— Колоссальный аппарат! — вставил я.
— Очень большой. По количеству зарегистрированных документов наше министерство стоит на первом месте. Чиновникам некогда головы поднять от бумаг.
Немного помолчав, министр продолжал:
— Моими стараниями в каждом селе организована хорошая читальня, где есть полезные книги по лесоводству, полеводству, скотоводству, пчеловодству и другим отраслям сельского хозяйства.
— Крестьяне, конечно, читают охотно?
— Это такая же повинность, как и воинская. Каждый трудоспособный крестьянин должен провести в читальне за чтением книг два часа до полудня и два часа после полудня (если он неграмотен, ему читают); кроме того, чиновники читают лекции о современных рациональных способах обработки земли.
— Так когда же они работают в поле?
— Э, видите ли, так кажется только сначала. Это новый способ, и с первого взгляда он может показаться замедленным и даже непригодным. Благотворное влияние этой крупной реформы выявится впоследствии. По моему глубокому убеждению, самое главное — внедрить теорию, а тогда все пойдет само собой, время, потраченное на изучение теории, окупится с лихвой. Необходимо, сударь мой, иметь прочную основу, крепкий фундамент, а тогда уже строить здание! — закончил министр и вытер со лба выступивший от возбуждения пот.
— Полностью одобряю ваши гениальные взгляды на способы развития сельского хозяйства! — горячо сказал я.
— Исходя из этого, я и распределил пять миллионов динаров: два миллиона на чиновников, миллион — на гонорар авторам сельскохозяйственных учебников, миллион — на библиотеки и миллион — на командировки чиновников. Вот вам и все пять миллионов.
— Удивительно!.. И на библиотеки вы тратите много.
— Кроме того, недавно я отдал распоряжение добавить к сельскохозяйственным книгам еще и учебники по греческому и латинскому языкам, дабы, изучая после полевых работ классические языки, крестьяне могли облагораживаться. В любой читальне имеются Гомер, Тацит, Плутарх и многие другие прекрасные произведения классической литературы.
— Превосходно! — воскликнул я, разведя руками, и тут же встал, попрощался с господином министром и вышел, так как от его великих реформ, которые я никак не мог взять в толк, у меня просто голова вспухла.
Министр финансов, хотя и сказал, что очень занят, принял меня сразу же, как только я пришел.
— Вы явились весьма кстати, сударь, я хоть немного передохну. Работал так, что прямо в глазах потемнело! — сказал министр и посмотрел на меня усталым, помутившимся взглядом.
— Да, нелегко вам при таком размахе работы. Вы, несомненно, обдумывали важную финансовую проблему? — заметил я.
— Вас, я уверен, во всяком случае, заинтересует полемика, которую я веду с господином министром строительства по одному весьма важному вопросу. С утра я потратил на него целых три часа. Полагаю, что смогу защитить правое дело… Сейчас покажу вам статью, подготовленную мной к печати.
Мне не терпелось познакомиться со знаменитой статьей и одновременно узнать, из-за чего ведется столь важная и отчаянная борьба между министром финансов и министром строительства. Министр с достоинством взял рукопись, откашлялся и торжественно прочел заголовок:
— «Еще несколько слов к вопросу о том, где проходила в древние времена южная граница нашей страны».
— Да, но ведь это, кажется, историческая работа?
— Историческая, — отвечал министр, несколько удивленный моим неожиданным вопросом, и посмотрел на меня поверх очков тупым, усталым взглядом.
— Вы занимаетесь историей?
— Я?! — высокомерно переспросил министр. — Этой наукой я занимаюсь вот уже почти тридцать лет и, не хвалясь, скажу — с успехом, — внушительно произнес он, глядя на меня с укоризной.
— Я очень ценю историю и людей, целиком посвятивших себя этой действительно важной науке, — сказал я почтительно, стараясь загладить свою бестактность.
— Мало сказать — важная, сударь мой, самая важная! — восторженно объявил министр, окидывая меня значительным и испытующим взглядом.
— Совершенно с вами согласен!
— Вы только вообразите, — продолжал министр, — какой был бы причинен вред, если бы по вопросу о границе нашей страны утвердилось, скажем, мнение моего коллеги, министра строительства.
— Он тоже историк? — спросил я.
— Псевдоисторик! Своей деятельностью в этой области науки он приносит лишь вред. Достаточно познакомиться с его взглядами по вопросу о старой границе нашей страны, и вам сразу станет ясно его невежество и даже, если хотите, его непатриотичность.
— А что он доказывает, простите за любопытство? — вновь задал я вопрос.
— Ничего он не доказывает, сударь мой! Он утверждает, что южная граница якобы в старину проходила севернее города Крадии, а это настоящее преступление, ибо наши враги со спокойной совестью смогут предъявить права на земли выше Крадии. Вы представляете, какой вред он наносит нашей многострадальной родине? — воскликнул министр срывающимся от справедливого гнева и боли голосом.
