Пытаясь расстаться с хвостом, он даже подвергся операции, но это ему не помогло. Говоря точнее, он не лег на операционный стол, он встал перед покрытым зеленым сукном столом судьи, и это было все равно, что лечь под нож хирурга. Операция прошла успешно, он был объявлен невиновным, но, видно, хвост вырезали не с корнем, и он продолжал его ощущать.
Хвост не мешал ему ни есть, ни пить, не мешал спать, он мешал сесть на стул, например, на чиновничий и вообще на стул, представляющий собой выражение доверия. И что только он не делал, чтобы скрыть хвост, который ему не могли простить. Он советовался с кем только мог и охотно следовал советам. Один из его друзей как-то сказал:
— Стань набожным, предайся молитвам и тихой жизни.
И он регулярно посещал церковь, крестился после каждого «Аминь» и «Господи, помилуй!», выучил всю литургию на память и даже часто пел на левом клиросе. Однако всякий раз, выходя из церкви со службы божьей, он хоть и не щупал своего хвоста, но по взглядам других прихожан отчетливо чувствовал, что хвост еще волочится за ним.
В отчаянии он пошел к друзьям, с которыми уже советовался, и рассказал им о своей беде. Они повесили головы, задумались и дали ему тогда новый совет:
— Будь весел и собирай вокруг себя веселых друзей. Веселье высушит хвост, и он отпадет.
И он ударился в разгул. Не расставался с вином, песнями и веселыми друзьями. Ему не хватало ночей, чтобы удовлетворить свою жажду развлечений, и он убивал на это и дни. Однако всякий раз, возвращаясь с гулянок домой, он хоть и не щупал своего хвоста, но по взглядам своих собутыльников отчетливо чувствовал, что хвост еще волочится за ним.
Он пошел к друзьям, с которыми уже советовался, и рассказал им о своей беде. Они повесили головы, задумались и дали ему тогда новый совет:
— Проявляй благородство, делай добрые дела. Это верное лекарство, избавляющее человека от любого хвоста.
И он занялся благотворительностью. Он не был богат, но тратил на добрые дела больше половины своих достатков. Помогал каждому, кому требовалась помощь, делился с бедняками, вносил пожертвования, когда слышал, что нужны деньги для какой-нибудь гуманной цели. Однако всякий раз, сделав доброе дело, он хоть и не щупал своего хвоста, но по взглядам тех, кому делал добро, отчетливо чувствовал, что хвост еще волочится за ним.
В отчаянии он пошел к друзьям, с которыми уже советовался, и рассказал им о своей беде. Они повесили головы и дали ему тогда новый совет:
— Будь богатым. Богатство прикрывает любой хвост, который тянется за человеком в жизни.
И он берется за дело. Трудится до пота, пускает деньги в оборот. Из динара делает два, из двух — шесть, из шести — пятьдесят, из пятидесяти — сотню, две, три… Карманы его раздуваются от банкнотов, касса не вмещает денежных пачек, он принят деловыми кругами и, смотри-ка, начинает чувствовать, что хвост его понемногу усыхает. Хоть он и не щупал своего хвоста, но по взглядам своих деловых друзей отчетливо понял, что распрощался с хвостом навеки.
Мало того, он уже почувствовал, что теперь может усесться на те самые стулья, на которые прежде ему не давал сесть хвост. Так в один прекрасный день он становится членом наблюдательного совета одного из банков, потом членом партийного комитета, а потом и кандидатом в совет общины. И кто знает, не пересядет ли он с обыкновенных стульев в кресло.
И всякий раз по вечерам, довольный тем, что распростился с напастью, он ложится спать и шепчет под одеялом сам себе тот совет, который ему дали друзья:
— Будь богатым. Богатство прикрывает любой хвост, который тянется за человеком в жизни.
Перевод Д. Жукова.
Жертва науки{95}
Господин Пайя уже много лет служит младшим регистратором в канцелярии уездного начальника. Он ревностный, уважаемый и, как говорит уездный начальник, солидный человек. Вот уже лет двадцать он довольствуется «полным практикантским жалованьем»{96}, утешаясь посулами всех уездных начальников о переводе его в штатные чиновники, и работает, работает за четверых, работает за пятерых…
Он почтителен и покорен, как и положено ему быть, уездного начальника считает существом высшим и трепещет перед ним, как когда-то трепетал перед учителем. Он не очень грамотен. В его личном деле записано, что он закончил всего четыре класса начальной школы, но, как регистратор, он очень ценится благодаря своей памяти. Ему не нужны ни протоколы, ни книги записей, он каждую бумагу и каждую цифру в ней знает наизусть. И не только это: он помнит любой циркуляр, номер этого циркуляра и номер «Служебной газеты»{97}, в которой он опубликован. Ни уездный начальник, ни чиновники никогда не заглядывают в бумаги или газеты: когда им нужно на что-либо сослаться, они зовут господина Пайю, и он тотчас все излагает им как по-писаному. Он служит живым справочником, и нередко выпадают дни, когда господину Пайе не удается спокойно посидеть на своем стуле: он ходит из кабинета в кабинет и дает сведения о номерах.
