— Вы думаете, сударь, что у армии нет более важного назначения? — спросил господин министр тихим, но полным укоризны голосом, печально и немного презрительно качая головой и окидывая меня с головы до ног уничтожающим взглядом. — Вы так думаете? — повторил он с болезненным вздохом.
— Но простите… — начал я; кто знает, что я хотел сказать; так как я и сам этого не знал, то министр прервал меня, задав мне вопрос значительным и убежденным тоном:
— А парады?
— Какие парады?
— Неужели и это не понятно? Такое важное для страны дело! — рассердился смиренный и набожный господин министр.
— Простите, я не знал…
— Не знали?! Чепуха! Я все время вам твержу, что нужны сенсации, праздники, парады. А как при этом обойтись без армии? По крайней мере, сейчас это ее основная задача. Пусть себе нападают вражеские отряды, это не так уже важно; главное, чтобы мы под звуки труб маршировали по улицам; ну, а если внешняя опасность для страны увеличится, то соответствующие меры должен будет принять министр иностранных дел, если, разумеется, он не окажется в это время занятым домашними делами. У него, бедного, много детей, но наше государство не оставляет без внимания заслуженных людей. Его сыновья, знаете ли, очень плохо учатся, и никакого иного выхода, как взять их на казенное содержание, не было. Это и справедливо. И о девочках государство позаботится; или сделает приданое за государственный счет, или предоставит молодому человеку, пожелавшему жениться на дочери министра, высокий пост, которого он при других обстоятельствах не получил бы.
— Как это замечательно, когда так ценятся заслуги!
— Мы единственные, в этом равных нам нет! Какой бы министр ни был, хороший ли, плохой, благодарное отечество всегда заботится о его семье. У меня, например, нет детей, так государство пошлет учиться живописи мою свояченицу.
— У вашей свояченицы есть талант?
— До сих пор она не рисовала; но, кто знает, может быть, ее ждет успех. С ней поедет и ее муж, которому также назначена стипендия. Он человек серьезный и трудолюбивый, и мы многого ждем от него.
— Они молоды?
— Да, молодые еще, крепкие; свояченице моей пошел пятьдесят четвертый год, а мужу ее шестьдесят.
— Он, разумеется, занимается наукой?
— О, еще как! Вообще-то он зеленщик, но романы читает охотно, а газеты, как говорится, просто проглатывает. Он читает все наши газеты, а фельетонов и романов разных прочел свыше двадцати. Его пошлют изучать геологию.
Господин министр замолчал и принялся глубокомысленно перебирать висящие у него на сабле четки.
— Вы, господин министр, упомянули о сенсациях, — сказал я, чтобы вернуть его к прежней теме, так как меня вовсе не интересовали ни его свояченица, ни ее муж.
— Да, да, вы правы, я увлекся второстепенными вещами. Вы правы. Мы подготовили крупную сенсацию, которая будет иметь большое политическое значение.
— Чрезвычайно важную, должно быть? И ничего нельзя узнать, прежде чем это произойдет? — полюбопытствовал я.
— Почему же, пожалуйста. Она уже объявлена народу, и он готовится к торжествам и с нетерпением ждет этого важного события.
— Видимо, оно принесет стране счастье?
— Редкостное счастье. Благодарный народ ликует и восхищается мудрой и патриотичной политикой правительства. В нашей стране только и говорят, что о предстоящем счастливом событии.
— Вами уже, конечно, все подготовлено, чтобы обеспечить наступление этого события?
— Мы еще не очень думали на этот счет, но не исключена возможность, что какой-нибудь счастливый случай и подвернется. Вы, наверное, знаете старую-престарую сказку о том, как правительство объявило недовольному народу, что скоро появится великий гений, настоящий мессия, который спасет страну от долгов, плохого управления и всяких зол и бед и поведет народ по лучшему пути к счастливому будущему. Народ, раздраженный и недовольный плохой властью и порядками, успокоился, и повсюду началось веселье… Разве вы никогда не слышали этой старой сказки?
— Нет, но она любопытна. Простите, а что же было дальше?
— Как я сказал, в стране наступило ликованье. Общенародное собрание решило приобрести на богатые пожертвования большие поместья, построить многочисленные дворцы, на которых написать: «От народа великому Гению и Избавителю!» За короткое время все сделали, все подготовили, оставалось только ждать мессию. Больше того, открытым голосованием народ выбрал и имя своему избавителю.
Господин министр остановился и вновь принялся неторопливо перебирать четки.
— И мессия явился?
— Нет.
— Совсем?
— По-видимому, — равнодушно сказал министр, как-то сразу охладев к этой сказке.
— Почему?