— Неизмеримый вред! — подтвердил я, взволнованный катастрофой, могущей из-за невежества и тупоумия министра строительства обрушиться на страну.
— Я этот вопрос так не оставлю, сударь, не имею права оставить, как верный сын своей дорогой родины. Я вынесу его на обсуждение Народного собрания, пусть оно дает свое решение, обязательное для каждого гражданина нашего государства. В противном случае подам в отставку, ибо это уже второе серьезное столкновение с министром строительства.
— А разве скупщина выносит решения и по научным вопросам?
— Конечно! Скупщина по любому вопросу полномочна выносить решения, немедленно приобретающие силу закона. Вчера, например, один гражданин обратился а скупщину с просьбой считать день его рождения на пять лет раньше действительного.
— Да как же это можно? — невольно вырвалось у меня.
— Можно, а что тут такого? Он родился, допустим, в семьдесят четвертом году, а скупщина объявит, что он родился… в шестьдесят девятом году.
— Вот чудеса! А зачем ему это?
— Как зачем? Ведь только при этом условии он сможет выставить свою кандидатуру в депутаты на освободившееся место, а он наш человек и энергично будет помогать укреплению существующего политического режима.
Потрясенный, я не мог вымолвить ни слова. Заметив мое состояние, министр проговорил:
— Вас это, похоже, удивляет. Такие и подобные случаи у нас не редкость. Скупщина, например, уважила просьбу одной дамы и провозгласила ее на десять лет моложе{66}. Другая дама подала прошение{67} о том, чтобы Народное собрание авторитетно подтвердило, будто она, состоя в браке со своим мужем, родила двоих детей, которые должны явиться законными наследниками ее мужа, человека очень богатого. И, так как у нее были весьма влиятельные друзья, скупщина поддержала ее наивную и благородную просьбу и провозгласила ее матерью двоих детей.
— А где же дети?
— Какие дети?
— Да те самые, о которых вы говорите?
— Так ведь детей-то нет, понимаете, но благодаря решению скупщины считается, что дама имеет двоих детей, и ее ссоры с мужем тем самым прекратились.
— Что-то я не понимаю, — протянул я, рискуя быть невежливым.
— Как не понимаете?.. Все очень просто. У богатого торговца, мужа дамы, о которой идет речь, не было детей. Ясно?
— Ясно.
— Отлично, следите дальше: так как он очень богат, то хотел иметь детей, которые наследовали бы его большое состояние; это и явилось причиной разлада между ним и его женой. Тогда его жена, как я вам уже говорил, и обратилась в скупщину с просьбой, которую та нашла возможным удовлетворить.
— А богатый торговец доволен таким решением Народного собрания?
— Разумеется, доволен. Теперь он совершенно успокоился и очень любит свою жену.
Так и протекала наша беседа; мы толковали о всевозможных вещах, но господин министр ни единым словом не коснулся финансовых вопросов.
Под конец я осмелился учтивейше спросить:
— Господин министр, как обстоят у вас дела с финансами?
— Превосходно! — убежденно заявил он и тут же добавил: — Главное — хорошо составить бюджет, тогда все идет легко и просто.
— Каков же годовой бюджет вашей страны?
— Свыше восьмидесяти миллионов. И вот как он распределен: бывшим министрам на пенсии и в запасе — тридцать миллионов, на изготовление орденов — десять миллионов, на воспитание бережливости в народе — пять миллионов…
— Извините, что прерываю вас, господин министр… Объясните, что это за статья — пять миллионов на воспитание бережливости.
— Э, видите ли, сударь, самое главное в финансовом вопросе — это бесспорно экономия. Такой статьи нет ни в одной стране, но нас нужда научила — тяжелое финансовое положение государства вынуждает нас ежегодно жертвовать солидную сумму, чтобы хоть чем-то помочь народу. Во всяком случае, теперь дела улучшаются, недаром же авторам книг о введении экономии выдан целый миллион. Я и сам намерен написать на благо народа книгу: «Экономия у нашего народа в древние времена», а сын мой уже сейчас готовит труд: «Влияние экономии на культурный прогресс народа»; дочь моя, написавшая два рассказа, в которых народу популярно объясняется, как надо экономить, теперь пишет третий: «Расточительная Любица и бережливая Мица».
— Хороший рассказ, надо полагать?
— Прекрасный, в нем рассказывается, как любовь приводит Любицу к гибели, а всегда отличавшаяся бережливостью Мица выходит замуж за крупного богача. «Бережливость лучше богатства», — такой фразой заканчивается рассказ.
— Все это окажет самое благотворное влияние на народ! — возликовал я.
— Безусловно, — согласился господин министр, — большое и значительное влияние. С тех пор как введена экономия, моя дочь, например, сэкономила себе приданое в сто тысяч.
— Так у вас это самая важная статья в государственном бюджете, — заметил я.