И в личной жизни господин Пайя, говоря словами уездного начальника, солидный человек. По кофейням никогда не ходит; совершит прогулку за город после работы и возвратится домой — вот и все. Проживает он у вдовы, некоей госпожи Милевы, которая имеет пять комнат и две из них сдает. В одной из этих комнат живет господин Сима Станоевич, сборщик налогов, которого почти никогда не бывает дома, а в другой, маленькой, — господин Пайя, который, напротив, всегда дома.
Господин Пайя уже пять лет живет на полном пансионе у вдовы и чувствует себя здесь как в собственном доме. По утрам он ходит на базар за покупками. Он заботится о дровах и о прочих домашних нуждах. И вдова не раз уже говорила:
— Совсем заменил мне покойного мужа!
Однако это не совсем так: господин Пайя не во всем заменил покойного. Он лишь ходил на базар, заботился о доме и каждый вечер играл с госпожой Милевой в карты.
Нельзя сказать также, что господин Пайя не пытался во время игры в карты чуть-чуть свободнее, чем разрешают приличия, вытянуть ногу под столом или обиняками завести разговор на эдакую щекотливую тему.
— Является вам когда-нибудь во сне покойный супруг? — спросит он как бы между прочим, мешая карты.
— Да как вам сказать, господин Пайя, — простодушно отвечает вдова. — Покойник как был при жизни свиньей, так и остался.
— А что? — удивляется господин Пайя.
— Да так. Нет чтоб явиться во сне, как другие покойники, пахну́ть базиликом и ладаном и сказать благостное и утешительное слово…
— А что же?
— Да что! Эта свинья, скажу я вам, и мертвый помышляет о непристойном. Придет ко мне во сне и… стыдно даже сказать…
— Так-то оно так, — цепляется господин Пайя за удобный повод, — так-то оно так, да вы-то как же… как вам сказать… Раз вы избегаете живых людей, так оно и…
— Э-э, знаю я, куда вы гнете, господин Пайя!
— Я никуда не гну, — оправдывается господин Пайя. — Я только говорю… Я здесь… уж свой… вы не можете сказать, что я…
— И не говорите мне об этом, — перебивает его госпожа Милева. — Во-первых, запомните, что я женщина честная, и во-вторых, я пробовала было с квартирантами, да только они после этого не платят за квартиру.
После таких решительных слов господину Пайе, разумеется, ничего иного не остается, как прекратить в этот вечер дальнейший разговор и продолжать игру в карты.
В другой раз господин Пайя пытается начать разговор иначе:
— Госпожа Милева, ведь неинтересно играть в карты так, ни на что. Что за интерес выигрывать?
— Ну что же, давайте играть на динар.
— Нет, и это неинтересно. Я каждый вечер проигрываю, а это получится тридцать динаров в месяц.
— А на что же нам тогда играть?
— На это самое… — взволнованно продолжает господин Пайя, — вот если бы… например…
— Опять вы, господин Пайя, свое гнете. Запомните, я не какая-нибудь, чтобы в карты проигрывать свою честь!
Таким образом, все попытки господина Пайи оставались безуспешными; однако это нимало не нарушало мирного и плавного течения жизни в доме.
Нечто совсем другое нарушило спокойствие этой жизни. Господин Сима, сборщик налогов, тот самый, что жил во второй комнате, был переведен на службу в другой город, а комнату его снял молодой учитель городской четырехклассной частной гимназии.
Молодой человек только что закончил, — а может быть, и не закончил, — университет, приехал в город и по конкурсу получил место учителя естественных наук.
Он вселился в комнату с большой кипой книг и зарылся в них. В первые дни он ходил обедать и ужинать в кофейню, а впоследствии тоже договорился с госпожой Милевой о том, что будет питаться дома, и теперь за столом их сидело трое. Нового гостя называли «профессором». За столом он все больше молчал; обедал и ужинал с книгой в руке. Господин Пайя и госпожа Милева даже были вынуждены из-за него прекратить свою обычную игру в карты, так что господин Пайя начал уже в душе негодовать на нового постояльца.
Но так продолжалось с неделю, пока они не узнали друг друга ближе. Однажды под вечер господин Пайя и учитель совершили прогулку за город, и учитель стал немного разговорчивее за столом.
Между «профессором», только начинающим свою служебную карьеру, и чиновником, прослужившим целых двадцать лет, завязалась настоящая дружба. Карты были забыты, и каждый вечер после ужина «профессор» и господин Пайя удалялись в комнату учителя, где вели интересные беседы, исключительно на темы, имеющие прямое отношение к предмету, который преподавал учитель.
Сперва казалось, что «профессору» просто доставляет удовольствие просвещать господина Пайю, однако позже стало ясно, что он просто репетировал свои лекции, которые назавтра должен был читать ученикам. Таким образом, несчастный господин Пайя за несколько месяцев вынужден был прослушать всю зоологию, всю минералогию и бог знает что еще, и все это — от корки до корки.