— А кто его знает!
— И ничего важного так и не случилось?
— Ничего.
— Странно!
— Вместо мессии в тот год выпал крупный град и погубил все посевы! — смиренно произнес министр, рассматривая свои янтарные четки.
— А что же народ?
— Какой?
— Да тот, о котором рассказывается в этой увлекательной сказке?
— Ничего!
— Совсем ничего?
— А что?.. Народ как народ!
— Это поразительно!
— Ха, если хотите знать правду, то народ все-таки имел от этого пользу.
— Пользу?
— Ну да!
— Не понимаю!
— Очень просто… Народ хоть несколько месяцев пожил в радости и счастье!
— А ведь в самом деле! — смутился я оттого, что не смог догадаться о такой простой вещи.
Мы еще поговорили о том о сем, и, между прочим, господин министр упомянул, что в связи с ожидающимся радостным событием, о котором шла речь, в один день произведут в генералы еще восемьдесят человек.
— А сколько их сейчас?
— У нас их, слава богу, много, но этого требует престиж страны. Вы только вдумайтесь: восемьдесят генералов в один день.
— Внушительно.
— Еще бы! Главное — как можно больше помпы и шума!
В министерстве просвещения собрались самые маститые ученые. Работа здесь ведется основательно и продуманно. Пятнадцать, а то и двадцать дней шлифуется стиль даже самой незначительной бумаги, вплоть до языковых мелочей, всяких там падежей с предлогами и без предлогов.
Я познакомился с некоторыми делами.
Один директор гимназии пишет, например:
«Господину министру просвещения.
Преподаватели гимназии вот уже шесть месяцев не получают жалованья и доведены до такой нужды, что сидят без куска хлеба. Так дальше продолжаться не может, потому что это губит авторитет как преподавателя, так и гимназии.
Покорнейше прошу господина министра как можно скорее ходатайствовать перед господином министром финансов о необходимости дать распоряжение, по которому нам выдали бы жалованье хотя бы за три месяца».
На загнутых полях заявления помечено:
«Министерство просвещения.
П. Н. 5860.
1/II 1891.
Директор . . .ской гимназии просит выдать учителям жалованье за три месяца».
Ниже — другим почерком — заключение:
«Стиль неправильный. Порядок слов не отвечает правилам синтаксиса. Употреблены иностранные слова: «продолжаться» и «необходимый».
(Эти слова в заявлении подчеркнуты красным карандашом.)
Еще ниже рукой министра написано (почерк плохой, неразборчивый, каким он обычно становится у всякого, как только он попадает в министры):
«На заключение Совету по делам просвещения».
Под этим опять другим почерком начертано:
«2/III 1891.
Главному совету по делам просвещения».
(Можно подумать, что, помимо Главного совета, существовало, по крайней мере, тридцать второстепенных, хотя он был один-единственный).
«При сем препровождается заявление директора . . .ской гимназии для изучения грамматических форм, синтаксических и стилистических особенностей его языка. Вместе с заключением Совета оно должно быть возвращено министерству просвещения для дальнейшего движения.
По приказу министра и т. д.
Не прошло и пятнадцати дней, как Главный совет по делам просвещения, ввиду срочности дела, собрался на заседание. Рассмотрев в числе других вопросов и этот, Совет решил послать заявление директора на отзыв двум специалистам. Назначили двух человек, записали решение и поручили секретарю проследить за его выполнением. Далее шли письма специалистам:
«Господин NN! Согласно распоряжению господина министра просвещения за № 5860 от 2/III сего года и решению XV заседания Главного совета по делам просвещения, состоявшегося 17/III того же года, д. № 2, имею честь просить Вас изучить заявление директора . . .ской гимназии с точки зрения грамматики, синтаксиса и стиля и в кратчайший срок представить Совету подробное заключение.
Примите мои уверения в глубоком уважении.
Председатель Гл. совета по делам просвещения
Письмо такого же содержания было направлено и второму специалисту.
Через два месяца в Совет по делам просвещения пришло подробное заключение о заявлении директора, над которым совместно трудились оба специалиста. Заключение начиналось так:
«Главному совету по делам просвещения.
Мы рассмотрели и изучили заявление директора . . .ской гимназии и имеем честь сообщить Совету следующее.
В природе все подчинено закону поступательного развития и совершенствования. Как простейший одноклеточный организм в результате поступательного развития и совершенствования в течение многих веков превратился в сложнейший человеческий организм, так и язык в течение многих веков развился от звуков неартикуляционных, звериных до уровня совершенства современных языков.
Для большей ясности и наглядности изложения мы будем пользоваться следующим планом:
1. Звуковая речь и ее возникновение.