каков же этот бюджет, разрешите узнать?
— В прошлом году, при другом составе министерства, бюджет был меньше, но благодаря моим заботам и трудам он доведен сейчас до пяти миллионов.
— Достаточно для вашей страны?
— Да, вполне… К тому же, видите ли, в закон внесен и такой пункт: «Зерновые и вообще все посевы должны хорошо вызревать и в возможно большем количестве».
— Прекрасный закон.
Министр самодовольно улыбнулся и продолжал:
— Я распределил чиновников своего министерства таким образом, чтобы в каждом селе было сельскохозяйственное управление из пяти чиновников во главе с управляющим; в каждом уездном центре — управляющий с большим числом чиновников, а над ними — управляющий округа. Таковых у нас двадцать — по количеству округов в стране. Окружной управляющий со своими чиновниками осуществляет всесторонний контроль: следит за тем, как остальные чиновники выполняют свои обязанности, и влияет на ведение хозяйства во всем округе. Через него министерство (в нем двадцать отделений, каждое из которых, возглавляемое шефом, представлено изрядным числом чиновников) осуществляет связь со всем округом. Шефы отделений министерства состоят в переписке с окружными управляющими и через личных секретарей ставят обо всем в известность министра.